Но тогда что я должна делать? Доставить одного мертвого сына королю Жерару в обмен на ключ к спасению другого? Невозможно. А что, если бы я это сделала? Что, если я приберегу это для Финли, и, не дай бог, он уже уйдет? Финли. Уэслин. Я разрываюсь по швам, разрываюсь надвое. «Пожалуйста», – сказала Вайолет. Я опускаюсь на колени у плеча Уэса. На другом берегу реки, высоко вверху, Элос отчаянно машет руками, крича на меня. Но его слова заглушает рев течения и мое желание не слышать их. Я уверена, что он просто видит мой сжатый кулак и догадывается, что я собираюсь сделать. И это еще одна проблема. Если я спасу Уэслина, я обреку на гибель больше, чем своего друга. Я обрекаю на смерть юношу, которого любит мой брат. Могу ли я сделать это с Элосом? Предать его доверие способом, который может оказаться за гранью примирения? Элос, который пожертвовал всем ради меня. Мой брат благородный. Мой брат хороший. Я смотрю на лицо Уэса и знаю ответ. Я всегда знала это, потому что это то, кто я есть. Умная и сострадательная, смелая и сильная. Но не настолько самоотверженная. Я раздвигаю губы Уэслина и позволяю звездной пыли упасть между ними. Двадцать седьмая глава В течение нескольких мучительных мгновений ничего не происходит. Уэс остается неподвижным, как всегда, и в этой зловещей тишине мне остается размышлять о масштабах того, что я сделала, и о том, что это, возможно, было напрасно. Что, если я опоздала, для «звездной пыли» или для Уэса? Что скажет Элос? Неуверенно я поднимаю глаза на ущелье. Его там нет. Перья колют мою кожу. Но прежде чем я успеваю продолжить поиски, Уэслин резко просыпается. Сильный кашель сотрясает его легкие, настолько сильный, что все его тело сотрясается. Это самый прекрасный звук, который я когда-либо слышала. Сердце бешено колотится в моей груди, я помогаю ему перевернуться на бок, когда вижу, какие усилия он прилагает. Его руки зарываются в грязную землю, пытаясь обрести устойчивость, пока он очищает свой организм от речной воды. Когда его измученное дыхание, наконец-то, переходит в тихие хрипы, он выпрямляется. Некоторое время он ничего не говорит. Просто сидит и дышит. И в этой тишине я смотрю на него. Действительно рассматриваю: кожа покрыта грязью и каплями воды; широкая грудь поднимается и опускается; напряженные руки поддерживают его вес; густые брови; широко раскрытые глаза чуть не отправившегося на тот свет человека; рот, к которому я прильнула своим собственным. Все то, что у меня чуть не отняли. Я не могу насмотреться. В какой-то момент я понимаю, что он тоже думает об этом, потому что он смотрит на мое заплаканное лицо, а затем притягивает меня к себе и целует. Целоваться с Уэсом – это совсем не то, а ведь этот момент целоваться с человеком, которого я вытащила из реки. Он бодрящий, теплый и удивительно живой, губы прижаты к моим, пальцы в моих мокрых волосах, руки на затылке. Ближе, еще ближе. Так жадно, что пыталась забрать река. Его руки опускаются на мою талию, где промокшая одежда все еще прилипает к коже, и я останавливаюсь, обводя его плечи, вниз по груди, чтобы ненадолго положить ладонь на его сердце. Уверяю себя в том, что сердце до сих пор бьется, что, искра все еще внутри. И жизнь, которую я чуть не потеряла. Возможно, почувствовав, что я отвлеклась, он вскоре снова привлекает мое внимание дорожкой поцелуев вдоль моей челюсти, вниз по шее, отчего мое сердце сладостно сжимается. В конце концов мне приходится отстраниться, чтобы отдышаться, и, когда я это делаю, он обнимает меня за талию, уверенно и сильно, еще не желая отпускать. И это хорошо, потому что я тоже не хочу этого. Я прижимаюсь лбом к его лбу, наслаждаясь ощущением его кожи под кончиками пальцев и его дыханием. Ни человек, ни оборотень. Ни вождь своего народа и, по слухам, ни предмет пророчества. Всего лишь мы. На несколько драгоценных мгновений только мы. Я немного смеюсь, чувствуя себя легче, чем