– Тебе снятся цветные сны? – спрашивает меня Казанова. – Конечно, – отвечаю я ему, – вот ты сейчас одет в зеленый камзол. – Это хорошо, – вздыхая, радуется он за меня, – цветные сны снятся только тем людям, которые в ладах со своей душой. Хочешь, расскажу, почему я не вижу цветных снов? – А ты правда Казанова? – недоверчиво спрашиваю я. – Я не знаю, – отвечает он, – я давно себя забыл, но эта история почему-то не забывается, и мне очень трудно ее нести. – А она правдива? – интересуюсь я, перед тем как начать записывать за венецианцем. – Иногда мне кажется, истина, а иногда, что вымысел. Бывают же времена, когда я почти уверен, что это плод моего воображения. Я стала быстро записывать за Казановой странную историю его путешествия в далекую и такую странную для него Россию и поняла, что он все это придумал, лишь бы привлечь мое внимание, которого ему сейчас так не хватает. Хотя имя великого покорителя женских сердец навсегда осталось в веках, но любви, о которой он мечтал всю свою жизнь, ему так и не досталось. Так что и ты, читатель, не верь этой истории, потому как выдумщику Казанове немного помогла и я, украсив его рассказ своими фантазиями. * * * Он был действительно в одних носках, в полном и таком нелепом смысле этого слова. Ротвейлеры в количестве двух штук изводились лаем у дерева, а у Яниса Леппика вся жизнь пробежала перед глазами. Ян был умным с детства – возможно, гены сыграли свою роль, оба родителя могли часами хвастаться своими достижениями в науке, а возможно, у него просто не было выбора, потому что так было надо. В семье школа вообще не считалась за учебу, так, мелочи жизни. «Вся учеба, сынок, начинается после, в библиотеках, дополнительных занятиях и саморазвитии», – говорила ему мама, тыкая при этом пальцем в его старших братьев, которые просто не отрывались от учебников и компьютера. Ему же всегда хотелось другого, хотелось праздника, внимания девочек и, возможно, даже обожания. Когда однажды он решил поделиться этими мыслями с мамой, то увидел на ее лице разочарование. «Эх, – вздохнула тогда строгая родительница, – говорили мне, нельзя рожать после сорока, возможен брак», – сказала она больше себе, чем Янису. Умная женщина, кандидат наук не подумала тогда, что маленькому мальчику с этой фразой придется жить дальше. Каждый божий день начинался и заканчивался тем, что Ян доказывал, что способен хорошо учиться, в душе же знал точно, что он не такой, как его братья. Янис, словно прокаженный, боялся, что люди заметят это, и с еще большим усердием шел к своей мечте. Цель же заключалась в том, чтобы любыми способами доказать родителям, что он не брак. Ян это сделал, вот только оценить его успехи уже никто не мог. Он был поздним ребенком, и когда к нему пришла удача, деньги и большие возможности, родителей уже не было в живых и признать, а вернее, опровергнуть страшную версию никто уже не мог. От невозможности реального подтверждения, что его можно любить, а еще из-за того, что он шел к своей цели, не распыляясь на личную жизнь, в каждой девушке Ян видел хищницу. Подозревая, что им нужны только деньги, а не он сам, ведь его любить не за что, он брак, Янис стал защищать себя, построив глухую стену надменности и высокомерия, потихоньку забывая, какой он на самом деле. От этого душа стала черстветь и иногда тихо ныть по ночам, по-прежнему так нуждаясь в любви. К слову, его братья, которыми так гордились родители, в отличие от Яниса, ничего не достигли, продолжая равнодушно и безамбициозно просиживать штаны в своих научных институтах. Но порядок вещей изменить уже было невозможно – Ян так и остался браком, несмотря на его огромное сопротивление данной версии. Те же, кто могли изменить статус-кво, были уже на небесах, и похвастаться, а тем более услышать восхищение в свой адрес было не от кого. Правда, сейчас, сидя на дереве в чужом саду и имея на себе из одежды лишь одни носки, Ян заметил, как в его голове впервые промелькнула шальная мысль: а может быть, родители были не так уж и неправы. Может, он и вправду брак. * * * Это было не фиаско, это был полный провал. Хотя и это выражение слишком мягкое – это была катастрофа. Кира шла по улице и задыхалась от