– Все, теперь мы знакомы. Предлагаю продолжить наше разоблачение, поверьте, впереди вас ждут не меньшие открытия, – сказал Янис. – Итак, я хочу рассказать вам историю. Николай Звонков влюбился и решил расстаться с Норой, но он уже очень привык к богатству и роскоши, да к тому же не знал, если он станет беден, как к нему отнесется его избранница, поэтому мужчина решается на преступление. Не знаю уж, что его натолкнуло на эту мысль, но он решает украсть бриллиант Баута, который со своей историей, между прочим, реальной историей, подтвержденной множеством сохранившихся дарственных, которые завещала делать первая хозяйка камня, стоит около миллиона долларов. – Сколько? – поразилась вслух Злата, не в силах, видимо, сдержать своих эмоций. – Его можно было продать за миллион долларов? – Плюс-минус, но да, примерно сумма такая, – подтвердил Янис. – Сделать это Ники планирует в день, когда камень из банковской ячейки на время перенесется в дом. Молодой человек наслышан о традиции. Также передача Баута в собственность молодой семьи очень ангажировалась хозяином дома. Украсть камень было решено, принеся в тот вечер клетки с голубями. Это должно было выглядеть как сюрприз для молодых, чтобы они могли запустить птиц в небо как символ любви. Один из голубей должен быть особенным, почтовым. Но Николай не может довериться голубю с обычной голубятни и обращается в местный цирк. Договаривается с дрессировщиком за огромную для того сумму в сто тысяч рублей, что принесенную птицей сумочку тот не будет открывать, а передаст Николаю. Дрессировщик, надо сказать, парень бедовый и каждый раз под угрозой вылета из цирка, поэтому соглашается, решив про себя, что он ничего противоправного не делает, просто сдает голубя в аренду. Купив для порядка еще несколько голубей на соседней голубятне, Николай стал ждать дня икс. Но в игру вступил его величество случай. Сначала в план внесло коррективы то, что Федя сам купил голубей, и вторые голуби теперь выглядели бы нелепо… – Он не мог убить тех голубей, – вдруг перебила Яниса Злата. – Когда Федор принес птиц, Ники был у меня. – Совершенно верно. Более того, он и не убивал их. Голубей задушил сообщник. Ники был слаб и неспособен на убийство, пусть даже всего лишь птиц, поэтому, когда сообщники увидели, что Федя привез бедных птиц, Ники пошел отвлекать вас и вашего жениха, который обязательно должен был заглянуть в вашу комнату, а сообщник убил бедных голубей. – А кто сообщник? – спросила Кира, сморщившись. По ее лицу было видно, что она представила страдания бедных животных и вспомнила конвульсии недобитых птиц. – Давайте оставим этот вопрос на потом, – сказал Янис, – потому что дальше в план бедного Николая снова вмешался его величество случай. Когда уже все было готово и надо было лишь дождаться вечера, видимо, чтобы успокоиться, Николай идет на каменистый берег через дорогу от дома. Все мы знаем, что на скалистом берегу невозможно купаться, а потому там совсем нет туристов и отдыхающих. Спрятавшись от солнца под отвесный берег, Николай нечаянно подслушивает разговор Павла Петровича и Глеба. На этих словах глава дома встал, сам не понимая зачем, и снова сел на свой стул. Его побледневшее лицо сейчас не выражало ничего, кроме усталости. – Вы так говорите, – Глеб, в отличие от Павла Петровича, напряженно улыбался, – как будто вам сам Ники рассказал. Поэтично получается – спрятался под отвесной скалой. – Ну вы почти правы, – ответил ему Янис. – Мы нашли телефон Николая. Я понимаю, Глеб, что вы ждали вопросов от следствия и не могли понять, почему их нет, и уже выдохнули, думая, что Ники блефовал, потому что вы не знали, что свой телефон он спрятал. На этих словах наступила очередь Глеба бледнеть. – Он начал вас снимать прямо оттуда, из-под отвесной скалы. Потом проводил до места, все фотографировал и фотографировал, а уже после, перед самым праздником, начал вас