Часть 1 из 6 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Из речи И.В.Сталина на ХХ съезде КПСС (альт-ист).
Говоря о будущем, мы неизбежно обращаемся к прошлому. Вопрос о путях дальнейшего развития непрерывно связан с оценкой Октября. Но ни одна революция не проходит по заранее составленному плану, не дает в точности таких результатов, какие ожидали ее участники. И если с Октябрем связаны величайшие прогрессивные перемены в истории нашей страны, то нельзя избежать и вопроса о том, в какой мере нарушения социалистической законности, ущемление демократических прав граждан, и другие негативные явления стали возможными в условиях нового общественного строя. Наше прошлое неоднозначно — в нем слились победы и неудачи, открытия и ошибки, светлое и трагическое, революционный энтузиазм и жертвы, великие надежды и разочарования. Весь опыт социализма представляет собой достояние человечества, его требуется глубоко изучать и осмысливать. Тогда не только победы, но и потери будут не напрасными.
Некоторые товарищи думают, что у Ленина была завершенная программа строительства социализма в нашей стране. На самом деле, напряженная работа и тяжелая болезнь не позволили Ленину написать научно обоснованную программу, он успел дать лишь первоначальные наметки кооперативного плана, связать идею культурной революции с кооперированием мелкого производителя, и с изменением всех условий жизни. Как конкретно это осуществить, в каких организационных и социальных формах, Ленин проработать не успел, указав лишь подходы. И поиск этих форм и методов вылился в жестокую идейную и политическую борьбу, в обстановке внешней угрозы, остатков внутренней контрреволюции, и нехватке самого необходимого. Те, кто обвиняют нас в "отказе от ленинских норм", забывают, что сами эти нормы, применительно к данному этапу построения социализма, не существовали. Мы были вынуждены прибегать к административным, даже диктаторским мерам принуждения, по отношению не только к бывшим эксплуататорским классам, но и к народу в целом — как например мобилизация в РККА, вместо добровольной народной милиции, или жесткое планирование промышленности и сельского хозяйства, с суровыми карами за невыполнение. Иначе — мы бы погибли. Также, оказались неоправданными надежды на "отмирание" государственного аппарата с заменой его на самоуправление отдельных коммун, добровольно договаривающихся между собой в масштабах страны. В этом, и многих других вопросах, мы не могли опираться на Маркса — который предполагал, что пролетарская революция победит одновременно во всех, или большинстве самых передовых промышленных стран. Империализм, в отличие от марксова, домонополистического капитализма, делает наиболее вероятной победу революции сначала в одной стране, не обязательно самой развитой промышленно. Что означает — наличие лагеря социализма во враждебном окружении, обстановка "осажденной крепости" при постоянной угрозе капиталистической агрессии и обострения борьбы с контрреволюцией внутри. Военные говорят, что уставы пишутся кровью. Так и мы — своей кровью, ошибками, перегибами, определяли еще никому неизвестные законы построения социализма.
И эти законы — не есть что-то навеки застывшее и завершенное, как Катехизис. Подобно тому, как военное искусство постоянно развивается, с изменением общества, его производительных сил, появления новых видов вооружения. Так и социализм — нельзя построить, сначала выписав проект во всех мельчайших деталях, а затем сооружать все в точном соответствии с бумагой. Приходится творить вживую, на живом общественном организме — и при этом совершать ошибки. Но помнить, что каждая наша ошибка — это лишняя кровь, труд, время и затраты.
Так дерзайте, стройте — но анализируйте, как и почему. Ищите лучшие пути, задавайте вопросы. Не бойтесь ошибок — но и не медлите с их исправлением. Социализм, это более прогрессивный строй, чем мир капитала — и значит, никто не может помешать победе социализма, кроме нас самих.
Молотовск (еще не Северодвинск). 5 марта 1953.