слез. Они стояли везде: в горле, в носу, в сердце и, главное, в душе. Они наполняли ее изнутри и вытесняли все остальные чувства, например стыд. Правильная девочка Кира никогда не позволила бы себе реветь и, размазывая тушь, вышагивать по летнему парку. Горожане, решившие заняться спортом, собачники и другие посетители парка, коих в столь ранний час сюда занесла судьба, с любопытством поглядывали на нее. Всех, конечно, разбирал жгучий интерес, что же служилось у девушки, и многие даже, скорее всего, строили разнообразные версии, но подойти все же никто не решился. Сказывалось наше безразличное время, оно принесло в общество равнодушие и стойкое знание, что нельзя лезть в чужую жизнь – это табу для современного индивида. Человек человеку волк, как говорится. Поэтому даже самые любопытные не рискнули поинтересоваться, что же случилось у девушки. Кире же, как ни странно, сейчас очень хотелось, чтобы кто-нибудь сделал именно так – не по правилам, а от души. Ее преисполняло желание рассказать постороннему человеку, словно случайному попутчику в поезде, все, что накопилось в жизни. Все, что она сейчас так горько оплакивала. Эмоционально поведать о том, что все было хорошо, а потом стало резко плохо. Стоп. Кира словно прозрела и, перестав навзрыд рыдать, села на ближайшую свободную лавочку, теплую от утреннего летнего солнца. Не бывает так: все хорошо, а потом резко плохо. Все, кто так говорят, лгут, а Кира решила больше никогда не врать самой себе. Достав маленькое зеркальце и вытирая потекшую тушь, она первый раз сказала себе правду: все было плохо уже давно. Все к этому шло, постепенно набирая обороты грязи, в которую Кира погружала себя самостоятельно, так сказать, на добровольных началах. Она сама в последнее время выдумывала Савелию оправдания, даже не загружая его такими мелочами. В конце концов, должно было случиться именно так, как сегодня утром. В голову опять полезли воспоминания о тех моментах, когда им вдвоем было хорошо, ведь они были, были, были. Слезы заблокировали дыхание, и, боясь задохнуться, Кира решила перевести мысль в другую сторону. Она оказалась не менее трагической, но не такой жестокой. Вот почему именно сегодня? Что это? Чем Кира так провинилась перед Богом? Нет, конечно, она знала, что не святая, и грешки свои все помнила и стыдилась их периодически, но зачем так жестоко? Сегодня они должны были лететь на свадьбу к ее младшей сестре. Эта выскочка решила не ждать старшую и выпрыгнуть замуж в двадцать лет. Да за кого – молодого бизнесмена, мясного короля, имеющего в собственности три огромные фермы, два завода и множество магазинов с дурацким названием «Бычка хотите», и это даже не потому, что там продавалось мясо, так креативный будущий родственник решил прославить свою незвучную фамилию Бычков. В общем, родители и вся большая родня были в восторге от будущего зятя и лишь тяжело вздыхали при виде Киры, глубоко и как-то уж нарочито жалея ее. «Мало того, что сестра красивее, – не стесняясь, говорила тетка Нора, за месяц до свадьбы, глубоко затягиваясь сигаретой, – так еще и удачливее. Не надо было тебе, Ольга, ее Кирой называть, – упрекала она мать, даже не беря во внимание, что некрасивая и неудачливая сидит тут же за столом и стыдливо прячет глаза, словно провинилась в чем-то, – дурацкое пацанячье имя, вот и судьба у девки теперь такая», – продолжала рассуждать сестра отца. Она была грубой, дерзкой и всегда говорила людям в лицо то, что думала. В тот раз досталось и младшей сестре. «Бедная девочка, – не скрывая издевательского тона, говорила тетка, – поменяла шило на мыло: была Гусь, стала Бычкова». Мать тогда все же постаралась защитить старшее дитя, объясняя родственнице, что и у Киры есть жених Савелий, доцент на кафедре ядерной физики в университете, не менее умный и красивый. На что тетка лишь обидно усмехалась, подвергая сомнению сказанное, и надменно говорила: «Ну-ну, посмотрим». Мама, видимо, не желая прослыть треплом, а может быть, просто жалея Киру, всю неделю перед свадьбой названивала и напоминала, а по факту же просто умоляла. «Кира, доченька, хватит прятать Савелия, привози его обязательно на свадьбу. Скажи, пусть не боится, никто