Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 12 из 15 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Естественно, не мог, но поддался. Ключом к пониманию произошедшего стало то, что я напрочь забыл о том, что заставило меня принять решение. Моя служба безопасности…, хотя ладно, это сейчас не так важно. В общем, расследование этого дела я поручил безопасникам министерства обороны. Они привлекли лучших психоаналитиков и проанализировали мои решения за последние пятнадцать лет в сотнях различных ситуаций, причем не с точки зрения их адекватности, а с позиций механизма их принятия. Они разбирались, в каких случаях я принимал руководство или контроль на себя, а в каких делегировал полномочия другим, как выбирал этих других, в каких сферах и в какой мере лично участвовал в принятии ключевых решений. Возились они довольно долго, но в итоге создали компьютерную модель принятия государственных решений маршалом Тобольским. Я специально не дал им информацию по нескольким своим решениям, чтобы потом иметь возможность оценить качество работы этой модели. Эти ребята свой хлеб едят не зря, во всех случаях их прогноз был верен. Ну а потом они загрузили в модель то мое решение, ради проверки которого все это и затевалось, и выяснилось, что вероятность его принятия мной без постороннего воздействия не превышает трети процента. По их оценкам я с примерно равной вероятностью должен был сделать командующим Нельсона или Бронштейна. Дальше было тщательнейшее обследование с применением гипнодинамических методов, которое показало, что я подвергся гипновнушению. В это сначала никто верить не хотел, поскольку общеизвестно, что хотя такое внушение возможно и широко используется в медицине, но работает оно только при наличии доброй воли пациента и отсутствия сопротивления с его стороны. А меня ведь на это сопротивление еще и специально тренировали… Но потом появилась версия, что как раз в беседе с дочерью я вполне мог подвергнуться такому внушению, ведь я не ждал от Виктории никаких враждебных действий, внимательно ее слушал и верил в искренность ее слов, а способности к гипновнушению у нее, как оказалось, имеются. – А что она сама говорит по этому поводу? – Она ничего необычного в нашей беседе не помнит. Но это следует только из моих осторожных расспросов. Следователей я к ней не допустил, хоть они и рыли землю рогом. Я до сих пор не верю, что она могла сделать это намеренно, и я не хочу, чтобы у нее возникла мысль, что я хоть в малейшей степени подозреваю ее в предательстве, так что допрашивать ее не будут. – Но как же в таком случае узнать правду, господин президент? – Через несколько минут я познакомлю вас с дочерью, майор. Мы посидим какое-то время вместе за чаем с имбирным печеньем, а потом я вас покину. Дела государственные, знаете ли, не терпят отлагательства. А вы, майор, погуляете с Викой по парку и поговорите с ней. Рассказывать ей можете все, что хотите, но так, чтобы и она рассказала вам, откуда в ее голове возникла идея, что ее папа не просто знающий политик, а еще и гениальный флотоводец. – И вы считаете меня лучшим кандидатом для такой беседы, господин президент? – искренне удивился я. – Вы молоды, майор, но при этом неплохо знаете людей и отлично соображаете. Я бы мог привлечь к этому Нельсона или Баррингтона, но это бы имело несколько иной эффект. Да и еще один факт может сыграть важную роль, – усмехнулся Тобольский, – приглашая Вику на эту встречу, я обещал познакомить ее с человеком, благодаря которому ее папа вернулся домой живым. * * * Виктория Толбольская-Ржевская оказалась красивой женщиной лет тридцати пяти. Открытое лицо, приятная улыбка, минимум косметики, строгий брючный костюм и смешинка во взгляде. Мне такие типажи всегда нравились. Отчасти такой в тридцать пять должна бы стать и Инга, но в наше время загадывать так далеко как-то не принято. – Здравствуйте, Игорь, – ответила дочь президента на мое приветствие и изящно устроилась на придвинутом к столику диванчике, – это правда, что вы вытащили моего папу из большой неприятности? – В