Я добрался до своей машины и поехал на работу. Напряженные рабочие дни стали нормой. С утра я помогал нескольким будущим невестам подобрать платья из тафты, показывая образцы. Женихи были не менее придирчивы, чем невесты. Они долго решали, какой галстук подобрать, рубашки с какими манжетами надеть. Я делал обмеры, показывал образцы и едва успевал заполнять бланки заказов. У последней пары свадьба намечалась многолюдная, и я буквально вспотел, записывая их пожелания. К счастью, все было выполнимо. Жених вручил мне задаток. Я поблагодарил за то, что они обратились в нашу фирму, и мы распрощались. Только тогда я заметил еще одного посетителя: молодой человек терпеливо дожидался, когда я освобожусь. — Добрый день. Чем могу служить? — спросил я. Посетитель переминался с ноги на ногу. Я привык, что людям надо собраться с мыслями, и не торопил его. — Мне нужен костюм для пятилетнего мальчика, — наконец сказал он. — Хорошо. — Я достал чистый бланк заказа и приготовился записывать. — Скажите, еще кому-нибудь на вашем торжестве понадобится костюм? Посетитель покачал головой. — Должно быть, мальчик понесет кольца? — спросил я. — В таком случае мы попытаемся подобрать ему костюм, подходящий к костюму жениха. — Нет, не надо. Я сделал пометку в бланке. — Отлично. На какой день оформлять прокат? — Мы хотим купить костюм, — с непонятной мне серьезностью произнес посетитель. Я отодвинул бланк. — Разумеется, решать вам, но мне хотелось бы предостеречь вас от лишней траты денег. В таком возрасте дети растут очень быстро. Торжества происходят не каждый день и не внезапно. Вы всегда можете взять костюм напрокат. У нас широкий выбор не только взрослой, но и детской одежды. Молодой человек молча кивал. — Я все-таки считаю своим долгом вас предупредить. Удлинить пиджак невозможно. Можно лишь немного отпустить рукава и брючины, и все. А ваш мальчик за год вырастет из этого костюма. Посетитель впервые поднял на меня глаза. — Уже не вырастет. В этом костюме мы будем его хоронить, — тихо сказал он. Его слова оглушили меня, как удар молота. Я отвел глаза. Было тяжко выдерживать безжизненный взгляд отца, потерявшего ребенка. — Простите меня, пожалуйста, — пробормотал я. — Сейчас я помогу вам выбрать костюм. Я подвел его к стойке с детскими костюмами и снял оттуда изящный мальчишеский пиджак с атласными лацканами. — Один из самых моих любимых, — сказал я. — Красивый пиджак, — бесцветным голосом согласился заказчик. — Осталось подобрать брюки. Он подал мне клочок бумаги, где были записаны размеры. — Я распоряжусь, чтобы пиджак и брюки подогнали. Вы сможете получить костюм завтра после полудня. Посетитель одобрительно кивнул. — Я сделаю вам скидку, — сказал я. — Я вам очень признателен, — тем же бесцветным голосом ответил он. Еще через пару минут этот человек вышел на улицу и смешался с толпой, охваченной предрождественскими заботами. * * * Пока я управлялся с заказчиками, обговаривая фасоны платьев и подбирая смокинги, Кери занималась повседневными делами. Она накормила, выкупала и одела Дженну, после чего стала готовить завтрак для Мэри. Обычно завтрак нашей хозяйки состоял из яйца-пашот[7] на ломтике бисквита, приправленного ложкой голландского соуса. Дополнив еду чашкой горячего мятного чая, Кери с подносом направилась в столовую. — Мэри, ваш завтрак готов, — сообщила Кери и вернулась на кухню. Спустя несколько минут она снова пришла в столовую узнать, не желает ли Мэри еще чего-нибудь. Завтрак остался нетронутым. Тогда Кери прошла в малую гостиную, Библия лежала на своем месте, но Мэри не было и там. Вязаное пальто висело на вешалке. Наверное, Мэри проспала завтрак. Подойдя к двери ее спальни, Кери осторожно постучала. — Мэри! Ваш завтрак готов. Чай стынет. Ответа не было. Кери нажала ручку и открыла дверь. Шторы на окнах были задернуты. В комнате стоял полумрак. Мэри лежала в постели, не подавая признаков жизни. — Мэри! Мэри! — испуганно закричала Кери. Она приложила ладонь к щеке хозяйки. Щека была теплой. Тут Кери заметила, что Мэри дышит, но с трудом. Дорога была каждая минута. Кери бросилась к телефону и вызвала карету «скорой помощи». Выглянув в окно, Кери увидела садившегося в машину Стива. Она выбежала на улицу, даже не накинув пальто. — Кери, что случилось? — спросил обеспокоенный Стив. — Идемте со мной! Быстро! Мэри плохо! Вдвоем они побежали в спальню Мэри. Та по-прежнему лежала неподвижно. Стив взял ее за руку. — Мэри, вы меня слышите? Мэри с трудом приоткрыла один глаз. Кери облегченно вздохнула. Сирена «скорой помощи» была слышна за два квартала. Кери вышла встретить санитаров. Те быстро прощупали пульс, затем молча уложили Мэри на носилки и понесли к выходу. Кери торопливо одела Дженну, и они поехали в больницу на машине Мэри. Я встретил жену и врача у дверей палаты Мэри. Когда Кери позвонила, я едва успел вызвать помощника и поехал в больницу. — Этого следовало ожидать, — с присущим медикам спокойствием сказал нам врач. — До сих пор миссис Паркин везло. Но опухоль давит на жизненно важные части мозга. Все, что мы можем сделать, это максимально облегчить ее страдания. Понимаю, звучит не слишком утешительно. Зато правда. Я взял Кери за руку. — Ей очень больно? — спросила у врача Кери. — Как ни странно, нет. Обычно пациентов с таким диагнозом мучают жуткие головные боли. У миссис Паркин тоже болела голова, но не слишком сильно. Начинается все с периодических головных болей. Затем они становятся постоянными. — Неужели Мэри все время испытывала боль? — спросил я. — По ней нельзя было сказать. — Миссис Паркин — стойкая женщина, — кивнул врач. — Но у стойкости есть пределы. Боюсь, теперь у нее начнется угасание сознания. Или провалы в сознании. — В каком состоянии она сейчас? — спросил я. — Спит. Я дал ей снотворное. Переезд в больницу отнял у нее немало сил. — А нам можно ее увидеть? — Нет. Лучше ее не будить. * * * Без Мэри особняк опустел, а мы впервые почувствовали себя здесь чужими. Мы съели незатейливый ужин. Разговор не клеился. Притихшая Дженна не просила меня почитать ей. Мы довольно рано легли спать, пытаясь ускользнуть в сон от гнетущей обстановки, воцарившейся в этом уютном доме. Меня снова разбудила музыка. Без Мэри даже музыка стала другой — более драматичной и напряженной. Как и в прошлый раз, музыка доносилась с чердака. Настойчиво, словно пение сирен, она звала меня туда. И опять я взял фонарик и пошел на темный чердак. Я поднял крышку рождественской шкатулки и уже не удивился, что музыка мгновенно смолкла. Я вытащил из шкатулки другое письмо и стал читать при свете фонарика. 6 декабря 1916 г. Любовь моя! Скоро опять наступит Рождество — время радости и покоя. Но в моем сердце по-прежнему ужасающе пусто. Говорят, время лечит все раны. Даже если и так, после ран остаются рубцы — свидетели боли. Помни меня, любовь моя. Помни мою любовь.