– Да куда он печенье спрятал? Софи присела на краешек стула и огляделась, но собаки снова не было видно, хотя она точно не проходила в светящуюся дверь. – Это Цербер, – негромко сказал Сет, поняв, кого она ищет. – Воплощение в мире смертных. Для него пространство – ничто. Но он и не существо этого мира. И бо́льшую часть времени проводит в Подземном царстве. Ему не нужна дверь. Софи сама не знала, почему с такой готовностью поверила в то, что говорили эти странные люди. Хотя… теперь выходит, они не совсем люди? Нет, решила Софи, слишком походит на бред. Но она успеет подумать об этом позже, у себя дома – если, конечно, доберется туда сегодня. Вытащив телефон, Софи не заметила пропущенных вызовов от матери, но время неумолимо подходило к десяти. Обычно в этот момент она хотя бы отзванивалась, чтобы предупредить, что задерживается. Но сейчас даже не знала, что говорить – и стоит ли. – Вот оно! Амон наконец-то нашел то, что искал, и водрузил на стол овсяное печенье. Сет вскинул брови: – Гадес любит эту дрянь? – Ненавидит, – Амон уселся на стул, подогнув одну ногу под себя и взял печенье. – Но я обожаю, и он хранит их специально для меня. Нефтида расставила на столе чашки с чем-то густо пахнущим, так что Софи посмотрела с удивлением. – Обычный чай, – пожала плечами Неф. – Но я люблю добавить всяких травок… хотя у Гадеса тут не разбежишься. – Ты любой кухней недовольна, – махнул рукой Сет. – Если она не твоя. Когда они с Нефтидой сняли пальто, оказалось, что сам он одет в классический костюм, а Неф – в длинное блестящее платье. Ощущение было такое, будто они ушли с какого-то важного приема, чтобы отловить Гадеса в кафе, где он сидел с Софи. Чтобы рассказать об исчезновении Амона. Он сам уже принялся за второе печенье, и Софи не могла не спросить: – Почему… почему вам понадобился Гадес? Чтобы отыскать Амона? От Софи не укрылся взгляд Нефтиды, брошенный на Сета, но отвечать Неф предоставила ему: – Он самый организованный из нас. И самый сильный. – Почему? – Так сложилось. Он смерть. А боги смерти всегда мощные. У Гадеса целый собственный мир. А тут мы не знали, с чем столкнемся. Никто никогда не убивал богов, знаешь ли. – Я еще жив, – с набитым ртом заявил Амон. Сет пожал плечами: – Но Бальдр мертв. А ты… уж извини, ты постоянно во что-то влипаешь. – Я был мил и тих, между прочим. Не представлю, кому мог не угодить. – Возможно, попался под руку, – ответил Сет. – Если кто-то всерьез решил взяться за богов. Амон запил печенье чаем и показал Сету язык, но Софи зацепилась за другую мысль. Она грела руки о чашку и, нахмурившись, спросила: – Ты сказал, никто никогда не убивал богов… но до этого, в отеле, говорил, что только бог может убить бога. – Теоретически. Человеческое оружие в любом случае бессильно, оно может убить тело, но тогда мы просто создаем себе новое. – Такое же? – Мы консервативны. Амон фыркнул, но ничего не сказал, а Софи снова спросила: – А что за проблемы могут быть в Подземном мире? – Вряд ли серьезные, – ответил Сет. – Скорее всего, Гадес там давно не появлялся, вот что-то и пошло не так. Но навредить его миру мертвых еще сложнее, чем любому богу. – Пей чай, – посоветовала Нефтида. Софи так и поступила. Смотря на темное небо за окном и ощущая на губах вкус ромашки и почему-то корицы. Несмотря на странность происходящего, она поняла, что верит во все это. Что-то ткнулось в ногу Софи, и она вздрогнула. Но потом увидела, это всего лишь доберман: Цербер положил морду ей на ногу, и Софи рассеянно провела рукой у пса между ушами. Они все одновременно повернулись к коридору, который просматривался с кухни. Краем глаза Софи заметила Амона: то ли так упал свет на него, то ли дело было в сосредоточенном выражении лица, но он стал казаться старше, гораздо старше, чем до этого. Гадес почти вывалился из сияющей двери. Упал на колени, упираясь руками в пол и тяжело дыша. Выглядел он не сильно лучше, чем когда только отправился в Подземный мир, – даже наоборот. Пока Гадес откашливался и переводил дух, чтобы подняться, Сет негромко выругался, Амон же сказал: – Это очень ненормально. А Нефтида поставила на стол еще одну чашку. 