некоторой степени, Виктория, только в некоторой степени. Кроме меня в этом процессе участвовало еще очень много отважных джентльменов, – улыбнулся я. Например, адмирал флота Нельсон, генерал-полковник, прошу прощения, уже генерал армии Князев и особенно подполковник Мбиа и его люди. – Не скромничайте, Игорь, – улыбнулась Вика, – ведь это вашего огромного робота я видела на том снимке, где папу выносят из разрушенного убежища? Я лишь улыбнулся в ответ. – Папа, а в каком звании Игорь был до этого сражения? – неожиданно спросила Виктория. – Майор, – усмехнулся в ответ Тобольский. – То есть майор Лавров спас президента Земной Федерации от гибели, а количество звездочек на его погонах так и осталось равным единице? – Я тебе еще не все рассказал, дочь. Майор Лавров в этом сражении командовал не только тем большим роботом. Он вел в бой самый крупный в Федерации линкор Титан и авианосную группу в придачу. Именно его корабли уничтожили большинство единиц флота противника, применив новое оружие, в разработке которого ведущая роль опять же принадлежит сидящему напротив тебя человеку. – И этот человек – майор! Папа, если честно, я первый раз вижу, как ты лично общаешься с настоящим майором. Не с генералом армии, не с адмиралом флота, а именно с майором. Может мне стоит подождать, и ты пригласишь к себе лейтенанта? Я что, что-то смешное сказала? Прекратите немедленно, или я обижусь… – Ты просто не в курсе, Вика, – убрав салфеткой слезинку из уголка глаза, ответил с улыбкой Тобольский, – майор Лавров уже встречался со мной здесь однажды, и был он тогда как раз лейтенантом. Правда, покинул он эти стены уже капитаном, назначенным на генеральскую должность, но вошел-то он сюда именно лейтенантом, так что ты попала в самую точку. – Так почему же все-таки Игорь до сих пор майор, а папа? – Ну, хорошо, Вика, я скажу. Не хотел я трогать эту тему сейчас, но, видимо, придется. У меня в планшете лежат два рапорта, с которыми я не знаю, что делать. Один от Нельсона, другой от Князева. Нельсон в своем опусе утверждает, что офицера, повинного в уничтожении трех десятков вражеских линкоров, нужно наградить высшим флотским орденом, то есть Орденом Полумесяца. Но согласно статуту этого ордена присвоить его можно только флотскому офицеру в звании не ниже капитана первого ранга, а стало быть, майора Лаврова нужно произвести именно в это звание. – А чего хочет генерал Князев? – с улыбкой спросила Вика, которую ситуация начала откровенно забавлять. – А Князев пишет в своем сочинении, что он устал объяснять своим подчиненным, почему они должны выполнять приказы младшего по званию и просит прекратить этот субординационный бардак, присвоив майору Лаврову звание полковника, что хоть как-то приведет в соответствие его чин и должности, которые он занимает. – И что ты решил? – не успокаивалась Вика, а я сидел, слушал Тобольского и не понимал, а что тут решать-то? Я десантник, я был им всю жизнь, даже две. Зачем мне звание капитана первого ранга и синий флотский мундир, если я румпель от шницеля не отличаю? – Так потому Лавров все еще и майор, что я не могу ничего решить. Этот молодой человек имеет интересное свойство. Мало того, что он поднял своими научно-техническими разработками уровень нашего оружия на недостижимую ранее высоту, так он это оружие еще и лично норовит испытывать и применять, и, надо признать, в этом вопросе его трудно кем-то заменить. Лавров по военной специальности десантник, и зная его, я понимаю, что это не только формальность, не только форма и эмблема, но и его внутреннее содержание. Вот только в данный исторический момент талантливый полковник или даже генерал десантных войск нужен Федерации гораздо меньше, чем столь же талантливый адмирал, и, если честно, я не знаю, что делать. Я молчал, тихо выпадая в осадок. Вика тоже притихла, о чем-то размышляя. – Ладно, молодые люди, – подвел черту под беседой Тобольский, – вынужден вас оставить. Вы тут общайтесь, сколько захотите, а мне пора дела делать. Приятно было побеседовать. Тобольский поцеловал дочь, кивнул мне и исчез