Место, откуда русские государевы люди впервые вышли в океан. Государевы — так как поморы ходили к Шпицбергену и Новой земле еще во времена Великого Новгорода. А здесь, на берегу Белого моря, в устье Северной Двины, стоял Николо-Корельский монастырь, упомянутый в летописях от 1419 года — и отсюда, при Иване Грозном, было снаряжено русское посольство в Англию (когда не было еще не только Петербурга, но и Архангельска). Это был первый русский морской порт (с причалами, складами и жильем на острове Ягры, где теперь судоремонтный завод "Звездочка"). С возникновением и развитием Архангельска, монастырь постепенно приходил в упадок (хотя еще держался — в семнадцатом веке большинство зданий и стены были перестроены в камне, и именно отсюда с обозом в Москву отправился учиться поморский сын Михайло Ломоносов). Но на момент закрытия монастыря Советской Властью, в нем оставались то ли шесть то семь иноков. Деревянные постройки были снесены — хотя одна из воротных башен была аккуратно разобрана и перевезена в подмосковный музей в Коломенском. А каменные стояли брошенными, до 1936 года.
В этом году здесь был основан, тогда еще не город, а рабочий поселок Судострой, получивший статус города и новое имя лишь через два года. Возникший подобно Петербургу, по "государеву указу", верфью среди болот. В уцелевших монастырских зданиях разместился один из цехов (деревообделочный), а на стапеле с русским размахом был заложен сразу линкор "Советская Белоруссия" (третий в серии "Советский Союз", по проекту один из сильнейших в мире среди своего класса), но с началом Отечественной войны работы были прекращены, до сорок третьего завод занимался исключительно судоремонтом.
Пока не пришла "моржиха".
Атомная подводная лодка "проект 949А". Которой в этом времени не должно быть — однако же она есть. Сейчас у стенки завода стоит — где еще осенью военного 1942 года оборудовали, насколько это было возможно, место для базирования, со всей обеспечивающей инфраструктурой.
Та самая "моржиха", уничтожившая на Севере весь немецкий Арктический флот. А в сорок четвертом, совершила поход в Средиземное море, и там приняв участие в многих славных делах. Еще было то, что навеки осталось тайной — как уран из бельгийского Конго вместо "проекта Манхеттен" попал к Курчатову, и при каких обстоятельствах утонул линкор "Айова". Но о том здесь никогда не узнают — участники не напишут мемуаров, а в архивных делах, даже высшей степени секретности, о таких операциях не пишут подробно. А всего лишь, "задание, в интересах СССР, за которое такие-то лица были награждены". Тогда и получил Лазарев Михаил Петрович (полный тезка того, кто Антарктиду открыл), первую Звезду Героя.
В командирской каюте трое. Сам Адмирал, выглядевший моложе своих пятидесяти трех (если в личном деле вписан год рождения 1900), подтянутый, черноволосый (ни одной седины). Хозяин каюты, командир "моржихи" (с сорок пятого года, как Адмирал ушел на ТОФ, бить японцев), контр-адмирал Золотарев Иван Петрович (очень редко бывает, чтобы адмиралы всего лишь кораблями командовали — в советском ВМФ в войну, лишь Москаленко в этом чине командовал линкором "Октябрьская революция", да сам Лазарев, "моржихой", с начала сорок третьего). И третий, инженер-контр-адмирал, невысокий, лысоватый и полноватый, в круглых очках — Сирый Сергей Николаевич, в войну был на "моржихе" командиром БЧ-5, а теперь в связке с Курчатовым работает в советском Атоммаше, Сталинскую премию получил. На столе бутылка водки, сало, хлеб. Но пили мало, больше беседовали.
— Ну, Михаил Петрович, рассказывай, как там в Москве. Просвети провинциалов.
— Серега, не прибедняйся! В одном доме живем, на Ленинградке. Который здесь наверное, не "генеральским", а "адмиральским" назовут.
— Так по месту прописки бываю лишь наездами, последний раз где-то полгода назад. А так, с севера не вылезаю. Ну и Настю сдергивать не хочется, она тут привыкла.
— Кстати, как она?