его жениться тут же не заставит», – словно оправдывалась она. Кира, надо сказать, и сама это прекрасно понимала и, уговорив Савелия поехать, тут же успокаивала маму, обещая посетить семейное торжество вдвоем. И вот все летит в тартарары. Савелия у нее больше нет. Даже если бы Кира очень постаралась, то найти сейчас оправдание жениху не то что сложно, а практически невозможно. Да и по тому, как Савва с ней разговаривал, а вернее, выразительно молчал, было понятно, что эти оправдания ему не очень-то и нужны, он сделал свой выбор. Нет теперь у Киры и любимой работы, потому как, выскочив из квартиры Савелия, она, не задумываясь, направилась на кафедру и тут же написала заявление на увольнение. С сегодняшнего дня у нее был отпуск, из которого выходить уже не придется, а два просроченных билета в Сочи на свадьбу сестры можно было выбрасывать, как и шесть лет стажа на кафедре общей ядерной физики. Вот так: было плохо, а стало еще хуже. Потому что надо знать, что не бывает после плохо хорошо, ну не бывает такого, это противоречит законам природы. После плохо может быть только очень плохо. Пора бы уже в двадцать семь лет это понять и научиться уходить самой, лишь почувствовав нехорошие перемены, но, видимо, что семь, что двадцать семь – мы не меняемся. Кира росла умной, но жутко неуверенной в себе девочкой, скромно отсиживаясь в тени своей сестры, которую, и это понимала даже она, было невозможно не любить. Немного успокоившись и придя в себя, Кира с полной ответственностью поняла, что эта страница жизни, непонятно, увы или ура, но перевернута безвозвратно, все, навсегда, и даже огромное желание не сможет ничего изменить, а значит, надо жить дальше. О поездке в солнечный Сочи, конечно, придется забыть, не хватало еще после пережитого стать объектом насмешек родственников, но урок из этого вынести необходимо. Кира из всего и всегда выделяла главное, тогда казалось, что это не неудача, а просто жизнь тебя так учит. Ведь на своих ошибках оно всегда продуктивнее получается. Подумав немного и посмотрев на реальность с разных ракурсов и временных линий, она решила: никогда нельзя оправдывать ни людей, ни ситуацию, всегда надо смотреть на происходящее трезво и, когда понимаешь, что все плохо, сразу же уходить, потому как после этого обязательно станет еще хуже. Именно на этой торжественной точке, которую Кира поставила своим отношениям, и зазвонил телефон. На экране высветилось «Валенок», это был именно тот человек, которого сейчас была счастлива слышать Кира. * * * Собаки лаяли, не умолкая, и Янис понимал, что это начало конца. Сейчас из дома выйдет хозяин, и хорошо если дело закончится просто полицией. – Тише, Чук, Гек, вы что там так раскричались, – послышался женский голос. Янис зажмурился, ему не хотелось видеть первую реакцию, было нестерпимо стыдно. – И откуда к нам такого красивого дяденьку занесло, – женский голос, к удивлению Яна, прозвучал насмешливо и гостеприимно. – Тише, ребята, – обратилась женщина к доберманам, – это наш гость. Караулить, – скомандовала она, и собаки уселись под дерево, по-прежнему с ненавистью разглядывая мужчину и его красные носки. – Добрый день, – поздоровался Янис, от страха и стыда открыв лишь один глаз. – Оригинальный выбор кличек для собак, вы поклонница Гайдара? – поинтересовался зачем-то он. – Нет, – продолжала улыбаться женщина. У нее были пышные формы и искрящиеся глаза. На вид ей было лет тридцать, и возможно, она даже была ровесницей Янису, но он почему-то почувствовал себя рядом с ней пацаном. Вероятно, это произошло потому, что он был сейчас в одних носках, но бешеная энергия, которая шла от этой женщины, тоже сбивала с толку. От таких представительниц прекрасного пола никогда не знаешь, чего ожидать. Они одномоментно могут и ударить, и поцеловать, причем будет одинаково больно в обоих случаях. – Поклонник Гайдара мой муж, – просветила она его и засмеялась, словно представляя его реакцию. Хозяйка ушла в дом и, вернувшись уже с раскладным пляжным креслом, устроилась поудобнее, как перед телевизором, что показывает долгожданный сериал. Она направила на дерево свой телефон. – Понимаете, – начал говорить Янис, когда женщина сделала