за дверью входа в крытую часть павильона. – Так о чем папа хотел, чтобы вы со мной поговорили, Игорь? – посмотрела на меня с улыбкой Виктория, – не заламывайте бровь, майор, я очень неплохо знаю своего отца. У него не было никаких причин нас знакомить, если только он не хотел, чтобы вы что-то рассказали мне или спросили у меня, что он сам по каким-то причинам говорить или спрашивать не хочет. – Не буду отпираться, – улыбнулся я в ответ, – ваш отец действительно хотел, чтобы наш разговор состоялся. На него очень повлияли последние события, и ему самому говорить о них довольно трудно. Конечно, такой опытный политический боец, как президент Тобольский, может выдержать и не такое, но это в общении с чужими людьми, а вы для него человек совсем не чужой. Мне кажется, вам нужно кое-что узнать о том, что случилось в системе Грумбридж, чтобы лучше понимать уже совершенные и будущие поступки своего отца. – Это кажется вам лично или это просьба президента? – уже без улыбки спросила Виктория. – Это кажется мне лично, президент об этом меня не просил. Вы немного сгущаете краски, Вика. Не было никакого инструктажа на тему того, что должен сказать дочери президента майор Лавров, а что ему говорить ни в коем случае не следует. Был разговор, в котором маршал Тобольский обмолвился, что встречался с вами перед сражением и был удивлен тем неподдельным интересом, который его дочь проявила к предстоящей битве, ведь раньше она о войне с ним почти не говорила.
– Еще бы я не заинтересовалась этим сражением, если мой отец собирался лично возглавить флот! – с возмущением ответила Виктория. Сигнал тревоги заорал в моем мозгу мартовским котом. Не склеивалась эта фраза Виктории с рассказом Тобольского, очень нехорошо не склеивалась. – Вика, давайте прогуляемся, вы не против? На ходу лучше думается, а весна, пусть и ранняя, всегда поднимает настроение. – Пойдемте, если хотите, – без особого энтузиазма ответила дочь Тоболского. Мы вышли на липовую аллею и неторопливо двинулись к видневшемуся в паре сотен метров красивому пруду. – Ваш муж офицер, Виктория? – Да. Он контр-адмирал, служит в адмиралтействе. – И он ничего не рассказывает вам о войне? – Ну, почему же, рассказывает, даже больше, чем я бы хотела знать об этом. Может быть, поэтому я и не говорю на эту тему с отцом. А вы, Игорь, женаты? – Пока нет. – Но девушка-то у вас, надеюсь, есть, Майор? – улыбнулась Виктория, – что-то я не верю в то, что кандидаток не нашлось. – Есть. Она тоже офицер-десантник, как и я. Мы даже вместе служим в департаменте минобороны по новой технике и вооружениям. – О! Служебный роман, классика жанра. Это не мешает работе? – Пока не мешало, а там посмотрим. Я бы, наверное, давно предложил ей официально оформить наши отношения, но… Виктория, а вам не бывает страшно, когда ваш муж уходит со своим кораблем в бой? Мне казалось, что все жены флотских офицеров знают о службе своих мужей чуть ли не больше, чем они сами. – Мой муж не командует кораблем, Игорь, он служит в штабе флота, а штаб не принимает непосредственного участия в боях, так что такие переживания мне незнакомы. – Но ведь ваш отец возглавил идущий в бой флот в битве за Грумбридж. Неужели и в этом случае вы не переживали, когда узнали о его решении? Виктория наморщила лоб, как будто, что-то усиленно вспоминая, потом тряхнула головой и посмотрела на меня. – Игорь, представляете, я не помню, как он мне об этом говорил. Вот вы спросили сейчас, и я попыталась вспомнить, что чувствовала, когда он сообщил мне об этом… и не могу. Виктория выглядела удивленной и растерянной. Видимо, провалов в памяти она раньше за собой не замечала. Я молча шел рядом с дочерью президента и ждал ее реакции на совершенное ей только что открытие. – Это именно то, из-за чего вы сейчас здесь, Игорь? – спросила, наконец, Вика. – Вполне возможно. – Что происходит, Игорь? Почему я не помню слов своего отца? – Я тоже очень хочу это понять, Вика, но без вашей помощи ничего не выйдет, – как можно деликатнее ответил я. – И что от меня требуется? – К сожалению, я и сам пока этого