шантажировать. Слова о том, что вам его легче убить, подслушал Артем, – Янис показал на молодого человека, держащего за руку Злату, и тот в знак подтверждения его слов махнул головой. – Стоп, – сказал Павел Петрович, но уже не вставая с места. – Это я виноват, Глеб ни при чем. Меня шантажировали, и он согласился передать шантажистам деньги за фото и негативы. – Чем тебя шантажировали? – спросила Ольга Леонидовна пораженно. – Какая разница, – психанул он. – Главное, что это абсолютно ни при чем и никак не относится к тому, что произошло. – А вот не скажите, – не согласился Янис, – тут все при чем. Вот вы знаете, за что Глеба выгнали из академии? – спросил он уже у всех, а не только у хозяина дома. – Что за бред вы несете! – прокричал Глеб и, показательно психанув, хотел выйти из зала, но полицейские преградили ему путь. – Так вот, он и его друзья работали в архиве и стащили несколько фото. Эти фото так или иначе компрометировали богатых людей, когда-то сотрудничавших с ФСБ или чем-то другим запятнавших свою биографию. Студенты шантажировали их и получали за эти фото хорошие деньги. Но один из потерпевших не стал платить, а обратился в органы. Сор из избы выносить не стали, потому как сами виноваты, допустили к архиву студентов, поэтому тех просто выгнали с позором из академии. Вы по-прежнему считаете это ненужной информацией? – спросил Янис Павла Петровича. – Это ты? – уже не обращая внимания на Яниса, прохрипел Павел. – Убью! – сказал он со всей возможной ему злостью. – Не стоит, – сказал Янис. – Вам еще деньги свои у него забрать надо. Так вот, именно это и увидел Ники, когда отправился за Глебом, который по вашим наставлениям должен был передать шантажистам деньги и взять негатив с фото в центральном парке. Но, к удивлению Николая, он пошел не туда, а напрямик в банк «Приоритет» и, не задерживаясь в операционном зале, скрылся в недрах банка. Хоть и не был Ники семи пядей во лбу, но два и два связать мог, поэтому понял, что Глеб вас кинул. Довольный удачей, что на него свалилась, он решил шантажировать своего пасынка фотосъемкой, что вел, о чем и поведал перед праздником. – Глеб, ты шантажировал Павла? – удивилась Нора. – Да, – вместо него ответил Янис. – В том архиве он нашел фото любимого дяди, который передает что-то тогдашнему послу США. Страна разваливалась, поэтому Павлу Петровичу повезло – слежку вели, но уже не так рьяно и больше по привычке. Никто не знал, чем все это закончится, поэтому передача информации была зафиксирована, но после отдана в архив. Я знаю, что вы передали, – сказал он уже конкретно Павлу Петровичу, – но говорить не буду. Это старое дело, захотите – скажете сами. По своим же каналам я узнал, что Глебом были арендованы две ячейки в банке «Приоритет». Клиент очень просил нестандартную ячейку на двадцать сантиметров, но так как таковые были все заняты, то он согласился на две ячейки по десять сантиметров. Исходя из того, что в стандартную ячейку вмещается триста тысяч долларов, смею предположить, что вы заплатили шантажистам где-то около шестисот тысяч. Павел Петрович сидел, не шелохнувшись, словно не слышал его. – Вы все ему верите, этому клоуну? Вы сдурели? – продолжал упираться Глеб, но его никто не слушал. – Итак, – продолжал Янис, – наш Ники, который на тот момент почувствовал себя везунчиком, когда все вышли из зала в поисках Ольги Леонидовны, подошел к столу, надел нужному голубю специальную сумочку, положил в нее бриллиант Баута и отпустил птицу в вечернее небо. В это время на дереве сидел брошенный жених и бессовестно подглядывал в окна, – сказал Янис. На этих словах он обратился к Кире, которая никак не могла прийти в себя от всех откровений, свалившихся на нее в это утро. – Милая, как ты могла с ним общаться? Никакого воспитания у человека. Девушка пожала плечами, не зная, что и ответить. – Ну да ладно, бог с ним, – помог ей Янис. – Но в сумочке, – продолжил