– Ваша светлость, миледи. – Он поклонился и повернулся к капитану Тревельяну. – Надеюсь, сэр, что не возникнет никакой необходимости расстраивать леди. Ледяные голубые глаза капитана переместились на хозяина дома, и на мгновение показалось, что все затаили дыхание. Затем капитан Тревельян наклонил голову. – Так случилось, что я больше не состою на службе у короля. – Отлично. – Мистер Мейкпис кивнул в сторону стола. – Я надеюсь, что вы отведаете нашего угощения. Девочки провели большую часть дня за его приготовлением. – О, я надеюсь, что есть лимонные корзиночки, – проговорила Феба, втягивая носом воздух. – Думаю, что когда мы в прошлый раз навещали приют, они были вполне сносными, не так ли, Артемис? Артемис спас от необходимости отвечать звук шагов на лестнице позади них. Мистер Мейкпис рванулся вперед с напряженным выражением на лице, затем остановился, его взгляд стал невыразительным. Изабель положила ладонь на руку мужу и очень тихо прошептала: – Он скоро будет здесь. Пожалуйста, не беспокойся. Артемис повернулась и увидела леди Пенелопу, драматично застывшую в дверном проеме. На ней было восхитительное платье из золотой парчи с алой нижней юбкой и корсажем, с алыми лентами на рукавах и лифе. Рядом с ней стоял герцог Скарборо, доброжелательный мужчина старше шестидесяти лет, и жених Пенелопы. Пенелопа величественно улыбнулась собравшимся, но когда она заметила Артемис, ее улыбка застыла. Конечно же, она посетила свадьбу Артемис – они были кузинами – но на самом деле Пенелопа не разговаривала с Артемис после их ужасной ссоры. Теперь Пенелопа заметно сглотнула и, после толчка со стороны герцога, сделала шаг вперед. – Ваша светлость. – Она присела в низком и совершенно приличном реверансе, а когда она поднималась, то Артемис увидела неуверенность в ее глазах. – Я… то есть… кузина, я скучала по тебе. Артемис заморгала. – И я скучала по тебе, кузина, – искренне ответила она. А затем Артемис оказалась в крепких объятиях и обнаружила, что смаргивает слезы от импульсивного поступка кузины. Возможно, Пенелопа наконец-то научилась смотреть дальше собственного носа. Пенелопа, улыбаясь, отодвинулась назад и заметила Фебу, все еще стоящую рядом с Артемис. – Леди Феба! – воскликнула она, чересчур громким и замедленным голосом. – Как мило, что Артемис привезла вас послушать детское пение. Артемис поморщилась, когда лицо Фебы исказилось. Некоторые вещи просто не меняются. К счастью, перед тем, как Пенелопа смогла произнести что-то еще, Уинтер Мейкпис объявил, что дети готовы петь. Артемис торопливо подвела Фебу к двойному ряду стульев, установленных для аудитории. Стулья были повернуты к освобожденной части классной комнаты, где в четыре неровных ряда расположились дети: самые маленькие, едва научившиеся ходить – впереди, а старшие мальчики и девочки, девяти-десяти лет – позади. Артемис усадила Фебу по одну сторону от себя, а леди Геро села с другой стороны. Когда все уселись, ее старшая золовка наклонилась ближе и прошипела: – Где мой брат? – Максимус сказал, что у него есть дело, которым нужно заняться, – чопорно ответила Артемис. – Скотина, – прошептала Геро и отвернулась, чтобы сердито уставиться на собственного супруга, который с озадаченным видом приподнял бровь. Лорд Гриффин наклонился к Геро и зашептал ей что-то на ухо, от чего ее щеки порозовели. Артемис отвела взгляд, подавив завистливый вздох. Дети внезапно запели. Пение оказалось очень громким и очень энергичным. После нескольких тактов Феба ткнула Артемис локтем. – «Да возрадует вас Бог, люди добрые», как ты думаешь? Артемис прищурилась. – Вероятно. Геро наклонилась