— Да вчера, как в роддом на Пионерскую увезли, пока новостей нет! Выходит, даже такой старик как я, еще на что-то гожусь.
— Ну какой ты старик, на пару лет меня старше. Сына как назовешь?
— Владимиром. Ну а если дочка — Анной. А как твои?
— Владик уже в школе, первый класс закончит. Илюша малой еще. Ну а Анну Петровну вы здесь уже видели — как она шороху навела на Севмаше. Она ведь у меня большой человек, Всевидящее Око Партии. И если приехала — то будьте уверены, не со мной за компанию, а по приказу Пономаренко.
— Так что там наверху, на московском олимпе? Если не секрет.
— А тут микрофонов нету?
— Обижаешь, командир! Чтоб на моем корабле — и я не знал? Так все же, как Сам? Ты ведь к нему на доклад ездишь?
— Слушай, налей сначала, раз такой разговор. Расскажу.
Налили по стопке. Залпом выпили. Закусили.
— Не так часто я сейчас к Самому езжу, мужики — сказал Адмирал — кончилось время, когда мы для него были постоянным источником информации. Поскольку история стрелку уже перевела — и пошла текущая рутинная работа. Я так больше на Кузнецова замыкаюсь, делаю то, чему обучен — чтоб году к шестьдесят второму, у СССР был атомный флот.
— А будет ли тут Карибский кризис? — произнес Сирый — история уже сильно в сторону пошла. Победа на год раньше, в сорок четвертом. У нас и потери меньше, и не пол-Европы наши, а две трети, раз вместо "встречи на Эльбе" вышло, за Рейном. Одна ГДР без всяких ФРГ, и Народная Италия с товарищем Тольятти, и Австрия с Грецией наши, Испания "дружественный нейтрал", и Турция нейтрал, хотя и враждебный. Просоветский Израиль, просоветский Курдистан, в Сирии и Ираке наши войска стоят. НАТО есть, под именем "Атлантического союза", вот только входят в него, Англия, Бельгия с Голландией, Дания и пол-Норвегии. И на Дальнем Востоке, Корея наша вся, не было там войны, как и Хиросимы с Нагасаки — зато Китай пятидесятого, Сиань и Шанхай. И Мао сдохший от лучевки — а кто там в Пекине сейчас сидит, Ван Мин, он ведь "просоветский" вроде? В Индии змеюшник, шесть сторон дерутся вместо двух, в Африке творится черт знает что. Вся карта мира сильно поменялась, в сравнении с нашей историей. Так что, кончилось наше послезнание, сейчас туда выходим, где нет уже маяков, а вот рифы и мели, а то и минные поля…
— Летом и посмотрим — ответил Адмирал — двадцать шестого июля, если не ошибаюсь, пойдет Фидель на штурм казарм Монкада? Будут ли в его команде ребята от Судоплатова, честно, не знаю — к высокой заграничной политике я сейчас лишь краем, иногда консультации даю, даже не Самому, а Пономаренко.
— Это верно, что Сам его в преемники метит? — спросил Золотарев.
— О том у Анюты надо спросить. Но похоже на то. Так как Сам знает, до чего страну его преемники из "стариков" довели. И похоже, поставил на молодых — Пономаренко, Мазуров, Косыгин. И даже примкнувший к ним Эрих Хоннекер, который в Москве время проводит едва ли не больше, чем у себя дома. И поляк Берут в их компании тоже. Посвящены ли они в Тайну, не знаю — с этим строго. Сам условия поставил, что решает, исключительно он лично. Равно как и полный перечень тех, кто посвящен — возможно, лишь у него в памяти.
— А Лаврентий Палыч? Он ведь тоже знает. И "самый эффективный манагер", раз три министерства в войну тянул на себе.