за последние недели, возможно, месяцы. Уэслин улыбается и смахивает мои слезы большим пальцем, бормоча что-то, что зажигает тысячи огней в каждом нерве, в каждой точке моей кожи. А затем он огрызается, на его лице ясно написана тревога. – Ящик! Фин! Он вскакивает на ноги и находит свой рюкзак после кратких, но отчаянных поисков, и слишком скоро наступает момент, которого я так боялась, когда я могу потерять то, что только что приобрела. Он разрывает его, замирает, затем замечает открытую коробку, лежащую рядом. Серая пыль внутри. Все его тело оседает. Хромой. Побежденный. – Испорчены, – говорит он, как будто он уже стоит в будущем, измученный рытьем могил. – Все испорчено. Его голос немного срывается на этом слове, и внезапно мне хочется скрыть от него правду. Страстно желая позволить ему поверить, что он выжил только случайно. Но что-то возникло между нами в ту ночь у костра, когда мы поделились болезненными истинами, которые скрываем от остального мира. Возможно, для каждого из нас было труднее всего доверять другому, но мы все равно сделали это. Доверие. И я отказываюсь предавать этот дар, каким бы болезненным он ни был. Пытаюсь сконцентрироваться, а затем говорю: «Там немного осталось». Медленно, чуть-чуть, его взгляд поднимается от коробки ко мне. Тишина ужасна. – Уэс… Но я замолкаю при виде моего брата, несущегося к нам по береговой линии. Он сделал это! Он пересек! – РОРА! – воет он таким злобным голосом, что я инстинктивно вскакиваю на ноги. Я заставлю свое сердце биться нормально, попытаюсь остановить адреналин, протекающий по моим венам. Это не враг. Он мой брат. Только я редко видела его таким злым, и никогда на меня. Лицо красное, конечности размахивают. Он выглядит опасным. – Ты этого не сделала, – умоляет он, резко останавливаясь передо мной. – Скажи мне, что ты этого не сделала. – Элос… – Сколько осталось? После реки что-нибудь осталось? Я сглатываю. – Достаточно для одного. – Это был его шанс! – кричит он, бешено размахивая руками. – Его единственный шанс, единственная причина, по которой мы покинули Тилиан. – Финли не единственный… – …тот, кто имел для нас значение. Холодные слова разрывают тишину, как осколки стекла. Все, что делает Уэс, – это поворачивается обратно к реке, единственный признак того, что удар был нанесен. Я пристально смотрю на своего брата, уставившись на него так, словно никогда раньше его не видела. – Есть и другие, кого мы намереваемся спасти, – снова говорю я, гнев нарастает. – И почти не осталось звездной пыли. У меня не было выбора. – Конечно, у тебя был выбор! – Он умирал! – кричу я, глядя на Уэса, который смотрит в сторону. – Финли умирает, – выдавливает Элос сквозь стиснутые зубы. – Помнишь Финли? Твоего друга? Или, может, ты забыла, ослепленная красивым лицом. – Не смей говорить что-то подобное, – отвечаю я ему, все еще не зная, как вести себя в этой атаке. Меня обвиняли, на меня кричали, да, но это был не он. – Не смей говорить мне, что мне все равно. – Ваши действия говорят сами за себя. – Элос, – бормочет Уэс, делая шаг вперед. – Этого достаточно. Дело сделано. – Нет, ты не имеешь права говорить! – парирует мой брат, отталкивая Уэса. – Ты думаешь, что тебя больше, чем меня, волнует, что случится с моим собственным братом? – Уэс бросает вызов повышающимся голосом, все еще немного хриплым от реки. – Да, может быть, и так, – говорит Элос, снова толкая его. – Прекратите! – кричу я, вставая между ними. – Это не ты. Все здесь любят Финли. Ты это знаешь. Он громко усмехается. – Может быть, мы сможем вернуться к гигантам, – предлагаю я. – Мы произвели хорошее впечатление. Я уверена, что они дали бы нам больше. – Нам больше нечго предложить взамен – отвечает Уэс, все еще избегая моего взгляда. – И мне нужно вернуться в Роанин. Я должен предупредить своего отца о нападении на Гленвейл; я уверен, что в следующий раз они придут в Тилиан. Элос ругается.