вперед, чтобы обратиться к сестре через Артемис. – «Динг-донг, весело звонят на небесах»1. Феба выглядела потрясенной. – Конечно же, нет. Артемис? – Я… – Артемис вздрогнула, когда кто-то из детей визгливо протянул ноту. Одна из самых маленьких девочек в первом ряду совсем бросила петь и вместо этого сосала палец, мечтательно уставившись на аудиторию. – Это довольно необычное переложение гимна. – Необычно плохое, – протянул мужской голос позади нее и был немедленно утихомирен приглушенными женскими голосами. – Тем не менее, я совершенно уверена, что… – начала Геро, когда одна из старших девочек закричала. Даже для подобного выступления это было удивительно. Девочка – темноволосая и смуглолицая – нарушила строй и побежала к двери. Артемис, вместе с остальными гостями, поднялась, чтобы посмотреть, в чем дело. Девочка, казалось, атаковала молодого моряка в форменной одежде. У юноши были рыжие волосы и веснушчатое лицо над накрахмаленным белым мундиром. Однако он улыбался, пока девочка чуть ли не душила его, обхватив руками за шею, а Додо прыгал вверх-вниз вокруг его ног. Остальные дети бросились вперед и окружили их, пытаясь добраться до юноши, а затем Уинтер Мейкпис зашагал к нему и дети расступились, словно Красное море перед Моисеем. Он остановился перед юношей. – Джозеф Тинбокс. Юноша мягко оттолкнул руки девочки и принял положение «смирно». – Сэр. Мистер Мейкпис протянул ему руку. – Добро пожаловать домой, Джозеф. Юноша улыбнулся и пожал управляющему руку. – Благодарю вас, сэр. Счастливого Рождества, сэр. Мистер Мейкпис встряхнул руку юноши, а затем притянул его к себе и крепко обнял. Юноша был почти таким же высоким, как и Уинтер. – В самом деле, Джозеф. Очень счастливого Рождества. – Слава Богу, – прошептал кто-то рядом с Артемис, и, обернувшись, она увидела Изабель рядом с собой. Женщина встретилась с ней взглядом и Артемис увидела слезы в ее глазах. – Джозеф провел в море два года. Несколько месяцев назад мы получили письмо, в котором говорилось, что он будет дома на Рождество, а после – ничего. Боюсь, что в последнюю неделю мой муж был просто вне себя от беспокойства. Я так рада, что Джозеф Тинбокс в целости и сохранности вернулся домой. Артемис импульсивно сжала руку Изабель. – И я тоже рада. – Дети! – Мистер Мейкпис отступил на шаг от Джозефа. – Полагаю, теперь мы можем продолжить наш концерт. Пожалуйста, займите свои места, а после у нас будет вдоволь пунша и имбирных пряников перед тем, как наступит время ложиться спать. При таком поощрении дети толпой направились на свои места, хотя и возникло некоторое замешательство, когда они снова выстаивались по рядам. Артемис с грустной улыбкой наблюдала за этой суматохой, пока не почувствовала, что на ее руки легли мужские ладони и не услышала низкий голос. – Сожалею, что я опоздал. Она обернулась и увидела Максимуса, покрытый снегом плащ все еще облегал его широкие плечи. – Как тебе и должно быть, – довольно язвительно проговорила Геро. Герцог бросил взгляд на сестру перед тем, как взять Артемис за руку. – Не уделите ли вы мне пару минут, ваша светлость? – Конечно, ваша светлость, – прошептала она, просто радуясь тому, что он здесь, с ней. Артемис поднялась и последовала за ним на другой конец комнаты, где был разожжен камин и стоял стол, заставленный угощениями. Герцог остановился, держа ее за руки, и замешкался, нахмурившись. – Я знаю, что с моей стороны это дурно сделано, но я хотел, чтобы ты надела это на Рождество. Она стряхнула тающий снег с его плеча. – О чем ты говоришь? – Об этом, – ответил Максимус, и вытащил из кармана камзола изумруды Уэкфилдов.