— Он на своем месте хорош — ответил Адмирал — а Первым, дров наломает. Как в нашей истории, хотел "национальные армии", и максимум самостоятельности республикам — боюсь что так СССР и до девяносто первого бы не дожил. И там он тоже против Сталина что-то крутил под конец, опасаясь что и его в расход. Здесь же в норме — как Сам с ним беседовал, не знаю, но судить можно, достигли они полного консенсуса: товарищ Берия вечно Второй, незаменимый и в этом качестве, неприкосновенный. И явно дружественен "молодым". Ну а стариков вроде Кагановича, похоже, будут постепенно оттирать от управления — с почетом, и на пенсию. Если уж Хрущев живой пока, а ведь я уверен был, что его исполнят! А он десять лет уже в Ашхабаде сидит, на радость туркменам. Так что Сталин, вовсе не людоед. Не терпит, когда его обманывают, не прощает, когда предают — ну а если из его доверия вышел, то это навсегда. Но и бессмысленной жестокости за ним я тоже не замечаю.
— Так может оттого, что Сталин нашей истории, и он же здесь, будущее узнавший и свое, и страны, это разные люди получились? — спросил Сирый — что бы про Виссарионыча в нашем времени ни говорили, но дураком его никто назвать не смел! Да и не мог бы дурак "принять страну с сохой, оставить с атомной бомбой". А значит, обязан был он свою линию скорректировать. Если, вот кажется мне, или я ошибаюсь, свободой повеяло, как у нас в перестройку, ядри ее мать — гайки ослабляют понемногу, можно о том говорить, за что вчера бы за тобой пришли бы?
— Не ошибаешься — ответил Адмирал — вот только… Есть уже такое понимание, на самом верху, что излишне жесткая система нежизнеспособна, что у нас и случилось. Значит, надо послабление дать, чтоб был реальный контроль снизу, творчество масс, живая мысль, а не догмы. А вот как конкретно, это пока неясно никому. И "как бы чего не вышло", помнишь что у нас было в шестидесятые, "оттепелью" назвали? Так что боюсь, еще весело всем будет жить, если опять начнутся метания, или чистку объявят, и вычистят не тех. И все это на фоне нарастающих проблем, внешних и внутренних — бандеровщину и всяких "лесных" задавили, так в нацреспубликах творится черт знает что.
— Так там, считай, Советской власти и не было — сказал Сирый — общался я тут с товарищем из Самарканда, русским. Он рассказывал, что в двадцатые, на полном серьезе предлагали басмачам — ну что ты, курбаши-юзбаши, стреляешь из-за дувала, а к нам иди, вступай в Партию, станешь секретарем райкома, большим человеком! В самом деле так, или врет?
— Было — кивнул Адмирал — мне Смоленцев наш рассказывал, как они там в сорок девятом… Началось все с "стране нужен хлопок" — ради чего, гнали в узбекские поля и старого, и малого, и больного, умри, но собери. С феодальным зверством, как при эмире бухарском — плохо работающих, били плетьми: если в тюрьму, кто тогда работать будет, штраф взять нечем, ну а пороть прилюдно, лучший стимул не лениться. Причем наказывали даже не обязательно за невыполнение плана, а если ты хоть сто процентов сдал, но по выработке последним оказался, или среди трех, пяти, десяти последних.
— То же, что у нас — кивнул Золотарев — план по хлопку, и приписки.
— И это тоже. План как товар: кто перевыполнит, мог часть своего хлопка переписать неудачливому соседу (конечно, не бесплатно). Потому, начальство обращалось с колхозниками, как с рабами. С силовой поддержкой не только местной милиции, но и банд собственных нукеров-надзирателей, обеспечивающих трудовую дисциплину (и вершащим самые грязные дела). И это сходило с рук в военное время — хлопок любой ценой.
— Может, в войну так и было надо — произнес Сирый — если у нас из хлопка, порох и все сопутствующее. Когда, цинично говоря, надо было выбирать, или поднапрячься, или Победы не будет.
