Логика и эмоции – две вещи несовместные. Пушкин давно знал, что женщинам можно приводить аргументы до тех пор, пока аргументы не кончатся у них. После чего женщины ломают логику и поступают по своему усмотрению. Впрочем, сейчас аргументы кончились у него. Он так обрадовался и растерялся, поймав Агату, что не знал, как себя вести. Может, предложить руку? Стояла она немного нетвердо… – Это нелогичный тезис, – брякнул он, понимая, какую глупость сморозил. Да, сморозил на морозе, как сказали бы в книжонках, какие любит его тетушка. Агата держалась из последних сил. Ей было дурно, без шуток. – Пушкин, вы нашли мой подарок? – чуть слышно спросила она. – Какой подарок? – Вот в этом… Кармане пальто… У вас появился… Сунув руку, Пушкин пошарил в шерстяном пространстве. – Ничего нет, – сказал он. – Вероятно, выпал, когда вытряхивал сегодня пальто. Наверняка лежит в сугробе в Гнездниковском. Если дворник не подобрал. – Мой подарок? – Агата уже плохо различала дома и Пушкина, перед глазами все превратилось в белесое пятно. – Вытряхнули… В сугробе… Дворник подобрал… Он успел подставить руки. Агата рухнула, закатив глаза. Подхватив ее тело и проклиная себя за мальчишество, Пушкин побежал к Поварской, где должен быть извозчик. Она лежала, уткнувшись в его плечо. Показалось, что Агата в самом деле умерла, так промерзла одежда. На бегу он крикнул извозчика, который, на счастье, торчал у аптеки. Сани подлетели, ванька расторопно откинул медвежью полость, Пушкин бережно уложил ее на толстый ковер и укутал по горло, подоткнув подушками. Он прикрикнул, чтоб скорее вез обмороженную в лечебницу, но Агата открыла глаза. – Благодарю вас, – произнесла слабым голосом. – Не надо больницы… Мне уже лучше. Едем в «Лоскутную». У меня важная новость для вас, – и блаженно улыбнулась. Чиновнику сыска оставалось гадать: а был ли обморок? 18 В тепле цветок расправил лепесточки. Кто бы мог подумать, что бодрая дама, вошедшая в зал ресторана, четверть часа назад почти не подавала признаков жизни. Официант поздоровался и проводил за столик, который предпочитала мадемуазель, оставил меню и обещал вернуться. Обедать Пушкин не собирался. Раз уж оказался в «Лоскутной», надо исполнить обещание, данное любимой тетушке. Эфенбах знает, что он при деле в Арбатской части, можно бездарно потратить немного служебного времени. – Вернулись с новым цветом волос, мадемуазель Бланш, – сказал он, отодвигая соблазнительное меню подальше. Страницы Агата листала довольно невнимательно. – Вам нравится? – спросила она. Что могло относиться и к прическе, и к имени, и к набору блюд. Женщины склонны смешивать раздельное и соединять невозможное. – Огненной брюнеткой вы стали слишком заметны. От Пушкина это можно было считать комплиментом. Агата так и посчитала. Ничего другого ей не оставалось. – Заказывайте, что желаете. Я угощаю… Отметим нашу случайную встречу… Бесполезно указывать на явное противоречие: подарок в пальто с последующей слежкой на морозе случайностью назвать нельзя. К тому же он еще не забыл, чем кончались приглашения Агаты отобедать за ее счет. Платил почему-то всегда Пушкин. – У меня крайне мало времени. Прошу сообщить, что желали… – В самом деле потеряли мой подарок? – Она смотрела на него поверх меню, как охотник выслеживает утку в камышах. – Не беру подарки от воровок, – ответил он. – Даже гениальных. Чиновнику полиции это невозможно. Старательно улыбаясь, Агата пропустила обиду мимо ушей. – Я не воровка… Уже не воровка… Вы прекрасно знаете. У меня нет пути назад… – Она еще хотела добавить: «после сегодняшнего подарка», но промолчала. Подарок достался не ему. – Рад слышать, но верится с трудом. Ближе к делу, прошу вас. – И он посмотрел на карманные часы. Захлопнув меню и мотнув головой официанту, который собрался подбежать за заказом, Агата сложила руки. – Как прикажете, господин полицейский, – сказала она бархатным голоском. У Пушкина забегали мурашки по спине. С чего бы вдруг? – Знаете ли вы, что в Москве открыли рулетку? – Нам это известно. – В большом доме на Спиридоновской… – Местонахождение известно. Это все, что имеете сообщить? – В ночь на первое января заглянула, чтобы развеять скуку и поставить по маленькой, – продолжила Агата, наблюдая за каменным лицом Пушкина. – Играет в азартные игры или глупец, или шулер. – Одна дама, судя по виду – из московских купчих, – продолжила она, – взяла и в четыре удара обыграла рулетку, получив невероятную, фантастическую сумму… Был выбор: заявить, что сыскной полиции все известно, или выслушать неожиданного свидетеля. Грош цена ее показаниям, конечно. Но все же… – Неужели тысячу рублей? – спросил Пушкин. Кажется, наживку заглотил. Агата была довольна. – Берите выше! – Что, две тысячи? – Холодно, холодно! – она невольно вздрогнула. – Что подскажет ваша разнузданная фантазия? – Неужели десять тысяч? – старательно изумляясь, спросил он. Агата счастливо засмеялась. – Ах, Пушкин, у вас фантазии чиновника. Мадам выиграла сто двадцать тысяч! Требовалась пауза, чтобы пережить такой шок. Пушкин помолчал. – Ей заплатили всю сумму? – Крупье выгреб банк… – Бывают чудеса в Москве. Какое дело сыскной полиции до такого везения? – Ее собираются убить, – торжествуя, закончила Агата. – Такое заявление требует серьезного обоснования, – сказал Пушкин. – Какие у вас факты? Она поморщилась. – У меня чутье, которое никогда не подводит. И сердце. Я знаю и вижу людей. Особенно мужчин. Кажется, я это доказала… В прошлом, разумеется… – Будьте добры, факты… – Около нее крутилось двое мужчин. Один не старше двадцати пяти, такой мерзкий, как зазнавшийся приказчик. Другой солидный и вальяжный, далеко за пятьдесят. Сначала умоляли даму не ставить деньги, а потом чуть не вырывали у нее из рук купюры. Правда, она отогнала их, как мошек… Дама строгая и суровая, сразу видно… – Это все факты? Агата не могла обижаться. – Нет, не все, господин, сыщик, – ответила она с вызовом. – Рядом с ней крутилась девица, похожая на селедку. Всё советы давала, возмущалась, как делает ставки, по блокнотику что-то проверяла. А когда та выиграла, селедка чуть не лопнула от возмущения. Знаете, кто она? Пушкин уже знал. Надо было позволить Агате нанести победный удар. Что она и сделала: – Та самая девица, с виду курсистка, которую сначала гнали по сугробам, потом помогли встать и отвели в дом. Когда я мерзла под деревом… В наблюдательности Агате нельзя было отказать. Особенно в навешивании ярлыков. Нельзя отрицать, что в барышне Рузо есть что-то от холодной селедки. – Итог: двое мужчин и барышня, – сказал Пушкин. – В чем ваше обвинение? – Уверена: кто-то из них намерен прикончить родственницу и забрать выигрыш… – ответила Агата. – Такие жадные, алчные и скользкие типы. – Откуда известно, что они родственники?