рассказывать он, – которая дошла до дрессировщика, камня не было, а был только растаявший сахар. – В смысле? – поразился Лев. – Потому что здесь разыгрывалось еще одно представление, – ответил Янис. – Третье. Вот вас сумма шестьсот тысяч долларов не навела ни на какие мысли? Нет? А меня навела. Это сумма, за которую можно продать камень Баута, но быстро, по схеме «утром деньги, вечером стулья». Павел Петрович так и сделал, чтобы рассчитаться с шантажистами. А для того, чтобы не распространяться о продаже камня, он попросил кондитера сделать похожий. Знаете, такими съедобными камнями и кристаллами украшают торты. На вечере Павел Петрович должен был незаметно съесть его или бросить в бокал шампанским – и все. Камня нет, страховка есть, и оправдываться по поводу скоропалительной продажи не придется. Но его опередил Николай, отправив этот кусок сахара с голубем. Видимо, второпях он не заметил, что это не Баута, а простая карамель. Также, понимая, что фото в его телефоне сейчас чуть ли не ценнее, чем бриллиант, и осознавая, что проболтался, он спрятал смартфон в клетках с теми же голубями, опасаясь, что Глеб устроит какую-нибудь диверсию и украдет у него гаджет. Так что камня здесь не было. Хотя, прошу прощения, он все же был. Павел Петрович удивленно повернулся в сторону Платона. – Нет-нет, – помахал головой Янис, – Платон мне ничего не говорил, джентльменское соглашение действует. Тут была простая логика: кому вы могли быстро и без лишних слов продать такую драгоценность? Только лучшему другу. Но, видимо, этот камень не был ему нужен, потому как в тот вечер он подарил Кире маску с инкрустированным в нее бриллиантом Баута. Получилось как шампунь два в одном. На этих словах Янис достал из коробки маску и продемонстрировал камень, очень удачно вписавшийся в нее. – Но он теперь мой! – возмутилась Злата, видимо, помня про стоимость драгоценности. – Увы, нет, – развел руками Янис. – Ваш тот, который растаял в маленькой сумочке от жаркого сердца умной птицы. Этот же ваш отец вполне официально продал Платону, взяв обещание никому ничего не говорить. – Я правда не хотел, – сказал Платон, словно оправдываясь. – Я думал, в маске будет непонятно, что это за камень. Хотел остановить эту дурацкую передачу по наследству, которая делает из членов семьи врагов. – Так кто убил Ники? – задала Айгуль главный вопрос. – Глеб? – Я никого не убивал! – закричал он. – Возможно, Глеб бы и убил жадного Ники, который хотел заработать везде, но не успел. Это сделали вы, Айгуль, – виновато сказал Янис, словно он был тоже к этому причастен. Вздох ужаса пронесся по залу, но красивая девушка с азиатскими чертами лица не дрогнула ни одним мускулом. – Помните, мы говорили о том, что Ники собрался расстаться с Норой, объявив ей, что полюбил другую? Так вот, это была не Злата. Его мимолетное увлечение девушкой закончилось уже давно, полгода назад. Да если честно, они бы могли оба об этом забыть, если бы Злату не замучило уязвленное самолюбие. Она стала пытаться вернуть Николая, старалась вызвать ревность ненужной никому свадьбой. Девушка не понимала, что Ники плевать на нее, у него новая и, возможно, первая в жизни любовь. Да, Айгуль, он любил тебя так сильно, что готов был на все. Он не рассказал тебе про связь со Златой, потому что для него она не значила ничего. Именно с тобой он поделился планом про бриллиант, и ты поддержала Ники в этом. Именно ты задушила голубей, а потом устроила подобие истерики. Меня еще тогда поразило, как громко ты кричала и даже не выскочила из зала, а стояла и дожидалась, пока тебя найдут. Да и в доме, кроме тебя, Ники, Златы и Федора, никого не было, чужих мы тоже не встретили, потому как долго выгружали гостинцы, купленные Валентиной. Лев схватил Петра и направился на выход, полицейские не стали его останавливать. Его действия были полны решимости. Но Янису показалось, что не Петю он хотел оградить от подробностей, а себя. Догадываясь и пряча голову в песок, большой и немного неуклюжий папа боялся услышать подробности. – Но в этот вечер здесь правил его величество случай, – продолжил Янис, как только Лев и Петя скрылись. – В комнате, куда пошел Ники отвлекать Злату и Федора, который обязательно должен был заглянуть в спальню к невесте, произошел казус. В порыве вновь вернуть, как ей казалось, любимого Злата поцеловала Ники. И он бы оттолкнул ее уже через секунду, но именно в этот момент зашел Федор. Позже он поделился горем с другом Артемом, а тот перед праздником, чтобы расположить красивую девушку, рассказал это тебе, Айгуль. С этого момента ты все рассматриваешь с другого ракурса, все тебе кажется подозрительным, а Ники, ты считаешь, использует тебя только для того, чтобы украсть бриллиант. Следующее, что ты увидела, – разговор Ники со Златой. Тебе казалось, что они милуются, но Злата говорит, что он тогда крепко ее обидел и послал. А улыбался мило, чтобы не заподозрили неладное со стороны. Теперь ты почти веришь в подлую измену любимого, но все же решаешь уточнить у соперницы. Возле того самого кабинета, где ты позже возьмешь арбалет, ты останавливаешь Злату и начинаешь ее успокаивать, мол, ничего страшного и свадьба обязательно будет, на что та говорит тебе в ответ ужасные, на твой взгляд, вещи. Что свадьбы не будет, что вообще Злата любит другого человека и обязательно будет с ним вместе. Но все же последней каплей было что-то другое. Скажи, что он тебе сказал? – спросил ее Янис вкрадчиво. Было видно, как ему жалко ее. – Я вошла в кабинет после разговора со Златой просто отдышаться, – начала говорить девушка ледяным тоном. – На самом деле это я должна была сделать так, чтобы все вышли из зала в сад. План был такой: словно я кого-то испугалась, после утренних голубей никто бы не удивился, и все бы решили, что кто-то чужой повадился в дом. Но все произошло само собой, и я понимала, что именно сейчас он отправляет бриллиант, и после этого я ему стану не нужна. Было больно и обидно. Дед в детстве меня воспитывал как мальчишку, пока у него не родились внуки, поэтому я умею стрелять из всего, что стреляет, и ездить на всем, что ездит. Я сняла со стены первый попавшийся арбалет и пошла в зал. Хотелось напугать его, спросить почему. Ники стоял у окна, уже отпустив голубя. Когда я вошла, он испуганно обернулся и сказал: «А, это ты, я думал, что Злата». Сейчас я понимаю, что говорил он это с облегчением, но тогда мне хватило этих слов, чтобы выстрелить. Потом я бросила арбалет, вытерев отпечатки пальцев, и поднялась в комнату к сыну и отцу. Папа знал про нашу связь и очень переживал по этому поводу, постоянно умоляя меня порвать с ним, предрекая беду. Поэтому, когда я сказала ему подтвердить, что была все время с ним, он все понял. В зале стояла тишина. Было слышно, как бьется о стекло муха, словно пытаясь сбежать из этого кошмара. * * * Полиция уехала, забрав с собой Айгуль. Петю Злата и Артем повели гулять, чтобы он не слышал завывания своего деда. Тот заперся в комнате и рычал от бессилия, словно раненый медведь в берлоге. Павел Петрович отказался писать заявление на своего племянника, за что Нора была ему очень благодарна. Забрав у отпрыска ключи от банковских ячеек, она вручила их брату, постоянно благодаря, – казалось, еще немного, и она кинется к нему в ноги. Глеб же стух и весь его явный блеск исчез. Он прикрылся матерью, как прикрываются дети, и ждал, что она вновь решит все его проблемы. – Я не могу это принять, – сказала Кира, протянув маску Платону. Тот растерянно смотрел на нее. – Кира, – подошла к ним Ольга Леонидовна, – раз у нас сегодня день откровений, то я тоже должна тебе кое-что сказать, – произнесла она уставшим голосом. В зале вновь воцарилась тишина, и даже Нора перестала причитать, поняв, что кошмарный день не закончился. – Платон не твой