— Может и так — пожал плечами Адмирал — на свет все выплыло уже после, когда домой стали возвращаться фронтовики. Кто никак не хотел быть поротыми рабами — тем более, видя, что начальство про "труд на благо родины" кричит, а свою родню, своих деток, от каторги освободило, восток же! Ну и, если поначалу хлопковыми рабами были лишь колхозники, а русские, в подавляющем большинстве городские, ИТР и квалифицированные рабочие, этого не знали — то после и их коснулось, и через фронтовое братство, и через смешанные семьи (особенно, военного времени — прежде, когда узбечки выходили за русских, то обычно уходили в город, а в войну стало, что и наши женщины из эвакуированных шли замуж за местных, и не только городских). А даже сталинский колхоз не идет ни в какое сравнение с тем средневековьем, что творили местные "баи" на хлопковых полях. И сила была у этих баев — если в городах, особенно таких как Ташкент и Самарканд, в милиции и прокуратуре обязательно наличествовали и русские, то в деревне, исключительно местные кадры, да еще и нередко связанные с начальством родством.
— И пришлось нашему Юрке Смоленцеву поработать, как Гдлян с Ивановым в иное время — усмехнулся Золотарев — читал в газетах, про двести дорогих ковров в сарае секретаря райкома, или десятках закопанных кувшинов с ювелиркой. Там и в само деле бои шли настоящие — говорят всякое, а вот о том не писали?
— Смоленцев рассказывал, случалось — ответил Адмирал — он же не один был, а за три сотни московских товарищей, кому поручили разобраться. При поддержке армейских частей ТуркВО и здоровых сил в местных Органах, парт- и госаппарате. Ну а что вы хотите — когда до какого-то бывшего курбаши в секретарском кресле вдруг доходит, что он под вышак пойдет с конфискацией, то есть терять ему абсолютно нечего, а под рукой вооруженная сила? Хорошо, леса там нет, не попартизанишь. Но все равно, потери были, и у спецгруппы, и у армейцев — если уж сам Смоленцев, который Гитлера брал, едва головы не лишился. Даже самая крутая подготовка не компенсирует незнания местных условий и обычаев. Когда пересечетесь, он сам вам подробности расскажет, если захочет конечно. А то, знаю я вас, вы своим благоверным расскажете, до Лючии дойдет, она своему муженьку устроит!
— Мы не расскажем — сказал Золотарев — вот клятву даю. Интересно же!
— Нет — ответил Адмирал — не обижайтесь, мужики, но Юрке я дал слово.
Выпили. Закусили. Перевели дух.
— Слушай, Петрович, а что это за история с "пузырями"? И секретность вокруг. Я, уж грешен, сначала подумал, что за бессмыслица — у нас тут под плановые лодки стапелей не хватает. А тут еще кто-то додумался, "бегемотов" лепить. Дизельная лодка в двадцать тысяч тонн, это что за неповоротливый монстр? И вдруг узнаю (только не спрашивай, как), что твоя была идея?
— Моя — кивнул Адмирал — только замысел был другой. Не боевые лодки. Хотя в случае войны, могут танкерами поработать, в море заправляя целый дивизион "двадцать первых". Ты макет помнишь, которым в Петропавловске-Камчатском японцев пугали, то ли есть тут вторая "моржиха", то ли нет? А это должны быть макеты, максимально схожие с оригиналом — чтоб и в море выходить могли, и погружаться, на виду у какого-нибудь иностранца.
— Дорого — сказал Сирый — там была, просто старая баржа и оболочка аэростата на каркасе. А тут, несколько тысяч тонн железа на верфь подать, и качественно собрать, чтоб не утопло, это во сколько обойдется казне?
— Так безопасность СССР дороже. Ты вот не думал, что мы стали сдерживающим фактором — как в семидесятые, ракетно-ядерный паритет? И что там, в Вашингтоне, наш фактор обязаны учитывать? Мы — или те, кто будто бы за нами, если у нас с будущим есть связь. Вот и задумано — а если еще несколько "моржих" появятся, что там скажут?