все свои манипуляции, показав тем самым, что готова его слушать, – я оказался здесь совершенно случайно, – он не знал, как же все объяснить, и поэтому со стороны казалось, что он врет. – Ты извращенец? – просто спросила женщина, по-прежнему держа в руке телефон и, видимо, записывая на камеру смартфона своего незваного гостя. – Нет, что вы, – отрицательно замахал Янис головой и от этого чуть не слетел с толстой ветки. Для равновесия руки, которыми он прикрывал свое достоинство, пришлось отпустить. – Чудесный кадр! – восхищаясь кульбитами мужчины, произнесла хозяйка доберманов. – Вы что, снимаете? – возмутился было он, но, вспомнив, что это не в его интересах, быстро сменил тон обратно на извиняющийся. – Очень вас прошу, давайте договоримся. – О чем можно договариваться с извращенцем?! – поразилась дама, словно он сказал какую глупость. – Отпустите меня, – взмолился Янис, пытаясь выдавить из себя улыбку, но у него это плохо получилось. – Ага, сейчас! – воскликнула женщина. – Вот Владимир Анатольевич вернется из командировки, ему расскажут, что у меня на дереве голый мужик сидел, а я что скажу? Отпустила? Так не поверит он. Тогда и мне ни за что прилетит, а я не согласна страдать понапрасну. Ладно бы за дело, тогда, в общем-то, не так обидно, а когда ни за что, то получается несправедливо, – витиевато рассудила хозяйка доберманов. – А кто у нас Владимир Анатольевич? – уточнил Янис. – Владимир Анатольевич – мой муж, – просветила его грудастая, расхаживая под деревом как часовой, и добавила гордо и громко: – А также подполковник ФСБ по совместительству. – Вы только не кричите, пожалуйста, – попросил Янис даму, оглядываясь на соседний дом. – А, – словно специально еще громче закричала женщина, – так ты от Женьки нашей, – видимо, именно сейчас в ее голове пазл сложился, и появление голого мужчины на дереве из паранормального события превратилось в очевидное. – Так ты чего сразу не сказал! – продолжала хохотать она еще громче. – Тише, прошу вас, – умолял Янис, – я и так здесь на ветке как на витрине перед их окнами сижу. – Боишься, – отсмеявшись, сказала она. – Правильно делаешь. Русик у Женьки, он такой, чемпион мира по боксу в тяжелом весе, от тебя бы только носки и остались в полном смысле этого слова. – Женщина, ну все выяснилось, – взмолился он, – отпустите меня. – Во-первых, не женщина, а Валентина, – заметила дама немного обиженно. – А я Янис. Валечка, пожалуйста, отпустите меня. – Ага, сейчас, – махнула она головой, – только шнурки поглажу и отпущу. Ты вот, мужик, совсем негодяй. А обо мне ты подумал? О том, как я оправдываться перед мужем буду? Тебе, можно сказать, повезло, Владимир Анатольевич в командировке, но ведь он вернется и навряд ли поверит твоей истории, а ему обязательно кто-нибудь из соседей расскажет о голом аисте на нашем участке. Вот сейчас моя подруга приедет, и мы вместе решим, что делать: в полицию тебя сдать как извращугу или Русику как перебежчика. – По мне, так очень мало вариантов вы рассматриваете, – сказал Ян. – Можно отругать и отпустить, можно денег попросить и тоже отпустить, да и вообще, Валентина, почему у вас подруга должна решать столь щекотливое дело? – спросил настороженно Янис. – Хотя, возможно, у нее будет больше сострадания ко мне, – вдруг понадеялся он. – Возможно, конечно, – с сомнением сказала Валя, подойдя к дереву, – но я бы на твоем месте сильно не надеялась, человек она деловой и прагматичный, – предупредила хозяйка дома и кинула Янису плед. – На, прикройся, а то получается как в том анекдоте, – опять очень громко засмеялась она и предложила: – Хочешь, расскажу? Надеясь войти в контакт с хозяйкой доберманов, Янис сказал: – С удовольствием, но поверьте, удобнее слушать ваши рассказы внизу. Мне кажется, я здесь несколько вычурно смотрюсь, могу испортить вам репутацию. Ну или соседи могут начать вам завидовать, что, я думаю, тоже нежелательно. – Перебьешься, – довольно улыбнулась женщина, опять устроившись в пляжное кресло. – Так вот, слушай. Любовник убегает от мужа, забегает в парк и видит обнаженные статуи. Один постамент свободен, встает на него, принимает позу. Голос сбоку: «Придурок, носки сними, всю аллею спалишь!»