— Конечно, как координатор социальных сетей, ты должна была сказать это. Каким образом? — Во-первых, я меняю свой статус на Facebook с «холост» на «в отношениях». — Ты все ещё на Facebook? — он нахмурился. Она бросила на него взгляд. — А также мои родители и даже мой дедушка, так что да, я в Facebook. Кроме того, я веду социальную сеть для некоторых организаций, в которых участвует моя семья. И хочешь верь, хочешь нет, но весь мир ещё не забросил все остальные платформы ради TikTok. — Трогательно, — он поднял свой бокал с вином в знак тоста и отпил маленький глоток, на этот раз не поперхнувшись. — Что дальше? — Серия селфи нас двоих. На этой неделе мы будем делать по одной каждый день, чтобы быть в разной одежде. В нескольких местах. Внутри твоего офиса. Перед зданием. В кафе. Здесь, у меня дома. Пьём вино, — она присела рядом с ним, держа в одной руке бокал, а в другой — телефон, и сказала. — Улыбнись. Он улыбнулся, сверкнув улыбкой, которую она редко видела в офисе. А жаль. Улыбка Ксандера превращала его из просто симпатичного в уничтожающе, душераздирающе великолепного. Как в романтических романах, он выглядел так, будто вот-вот разобьет вам сердце, но позаботится о том, чтобы вы наслаждались этим, также как он. Улыбка исчезла в тот момент, когда снимок был сделан, и он наклонил голову, чтобы взглянуть на неё, чуть откинувшись назад, так как они были слишком близко. — Так мы действительно собираемся это сделать? Инсценировать отношения публично? — Не так уж и публично. Мой личный профиль в Facebook и Instagram являются частными. Только друзья и семья могут видеть то, что я публикую. Не волнуйся. Я сомневаюсь, что у нас есть какие-то пересечения среди друзей. Это не повлияет на твою бурную жизнь плейбоя, — она встала и вернулась на своё место. Он фыркнул. — Менее бурная, чем ты думаешь. Это был интересный комментарий, если бы она решила ему поверить, а она не уверена, что это так. Хотя он сказал, что не смог найти спутницу на свадьбу. Но это может быть просто из-за выбранного времени. Рождественские выходные. Люди строили планы с родственниками. Туристы заполняли городские улицы, а жители покидали город, отправляясь в дальние края. Все его подружки-модели наверняка улетали на острова Теркс и Кайкос или Сейшельские острова. Пока она размышляла о том, почему кто-то хотел провести Рождество на пляже, он сказал. — Итак, всё решено. Несколько селфи в офисе на этой неделе, поездка в пятницу на север штата. Ты идешь со мной на репетицию ужина и свадьбу. Тогда мы в расчёте. Хороший план, — он допил вино и встал. — Подожди. Мы ещё не закончили. Он перевел взгляд с коллекции щелкунчиков, украшавших рояль, на неё. — Что ещё? — Мы должны согласовать нашу историю. Как мы познакомились? Хотя, наверное, ответ будет — на работе. Но, например, как долго мы встречаемся? Откуда ты родом? Где ты учился? Есть ли у тебя братья и сестры… Он поднял руку, чтобы остановить поток вопросов. — Поправь меня, если я ошибаюсь, но разве мы не будем долгие часы сидеть вместе в машине, когда будем ехать на север штата? — Да. — Хорошо. Тогда мы это и обсудим. Спасибо за вино, — он двинулся к двери, где на мгновение задержался, чтобы посмотреть на эльфа, сидевшего внутри висящего там венка. Он покачал головой, затем повернул ручку и широко распахнул дверь. — Увидимся утром, — сказал он. Затем он ушёл. Ей предстояло немало потрудиться, чтобы заставить кого-нибудь поверить в то, что она и Александр Баррингтон созданы друг для друга. ГЛАВА 10 Ксандер посмотрел на Мерри, сидевшую за рулём. — Куда мы едем? Ему очень нравились кожаные сиденья Land Rover с подогревом. Но его удовольствие значительно уменьшилось из-за рождественских песен, непрерывно звучавших из спутникового радио. Через три часа поездки он был готов выйти из машины, хотя это был автомобиль его мечты. А пока — три разных исполнения «Двенадцати дней Рождества», которые он услышал, будут преследовать его во сне. — Куперстаун, — ответил Мерри. — И как далеко это? — спросил он. Она рассмеялась. — Ты говоришь так, как я во время поездок в город с родителями. Конечно, я ехала на бустере на заднем сиденье, и мой брат бил меня, когда никто не смотрел. А сестра всю дорогу меня игнорировала. Это моё оправдание. Мерри оставила это предложение в подвешенном состоянии, как бы ожидая его оправдания. — Ты намекаешь, что я говорю, как ребенок? — он вскинул бровь и бросил на неё косой взгляд, немного оскорбленный, даже если это и было правдой. Его вопрос граничил с нытьем. — Воспринимай это как хочешь. Сейчас мы здесь. Она включила поворот и замедлила ход. Через некоторое время они съехали с шоссе, и она свернула на просёлочную дорогу. Подумав, что поездка почти подошла к концу, он обрадовался. Но он ошибался. Прошла, казалось бы, целая вечность, а они всё ещё ехали, и это объясняло его предыдущий, немного детский, вопрос: «Мы уже приехали»? — Мы на месте, то есть у тебя дома? — он хотел уточнить, прежде чем снова обнадёживать себя. — Да, в доме моей семьи, — подтвердила она, и он сел на сиденье чуть ровнее. Большую часть пути было тёмно. Он уже давно потерял интерес к тому, чтобы попеременно смотреть в окно на чёрное зимнее небытие и просматривать приложения на своем мобильном телефоне, когда был сигнал, что случалось редко. Пейзаж превращался из черно-коричневого в белоснежный, чем дальше они двигались на северо-запад. Но, к сожалению, детский восторг от вида снега мог длиться лишь до тех пор, пока не надоедало и это. Но когда фары осветили каменную стену и колонны, обрамляющие богато украшенные железные ворота, оставленные открытыми для въезда на территорию, интерес к дому вернулся. Хотя дом показался ему менее точным описанием, чем усадьба, особняк или даже музей. Он понял, что его челюсть отвисла, и сделал над собой сознательное усилие, чтобы закрыть рот. — Дом, милый дом, — пробормотал он. Если она и услышала его остроумный комментарий, то, похоже, это её не задело. Она заглушила двигатель и посмотрела в его сторону. — Пора знакомиться с семьёй. — Это должно быть интересно, — сказал он в основном самому себе, открыв дверь. Когда они садились в машину, он отказался от пиджака, поэтому сунул мобильный телефон в задний карман брюк, спустился из высокой машины… и тут же почувствовал, как земля ушла из-под ног на скользкой поверхности. Не успел он сообразить, что происходило, как оказался лежащим на спине и смотрящим в ночное небо, пока над ним не появилось лицо Мерри. — О, Боже мой! Ты в порядке? — она нависла над ним, пока он осознавал, что у него болело. — Это ещё предстоит выяснить, — признался он, не двигаясь с места. — Я должна была предупредить тебя, что в это время года булыжники во внутреннем дворе становятся скользкими. Двор из булыжников. Он что, вдруг попал в диккенсовскую Англию? — Конечно. Скользкие в это время года. Понятно, — согласился он, пытаясь сесть, но снова был сбит с ног двумя клубками меха с языками. — Фенимор, Купер, стойте! Сидеть! — когда собаки, конечно, у неё были собаки, действительно послушались, она сказала. — Прошу за них прощения. — Ничего страшного, — ответил он, гадая, что ещё могло с ним случиться, ведь уже первая минута их прибытия была переполнена происшествиями. Мерри протянула ему руку. Гордость давно закончилась, и он принял её помощь, обратив внимание на её обувь. Сапоги на резиновой подошве выглядели водонепроницаемыми и практичными, и в них не было такой вероятности поскользнуться, как в его итальянских кожаных туфлях. Он хмыкнул, поднимаясь на ноги и стараясь не упасть снова. — Бет! Нет ли у двери мешка с каменной солью? Здесь опасно, — обратилась Мерри к кому-то невидимому, пока он размышлял, что будет хуже — снова упасть или испортить обувь солью.