— Все равно дорого — не согласился Сирый — Петрович, это конечно, интересно, но ты понимаешь, что из-за этих "бегемотов" наш флот четыре лишние атомарины не получит? Или три — если по трудоемкости считать. У нас же ресурс не беспредельный — и построечных мест под такие объекты пока лишь два. И заняты оба — из дока готовую лодку вывели, с площадки туда вторую перемещаем, и на ее месте уже готовятся третью собирать, секции к подаче готовы уже. Как второй док будет готов, то и его загрузим по полной программе. Где тут еще две такие туши строить?
— Кузнецов сказал то же — сухо ответил Адмирал — решили, пока отложить. С перспективой, возможной переделки под реакторы. Если корпус будет как у настоящего "949". Дать флоту больше "щук" сейчас важнее.
— Пока не "щуки" — произнес Сирый — уже не "киты", но до "щук" все ж не дотягивают. Скорее уж, к "ершам" близки[1]. Главное, что не "ревущие коровы" — сказал Адмирал — уж сколько бились со снижением шумности! И покрытие, и амортизаторы, и винты. И никакой бодяги с нержавейкой в парогенераторах — только титан! Если "киты" на списание пошли в конце восьмидесятых, то эти, я надеюсь, до конца века в строю доживут. Как у нас в две тыщи двенадцатом были, последние "щуки" в Седьмой дивизии в Гаджиево.
— Ой, не сглазь, Петрович — ответил Сирый — как бы еще какие черти в эксплуатации не полезли. Прыгать через поколение в эволюции — всегда чревато.
— Видяев этим и занимается сейчас — сказал Адмирал — первую лодку гоняет по полной. Завидую человеку — особенно если повезет ему через Ледовитый до Берингова пролива идти. Если в Китае еще года два-три не завершится. Ну а мне лишь учебник по тактике для него успеть написать — адмиралы в море редко выходят.
— Ну, Петрович, ты не прибедняйся. Как жизнь повернется, еще неизвестно. Может, ты нас еще в бой поведешь, против американцев — как в сорок пятом, против самураев.
— Слушай, нам еще Третьей Мировой не хватало!
— А что? Нет, командир, я понимаю, что "миру-мир". Но по мне, "человека с ружьем" этим лозунгом воспитывать, импотенция выходит! В идеале же, служивые должны быть так задрючены боевой подготовкой, чтоб мечтали, ну скорее бы, врага прибить и домой. Как на Дальнем Востоке в сорок пятом.
— Эт верно, пиндосы никогда нам друзьями не станут. Петрович, а в прошлом году ты и в самом деле собирался на Шпицберген лететь с инспекцией? Когда весь СФ поднимали по тревоге — и реально, готовы были американцев топить?
— Мужики, вот честно, не знаю! Мне сказано было лишь, "товарищ Лазарев, мы имеем серьезные основания считать, что американские палубные истребители получили приказ сбить ваш самолет". И настоятельно рекомендовали отложить инспекцию, пока их эскадра из Норвежского моря не уберется. А какие штирлицы доложили, этого мне никто не сообщил. Но думаю, что "жандарм" Кириллов зря паниковать не стал бы!
— И что янки получили от нас тогда ультиматум, "если наш самолет будет сбит неизвестной стороной, то и вас атакует неизвестная подлодка, возможно что и шанхайским подарком", это тоже было?
— Иван Петрович, ну ты сам подумай. Что мы американцам свое требование как-то передали, вопросов нет. Ну а какими конкретно словами, это кто ж будет оглашать? Главное, подействовало, раз они поспешили уйти.
— Привыкли всех нагибать, сволота заокеанская! "У вас нет демократии — тогда мы летим к вам". А вот те шиш — обломитесь!
— Петрович, больше не наливай, хватит уже!
— Командир, ну еще по одной, на посошок.
— За здравие товарища Сталина! Эх!!
— А все ж янки — большие сволочи! И сейчас, вот мы тут сидим, а они свои зловещие планы лелеют!
Президенту США — доклад от Аналитической группы.
В настоящий момент гипотеза о наличии у СССР "межвременной" связи остается гипотезой, при отсутствии прямых доказательств.
Перейти к странице: