Трупы. Повсюду трупы разных людей и животных. Пустые глаза, скрюченные конечности и разлагающаяся плоть. Гнилостная вонь обжигает мне горло, проникает в легкие. Такая густая, что я практически могу вонзить в нее зубы. Всего на расстоянии вытянутой руки лежит пропавшая лесная странница, ее тело чистое, как стекло, не считая окровавленных ребер. Поспешно я ковыляю босиком к двери, спотыкаясь, крича и задыхаясь от рыданий, когда тела перекатываются под моим весом. Я отчаянно пытаюсь борюсь с неудержимыми рвотными позывами, чтобы не запятнать эти потерянные души, но ничего не поделаешь. Меня тошнит и тошнит. – Выпустите! – кричу я, когда меня выворачивает наизнанку, уже нет смысла притворяться, что я держу себя в руках. Никто не отвечает, а мое тело слишком истощено для побега в животной форме. Я поднимаю голову к потолку и ищу какое-нибудь отверстие, через которое я смогу пролететь, как только наберусь достаточно сил. Там ничего нет. Меня так сильно трясет: просто чудо, что я не содрала кожу с костей. Негде стоять, негде сидеть, негде существовать, кроме как на ком-то сверху; тела полностью покрывают землю. Я прижимаю кулаки к металлической двери и изо всех сил пытаюсь успокоить свое прерывистое дыхание. Мне нужно подумать. Мне нужно дышать. Но я не могу. Я не могу думать ни о чем, кроме жертв у меня под ногами, тех, кто больше не может дышать, тех, чьи жизни были у них украдены. И для чего? Потому что они родились с магией в крови? Потому что они провалили все испытания, которые им навязали? Потому что они не были людьми? Все это неправильно. Казни. Предубеждения. Эта кампания по опустошению земли и уничтожению магии внутри, как будто это может оправдать предотвращение еще одного Разрушения. Наконец что-то пробивается сквозь мой ужас и отвращение. Рыдание вырывается из моего горла, а затем я плачу. Настоящий истерический плач, смесь слез, соплей и припухлостей, то ли от горя, то ли от ярости, я не знаю. Мне приходит в голову, что это могло случиться с Элосом. Это почти стало его реальностью, и я плачу еще сильнее. Плачь, кричи. Еще немного кричи. Я думаю о Симеоне, который ткнул меня локтем между ребер в замке Роанин. Я думаю о Доме, объявившем меня монстром, и о сестре Сералины, создавшей символ, чтобы отвести несчастье. И внезапно я перестаю злиться на свою мать за то, что она бросила Элоса и меня, за то, что решила сбежать и спасти себя. Я зла на тех мужчин с их стрелами с черным оперением, которые заставили ее выбрать себя в первую очередь. Знание – это откровение, наряду со всем остальным. У моей матери была своя жизнь до того, как у нее появились мы. У нее были муж, сын и дом с дворцовыми стенами. Уэслин однажды сказал нам, что мать Джоула, моя мать, покинула Орас до того, как ее убили, но он никогда не говорил, как долго ей удавалось скрываться. Вероятно, она сбежала в Каэла-Ридж и родила Элоса и меня несколько лет спустя. А до этого она была королевой. Королева. Что это значит для Элоса и меня? Похоже, в сознании Джоула таится угроза. Мне так много нужно у нее спросить, так много пробелов в истории, которые может заполнить только она. И она ушла. Убита, как и все остальные лесорожденные в этой комнате, без возможности думать, говорить, действовать или что-либо знать, когда-либо снова. Но я все еще дышу. Эта мысль дает мне ясность по мере того, как день затягивается. Дверь – единственный выход, и за этим путем следят. Так что мне придется найти другое. Я делаю вдох и снова оглядываю комнату. В стене напротив моей есть отверстие, арка из кирпича, которая уходит в тень. Это может ни к чему не привести, но это только начало. Собравшись с духом еще на мгновение, я