КГ: А вы можете что-нибудь рассказать мне о семье? ДК: На сегодня точно известно лишь то, что Зайдлеры переехали в Бруклин десять лет назад, а до этого жили в Принстоне. Дэвид Зайдлер преподавал там на факультете политологии. А до этого они провели два семестра в Великобритании, в 1997 году. Но вы это уже знали. КГ: А миссис Зайдлер? ДК: После окончания аспирантуры Рене Зайдлер получила специальность учителя, а затем преподавала в средней школе, но у меня нет сведений о ее работе после 2016 года. Однако если сложить все вместе, похоже, примерно в то же время Дэвиду поставили диагноз. Думаю, она ушла с работы, чтобы ухаживать за ним. КГ: Поставили диагноз? ДК: Он умер прошлой осенью. В свидетельстве о смерти в качестве основной причины смерти указан рак кишечника. Не самый приятный конец. КГ: Были другие дети? ДК: Нет, только Ноа. КГ: А что у вас есть на него? ДК: Окончил школу со средним баллом 3,6, затем был зачислен в программу гуманитарных наук в Колумбийском университете, но взял на год академический отпуск – вероятно, потому, что его отец заболел. Никаких судимостей, никаких проблем с правоохранительными органами. В общем, просто хороший умный парень. КГ: Полагаю, вы знаете, что он стал жертвой смертельного выстрела? ДК: Да, я в курсе. Вы говорили с его матерью? КГ: Мы будем поддерживать связь с полицией Нью-Йорка по этому вопросу. Но, боюсь, дело не только в том, чтобы сообщить плохие новости: у нас есть ряд вопросов касательно обстоятельств рождения Ноа. ДК: Да, у меня есть ваша записка, и в ней говорится, что, на ваш взгляд, он не биологический ребенок Зайдлеров, как указано в его свидетельстве о рождении и документах социального обеспечения, а британский ребенок, пропавший без вести в 1997 году? Это дело Лгуньи Милли? КГ: Верно. ДК: Звучит прямо в духе Агаты Кристи. КГ: Подозреваю, тут закончится не так гладко. Что весьма печально. ДК: Пожалуйста, обязательно сообщите нам, когда у вас будут разъяснения. Мы должны знать о правонарушениях. Мошенничество, передача ложной или вводящей в заблуждение информации – впрочем, вы сами знаете… КГ: Конечно, мы непременно это сделаем. Ведь наша первоочередная задача – точно установить, что произошло и в какой степени тут замешаны Зайдлеры. ДК: Что говорит биологическая мать? КГ: До сих пор она придерживалась своей первоначальной истории. Но даже она должна понимать, что ее версия шита белыми нитками. ДК: Она упертая донельзя? КГ: К сожалению. ДК: Ну, ничего не поделаешь. Если это все, у меня в два семейное мероприятие. Дайте мне знать, если я могу помочь с чем-то еще. У вас есть связи в полиции Нью-Йорка? КГ: Никого конкретного, так что если вы… ДК: Конечно, без проблем. Я пришлю по электронной почте кое-какие подробности. КГ: Спасибо. И еще раз спасибо, что уделили мне время. ДК: Не за что. Приятного дня. * * * Ясное холодное утро в Нью-Йорке. Небо чистое, но до зимы рукой подать, и Ричи Гонсалес и Мари Кимболл натягивают перчатки, выходя из машины напротив дома Зайдлеров в Бруклин-Хайтс. Дом из коричневого камня, высокий цокольный этаж, ступени, ведущие на причудливое крыльцо. Высокие окна, железные перила, цветочные горшки. Дом, какой у людей, которые здесь не живут, обычно ассоциируется с Нью-Йорком, но очень немногие ньюйоркцы на самом деле могут позволить себе такой. Зайдлеры либо заработали кучу денег, либо унаследовали состояние; возможно, то и другое. Два детектива останавливаются на крыльце и поворачиваются лицом друг к другу. – Итак, как мы разыграем это дело? – спрашивает Кимболл. Она стала детективом всего полгода назад, так что значительную часть того, что ей приходится делать каждый день, она делает впервые. Хотя сказать матери, что ребенок, который «в конце концов, даже не ее», найден мертвым в чужой стране, куда она даже не подозревала, что он отправился, – такого в ее практике определенно еще не было. Впрочем, и у Гонсалеса тоже, даже за пятнадцать лет службы. Но у него бывали случаи и похуже. Он сухо улыбается: – Начни с фактов; посмотри, как она отреагирует. – Думаешь, она заговорит? – Добровольно? Будем надеяться, что да, потому что в противном случае дело быстро запахнет дерьмом. Как только она позвонит адвокатам, пиши пропало. – Ну, я бы не стала, будь я на ее месте, – говорит она, качая головой. – Ни за что. – Да, но не все такие упрямые, как ты, Кимболл. Она улыбается, и Гонсалес тянется к звонку. Им слышно, как тот звонит где-то внутри дома, но никаких звуков в ответ, никаких шагов. Гонсалес звонит снова, потом отступает и смотрит на дом. Ни колыхания штор, ни лиц за оконным стеклом. – Похоже, никого нет дома. Кимболл делает несколько шагов вниз по направлению к улице и оглядывается: – Попробуем соседей? Гонсалес пожимает плечами: – Думаю, да. Следующий подъезд разделен на квартиры. Звонок на первом этаже не отвечает, но дверь внизу открывает женщина в рабочем комбинезоне, ярком ситцевым платке на голове и с кистью в руке. Гонсалес показывает ей свой полицейский значок. – Гонсалес и Кимболл, полиция Нью-Йорка. Мы ищем миссис Зайдлер. – Рене?.. О, боюсь, вы ее упустили. Она уехала сегодня утром. – Вы знаете, куда она уехала? Женщина убирает волосы с глаз, оставляя на лице пятно зеленой краски. – В аэропорт Джона Кеннеди. Она взяла такси. Кимболл делает записи. – Она сказала, куда направляется? – В Европу, я думаю. Все было немного неожиданно… – Значит, это была незапланированная поездка? – О, определенно нет. Она просто постучала в мою дверь в семь утра и сказала, что ей нужно уехать: не соглашусь ли я пару дней покормить ее кошку? Обычно я это делаю. Не то чтобы она так часто уезжала куда-то… – Какой она вам показалась? Женщина пару раз моргает. – Теперь, когда вы спросили, я понимаю, что она выглядела взволнованной… Это было рано утром, и я была сонная, а Рене… да, она была немного взволнована. – Расстроена? Сердита? Обеспокоена? – Обеспокоена, – отвечает соседка. – Она что-то сказала о Ноа: мол, это ошибка и она должна все уладить… Ноа – ее сын. Кимболл записывает. – Она сказала что-нибудь еще? – Нет, ничего. Лишь что-то про кошачий корм. Как я уже упомянула, все было довольно спешно… Кимболл улыбается ей: – Вы нам очень помогли, миз…[43] – Трукан. Эль Трукан. Кимболл вручает ей визитную карточку: – Если миссис Зайдлер свяжется с вами, дайте нам знать, хорошо?