5 – Нет! Персефона срывается на крик, ее тонкие пальцы хватают статуэтку из полупрозрачного черного стекла и отправляют в полет до стены. Осколки брызжут во все стороны. – Успокойся. Голос Аида отрезвляет, холодит, проходит по коже струйками ледяной воды. Персефона останавливается, тяжело дышит, едва не запутывается в юбке длинного черного платья. Размазывает по лицу слезы. – Я не хочу, – спокойнее говорит она и всхлипывает. – Успокойся. Персефона садится на пол, прислонившись спиной к красивой двери с вырезанными цветами и псами. Закрывает на миг руками лицо, не столько слыша, сколько ощущая, как рядом садится Гадес. Его плечо в рубашке касается ее обнаженного. Его сила холодит ее собственную. – Я не хочу, – шепчет Персефона, в ее голосе скребутся шипы роз. – Не хочу этого цикла. Каждый раз. Я просто хочу остаться здесь. Кончики его пальцев проходят по ее волосам. Почти неощутимо, как ночной ветер. И он роняет слово, будто каплю тьмы: – Однажды. – Обещаешь? – Персефона вскидывает голову, хотя знает, что цикл шел сотни лет до этого и будет идти еще столько же. Сотни ее смертей и возрождений. – Да. Они все смотрели на него, ожидая объяснений. Сет нетерпеливо постукивал пальцами по столешнице, но даже он молчал. Глотнув еще чая, Гадес подумал, что наконец-то полностью ощущает себя здесь. И сказал: – Возникли некоторые проблемы. – Некоторые проблемы?! – взорвался Амон. Он даже вскочил с места и начал нетерпеливо ходить по кухне, что было не так-то просто, учитывая ее небольшие размеры. – Кто-то убивает богов, а ты вываливаешься из собственного царства, как будто тебя пережевали и выплюнули! Некоторые проблемы, да? – Помолчи, – прервал его Сет. И даже бывалый Амон вздрогнул от интонации его голоса: безжизненность пустыни, шелест иллюзий и ветров. Пепла на выжженном пространстве. Сет был древним божеством. Древнее Амона. Гадес никогда не интересовался, древнее ли его самого, да это и не имело значения. Но сейчас он почти ощущал невидимую бурю за спиной Сета. Не яростный огонь, который всех испепелит, а вихрь песка, застилающий солнце, забивающийся в легкие. Иногда глаза Сета отливали красным, выдавая его нездешнюю сущность. Как и сейчас, когда он внимательно смотрел на Гадеса. – Ты еще не совсем здесь, – сказал Сет. – Пей чай. Это было почти приказом, но Гадес подчинился. Сделал еще глоток и прикрыл глаза, ощущая на языке горечь трав, сладость меда и терпкость простой воды, не имеющей отношения к Стиксу. Обычно переход между мирами не занимал много времени и был почти незаметен. Но иногда становилось сложнее: Гадес не знал, зависело это от происходящего в Подземном царстве или от него самого, от настроения или количества выпущенных сил. Но порой, возвращаясь, он по-прежнему ощущал себя больше там, видел только богов сквозь тонкую человеческую кожу, чувствовал их силы, а вместо стен полупрозрачно клубилось Подземное царство. Гадес знал, что у египетских богов есть своя земля мертвых, которой управляет Осирис, брат Сета. И у братьев всегда были напряженные отношения – настолько, что они не разговаривали столетиями. Но Гадесу казалось, что и без всяких других миров Сет иногда ощущал себя немного не здесь. Поэтому Сет понимал. Когда Гадес открыл глаза, то первым увидел взгляд широко распахнутых глаз Софи. В них было что-то тревожное, печальное и, где-то в глубине, яростное. Но Гадес постарался не думать сейчас о Персефоне – если она до сих пор ничего не вспомнила, значит, все сложнее, чем он думал. – А теперь говори, – сказал Сет, откидываясь на спинку стула. – И только попробуй что-нибудь утаить.