медленно, мучительно иду через комнату, убирая тела со своего пути, насколько это в моих силах. Когда я добираюсь до арки, я обнаруживаю, что она простирается достаточно далеко, чтобы я могла сделать несколько шагов, если наберусь смелости пересечь покрытый сажей пол без обуви. Я колеблюсь, затем немного наклоняюсь и делаю шаг вперед. Острый кончик впивается в подошву моей ноги, и я сдерживаю крик, поднимая ногу, чтобы смахнуть мусор. Это осколки костей. Желчь подступает к моему горлу. Ногой смахиваю осколки, а затем прокладываю путь к задней части и прижимаю руки к стене. Никаких отверстий, которые я могла бы разглядеть, но если здесь был зажжен огонь, как я начинаю подозревать, огню нужен воздух, чтобы оставаться живым. А это значит, что где-то должно быть отверстие. Я поднимаю глаза. Там есть толстая металлическая решетка, такая покрытая коркой и черная от сажи, что ее трудно разглядеть в темноте. Отверстие в дымоход. Я просовываю пальцы в щели вокруг жирных, искривленных стержней и тяну. Немного мусора сыплется мне на голову и плечи, и свежие порезы от осколков стекла протестующе кричат, но решетка не поддается. Я пытаюсь снова, поднимая колени так, чтобы весь мой вес повис на решетке. Ничего. К настоящему времени я восстановилась достаточно, чтобы выдержать превращение, по крайней мере, некоторое время. Поэтому я сбрасываю одежду и превращаюсь в рысь, а затем сжимаю челюсти вокруг решетки. Во рту появляется неприятный привкус, но я не позволяю себе остановиться и подумать, что бы это могло быть. Я тяну, и на этот раз металл слегка стонет в знак протеста. Я не знаю, как долго я остаюсь там, работая над тем, чтобы ослабить решетку. Мои челюсти болят, как гром, к тому времени, как я отпускаю его и опускаюсь обратно на пол. Металл не поддается. Это не может быть концом. Не когда я действительно нашла выход, из которого могу улететь. Борясь с тем, чтобы не поддаться отчаянию, я снова превращаюсь в человека и засовываю рубашку в рот, пытаясь соскрести привкус с языка. Затем я, спотыкаясь, возвращаюсь в комнату, грудь тяжело вздымается. Подумай, Рора. Думай. Воздух питает огонь. Огонь порождает дым. Дыму нужно средство спасения, если здешним солдатам предназначено войти в эту комнату после пожара, не вдыхая его. Я осматриваю стены и нахожу то, что искала: маленькие металлические вентиляционные отверстия, похожие на решетку дымохода в миниатюре, расположенные в стенах на приличном расстоянии друг от друга. Всего их четыре, и я пробираюсь с надеждой к первому из них. Не поддается. Я недоверчиво фыркаю и перехожу ко второму, проводя пальцами по рубашке; они натирают кожу от усилий, и пара ран снова открылась. Второе держится так же крепко, как и первое, и на этот раз я не заглушаю свой крик разочарования. Осталось только два. Я выбираю тот, который находится дальше всего, и двигаюсь, пока не оказываюсь прямо перед ним. В наборе не хватает пары железок, поэтому я переключаюсь на рысь и осматриваю отверстие. Мое сердце чуть не разрывается от этого зрелища. Металл начал ржаветь. Когда я крепко ухватилась зубами, я дергаю, и решетка с визгом освобождается. Отверстие в стене достаточно широкое, чтобы сбежать. Я шепчу последнее извинение и обещание телам вокруг меня. Затем я использую свой шанс и влетаю в щель, превращаясь из ястреба в мышь, когда мои когти начинают скользить по металлу. Усталость разъедает мое тело; силы, которые я восстановила, почти истрачены. Однако у меня нет выбора, кроме как продолжать, пока я могу, поэтому я пробираюсь по металлическому туннелю, подергивая усами. Наконец проход заканчивается отверстием размером с кирпич. Темная ночь окутывает мир снаружи, и свежий воздух