не знаю. Давайте просто поговорим о вашем отце, я расскажу вам о бое за Грумбридж, а вы вспомните, если получится, конечно, какие события в вашей жизни всему этому предшествовали. Линда появилась в жизни дочери президента вроде бы случайно. Познакомились, они на каком-то из приемов, регулярно устраиваемых благотворительным фондом, возглавляемым Викторией Тобольской-Ржевской. Сначала они с Линдой обменивались редкими сообщениями, потом встретились пару раз по незначительным делам фонда, а дальше их отношения довольно резво перешли сперва в приятельские, а после и в дружеские. Все, это не вызывало никаких особых вопросов, за исключением скорости, с которой произошли все эти превращения из незнакомых людей в хороших подруг. Линда всегда восхищалась отцом Виктории. Она считала его образцом мужчины и лидера, ведущего за собой людей. Линда явно была бы рада, если бы Вика познакомила ее с президентом, но Виктория не торопилась делать это, руководствуясь каким-то инстинктивным чувством, в котором сама себе не до конца отдавала отчет. Они с Линдой никогда не говорили о войне, если только разговор как-то не касался службы Викиного мужа, но утром того дня, когда состоялась последняя встреча Виктории с отцом перед его отлетом к Грумбриджу, они сидели в кафе бизнес-центра, где арендовал офис благотворительный фонд, и говорили именно о войне. Верее, не о самой войне, а о том, как неудачно последнее время руководят войсками и флотом генералы и адмиралы Федерации. Нормально Вика запомнила только начало разговора. Она еще успела удивиться, почему эта, такая чуждая для нее, тема вдруг так ее заинтересовала. Дальше Вика помнила разговор только урывками, но после долгих попыток восстановить в памяти события того дня не совсем уверенно сказала мне, что, похоже, знание о том, что папа возглавит флот, появилось у нее именно после этого утреннего разговора вместе с глубоким убеждением, что это единственно правильное решение. – Игорь, вы явно знаете больше, чем говорите, – встревоженно сказала мне Виктория, – что все-таки случилось тогда? Неужели я как-то связана с тем, что папа чуть не погиб? Я колебался, но не видел другого выхода, кроме как рассказать дочери Тобольского почти все, что знал сам. Заговор был на лицо, и тянуть с его раскрытием означало однозначно играть на руку его организаторам, а Виктория являлась, что называется, ключевым свидетелем. – Вика, вы подверглись враждебному воздействию, это почти наверняка. Скорее всего, в вашем завтраке в то утро присутствовали сильные психотропные вещества сразу двух классов, снижающие критичность восприятия информации и усиливающие ваши природные способности к гипновнушению вместе с вашей собственной внушаемостью. Боюсь, вашему здоровью был нанесен серьезный вред. Вам срочно необходимо пройти обследование, чтобы исключить опасные последствия применения этой химии. – Пожалуй, вы правы, – задумчиво согласилась Вика, – в последнее время я чувствую себя не слишком хорошо. Голова болеть начала, вялость иногда подступает, чего раньше я за собой не замечала, но списывала на переживания из-за этой истории с папой. А теперь получается, что это я толкнула его на неверное и опасное решение… – Не вы, Виктория, точно не вы. Вас опоили психотропами и использовали в своих целях люди, которых нужно найти как можно быстрее, но президент очень беспокоится за вас, за ваше здоровье и психику, и не хочет, чтобы с вами работали следователи. И еще он очень боится, что вы решите, будто он в чем-то вас винит, хотя это совершенно не так. – Глупости. Какими же вы, мужчины, все-таки иногда оказываетесь примитивными и толстокожими. Я никогда не поверю в то, что папа мог меня заподозрить в желании ему навредить. Я немедленно звоню отцу и лечу туда, куда он скажет. Если нужно, пусть меня допрашивают следователи или вводят мне в кровь нужные препараты, чтобы я все вспомнила и рассказала. Флайкар службы безопасносости выскочил из-за ближайшей группы деревьев и почти бесшумно опустился на берег пруда.
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!