Куинн, похоже, занят расчетами. – Значит, кто бы он ни был, он родился между девяносто седьмым и две тысячи третьим? Гис смотрит на него: – Начиная с лета две тысячи второго Роуэн была либо под следствием, либо под судом, либо за решеткой, что немного сужает круг версий. Куинн смотрит на меня: – А не могло быть еще одного ребенка, помимо того, смешанной расы? Разве не поэтому полиция занялась ею в первую очередь? Я киваю: – Мне должны прислать полное дело, но да, был еще один ребенок. Девочка. Родилась в две тысячи втором. Куинн берет лист бумаги и начинает считать: – Итак, у нас есть около трех с половиной лет между убийством того ребенка в девяносто седьмом и беременностью и рождением дочери в две тысячи втором. – Он поднимает глаза: – Неужели за это время она успела родить еще одного ребенка? Еще одна беременность, которую никто не заметил, а первоначальное расследование проглядело? Воцаряется тишина. – Есть еще один вариант, – тихо говорит Гис. Он это знает, Куинн это знает, я это знаю. Куинн тихо присвистывает и начинает качать головой: – Боже… Гис кивает: – Похоже, тот ребенок в девяносто седьмом все же не умер. Он умер в прошлые выходные в Уитэме. Когда его застрелил собственный дед. * * * Адам Фаули 24 октября 08:27 – Господи, Адам, вы только что вернулись из декретного отпуска. Вы должны были просто работать себе спокойно, а не натыкаться сразу на преступление века. И очередное преступление со стороны органов правопорядка. Похоже, он тужится пошутить. – Знаю, сэр, но мало что могу с этим поделать. Мы ведь не специально. Суперинтендант Харрисон откидывается на спинку кресла и задумчиво складывает пальцы домиком. – Насколько вы уверены, что это действительно тот ребенок, за убийство которого она получила срок? Я не хочу, чтобы мы снова копались в этом по наитию. – Не уверен на сто процентов, сэр, но это весьма большая вероятность. Главным образом потому, что крайне сомнительно, что мог быть еще один ребенок того же возраста, которого первоначальное расследование не обнаружило. – Так что же там у нас с Суоннами? Как вы думаете, они знали, кто он такой? – Он явно знал, кто они такие, иначе что бы он там делал? Мы не знаем, как он их нашел, и, очевидно, также не знаем, где он был все эти годы. Но мне трудно поверить, что парень не сказал им, кто он такой, когда вошел. Ведь это точно было бы первое, что вы бы, например, сказали… Харрисон медленно кивает: – И все же в итоге мы имеем труп. – Знаю. Я тоже изо всех сил пытаюсь соединить все точки. Доподлинно мы знаем лишь одно: по какой-то причине Суонны не позвонили по номеру экстренной, и к тому моменту, когда мы туда добрались, на теле не осталось ничего, что могло бы помочь его опознать. Суперинтендант в упор смотрит на меня: – Думаете, он появился без предупреждения? Или же они знали, что он придет? Он спрашивает меня, могло ли убийство быть преднамеренным. И мой ответ таков: – Мы не можем исключать этого, сэр. Харрисон настроен скептически. – Вы действительно думаете, что пара пенсионеров могла спланировать нечто подобное? Потому что лично мне кажется верхом безрассудства убить кого-то и ожидать, что это сойдет им с рук. – Но уберите свидетеля, сэр, – и мы имеем совершенно другую историю. Это была чистая случайность – не окажись тем вечером фотограф в том самом месте, никто ничего не узнал бы. Суонны избавились бы от тела, прибрали всё в доме и вели бы себя как ни в чем не бывало. Но как только они получили сообщение о том, что полиция уже в пути, у них оставался только один вариант: сделать все возможное, чтобы все выглядело как ограбление. Включая дилетантскую попытку придать двери вид взломанной. Шеф хмур. – Но из этого следует, что они знали, что ваш человек никому не сказал, куда он собирался той ночью. – Согласен. Но мы не узнаем правды, пока не выясним, кто он такой. Одна из немногих вещей в нашу пользу – теперь у нас есть образец ДНК, который поможет нам установить личность его отца. Этот вариант не рассматривался в первоначальном расследовании. – И вы этим заняты? – Да, сэр. Я поручил это констеблю Бакстеру. – Ничего полезного в ответ на обращение к общественности в «Твиттере»? Я качаю головой: – Пока нет, сэр. – Несколько странно, не правда ли? Разве мы обычно не получаем хорошую реакцию на подобные обращения? – Да, но обычно мы пытаемся назвать местных преступников. Мы же почти уверены, что этот парень приехал из Лондона. Большинство наших подписчиков «Твиттера» – жители Оксфорда и окрестностей. – Может, стоит попробовать прессу? Национальные газеты? – Сомневаюсь, что мы получим много откликов. Для этого пришлось бы сказать, кем мы его считаем. Харрисон кивает: – А это последнее, что нам нужно в данный момент. – Именно. Суперинтендант задумчиво откидывается на спинку кресла. – До сих пор не могу понять одного: почему Суонны вообще хотели убить его, когда он – живое доказательство того, что их дочь не убийца? Разве они не хотят, чтобы ее оправдали? – Вот именно, сэр. На первый взгляд это делает гораздо более вероятной случайность того выстрела. – То есть Суонн снес внуку голову и только потом узнал, что сделал? Очень похоже на эпизод из какого-нибудь викторианского романа. А Харрисон не производит на меня впечатления заядлого читателя. Я пожимаю плечами: – Это не более невероятно, чем любой другой сценарий. На самом деле скорее даже менее. Он откидывается на спинку, и стул скрипит. – Но, как ни сыграй, это будет чертово минное поле. Если он и в самом деле пропавший ребенок Камиллы Роуэн, то все эти годы она сидела за решеткой за преступление, которого не совершала. Я мрачно улыбаюсь: – Осиное гнездо, змеиное гнездо, позорный столб… Выбирайте. И это еще до того, как пресса все узнает. Он хмурится: – Кто еще знает? – На данный момент только моя команда. И Алан Чэллоу.