очищает мои легкие, как поток. Я улучаю минуту, чтобы прислушаться к звукам беспокойных охранников, стоящих на страже, но, похоже, они оставили эту сторону здания без контроля. Я собираю последние остатки сил и превращаюсь в ястреба, позволяя своим крыльям быстро, тихо унести меня прочь. Двадцать пятая глава Я нахожу парней совсем недалеко от того места, где я оставила Уэса. В конце концов, они не подчинились моему приказу двигаться дальше. Элос вскакивает на ноги в тот момент, когда я вырываюсь на поляну. Уэслин, расхаживающий взад и вперед, резко останавливается, положив руку на свой меч. Я падаю на землю и превращаюсь в человека, со вздохом возвращая себе свою естественную форму. Они мгновенно оказываются рядом со мной, мешанина конечностей поддерживает меня под мышками и предлагает мне мой рюкзак. Я отшатываюсь от их прикосновения, как будто оно обжигает. – Успокойся, – бормочет Элос, отступая, пока я натягиваю нижнее белье, темно-коричневые брюки, зеленую рубашку, носки, ботинки – движения механические, делающиеся дрожащими пальцами. – Ты в порядке. – Я сказал вам идти к реке! – задыхаясь, говорю я. – Ты думаешь, я мог бы оставить тебя? Уэс поворачивается спиной, пока я переодеваюсь. Я думаю, что должна быть благодарна или, по крайней мере, чувствовать что-то, но мне трудно сосредоточиться. Щит более плотного тумана, чем мы сталкивались, проник в мой мозг, скрывая большинство нитей рационального мышления. – Ты в порядке, – повторяет Элос. – Ты… что случилось с твоими руками? Они снова кровоточат. Уэс поворачивается, и я опускаю руки, глядя на него и брата. Оба видны в лунном свете, целые, дышащие и, к счастью, живые. Но не в безопасности. Еще нет. – Мы должны двигаться, – прохрипела я, когда Элос достал бинты из своего рюкзака. – Джоул хоч… – Посмотри на меня, Рора, – говорит он очень серьезно, сбрасывая бинты и беря мое лицо в свои руки. – Они причинили тебе боль? – Нет. Не я, они… Подожди, они причинили тебе боль? – инстинктивно спрашиваю я. Но Элос качает головой. – Тогда послушай меня. Джоул знает, что мы трое путешествуем вместе, и он знает, что король Жерар работает с оборотнями… – Что? Как? – спрашивает Уэс. – …И он подразумевал, что это равносильно отказу от его условий. Он собирается напасть. – Он был там? – Уэс спрашивает, в то же время Элос восклицает: «Сейчас?» – Откуда мне знать? – огрызаюсь я. – Если он не отдаст приказ сейчас, я уверена, что он скоро это сделает! Несмотря на тревогу Элоса, его руки спокойны, когда он касается моих собственных. – Рора… – Я в порядке, – настаиваю я, но на этот раз, когда я смотрю на своего брата, я не вижу в его темно-карих глазах беспокойства, на коже полно синяков, но она полна жизни. Я вижу тела, некоторые целые, некоторые разорванные, кишащие насекомыми. Запах разложения задерживается в моих ноздрях, как струйки дыма. Я теряю равновесие и падаю в траву. – Что с ней не так? Что случилось? – требует Уэс. Его голос звучит так, как будто он чувствует свои руки, придерживая мои волосы, пока я давлюсь. Эта нелепая мысль вызывает еще более нелепый порыв рассмеяться. Вместо этого я начинаю дрожать сильнее: грудь, руки, ладони – везде. Кажется, я не могу остановиться, и стена тумана сгущается. Рука на моем затылке. – Она не чувствует лихорадки. – Она в шоке. – От чего? – Я не знаю. Что-то мягкое коснулось моего рта, вытирая остатки слюны. – Она права. Нам нужно двигаться. – Она дрожит. Возьми это. Что-то обвилось вокруг моей шеи, громоздкое и теплое. Я опускаю взгляд. Плащ. – Рора. Я качаю головой. – Рора, – повторяет Элос, на этот раз более настойчиво. – Мне нужно, чтобы ты встала. Вырываю свою руку из руки, которая ее хватает.