крестный, он твой отец, – сказала Ольга Леонидовна, и это слово как эхо разнеслось по залу. – Павел, конечно, вырастил тебя и, несомненно, навсегда останется тебе родным человеком, но я считаю, ты должна знать правду. У нас были отношения, но потом… потом произошло страшное. В лаборатории, где Павел с Платоном проводили эксперимент, случился взрыв, и погиб Родион, их третий друг. Платона как единственного уцелевшего обвинили в порче государственного имущества. Я слабая, доченька, не осуждай меня, я боялась остаться с ребенком одна. Было страшное, голодное время, родителей у меня тогда уже не было в живых, а театр уволил, как только узнал про беременность. Для балерины это приговор. Павел мне предложил руку и сердце, и я согласилась. Мы с ним оба сделали вид, что ребенок наш общий, просто родился недоношенным. Стали жить счастливо. Да, не смотри на меня так, счастливо. Позже страна рухнула полностью, и Платона через год выпустили по УДО. Он нас простил – и меня, и Павла. Про тебя никогда не спрашивал, но все прекрасно понимал. Когда он попросил разрешения быть твоим крестным, мы с Павлом согласились. Каждый из нас понимал положение вещей, но каждый боялся произнести это вслух, нарушив тем самым тонкую грань нашей общей лжи. Хотя я и сейчас вру. Вся эта ложь, она моя в первую очередь. Кира стояла между матерью и Платоном и не знала, как реагировать на это. В руках она по-прежнему держала маску. – Все правильно, – сказал вдруг Павел, погладив жену по сгорбленной, видимо, от признаний, спине, – все правильно. Все наши беды от трусости. Вот знаешь, Платон, почему я продал Баута, камень, которым действительно дорожил? Да потому что боялся, что ты узнаешь о моем предательстве. Ведь я тогда вышел сухим из воды, – продолжал быстро говорить хозяин дома, будто боясь сбиться. – Да не просто сухим, а победителем. Но, как оказалось, нет. Ведь тогда, когда погиб Родька, у вас все получилось, ну, вернее, у нас, потому как я тоже был к этому открытию причастен. Но когда меня первым пустили в лабораторию посмотреть, я незаметно унес оттуда образец, который у вас получился, и бумаги к нему. Тебе сказал, что все сгорело, а сам продал это изобретение за огромные деньги. Повисла тишина. Никому ничего уже не хотелось больше говорить, и так было сказано больше, чем могли вынести эти стены. Янис с Валентиной и ее супругом, который стал для него почти другом, робко наблюдали со стороны продолжающуюся уже без их участия семейную драму. – Теперь понятно, в кого Злата, – тихо хмыкнула Валя. – Если Кира сейчас пошлет и мамочку, и обоих папочек, то я ее пойму. Но Кира вдруг стала смеяться, но не зло, а как-то даже счастливо. – Как же здорово! – произнесла она. – Я самый богатый человек на свете, у меня целых трое родителей, – и начала попеременно их всех целовать. И Платона, и Павла Петровича, и Ольгу Леонидовну. И с каждым ее поцелуем сердца взрослых людей, запутавшихся в своем вранье, оттаивали и начинали стучать спокойно. Вдруг, перецеловав всех родителей, которых у нее стало несколько больше положенного, Кира подбежала к Янису, словно боясь, что он может исчезнуть, тоже его поцеловала, только другим, более страстным поцелуем. Так обычно целуются молодые влюбленные, которые никак не могут напиться друг другом, раз от раза пытаясь это сделать. Филиппины, остров Баракай Месяц спустя Они сняли акваланги и костюмы для дайвинга, и кожа ощутила на себе всю силу солнечных лучей. Счастье было повсюду: в море, на песке, в мыслях, а главное, в их душах. – Может, выпьем что-нибудь прохладительное? – предложил Янис Кире. – Давай то, что было вчера, – с зонтиком и кучей трубочек, – засмеялась девушка, ей теперь всегда хотелось смеяться. Они вошли в летнее кафе, где старый филиппинец сделал им шикарные коктейли. В тени, с дуновением легкого морского бриза счастье лишь усиливалось, стараясь наполнить все пространство вокруг.