– Не совсем вас понимаю. – Мне нужен кто-то страшный и жалкий одновременно, а не эта гора брони с глазами грустного маньяка. – Я вас понял, мы попробуем что-нибудь подобрать. – Вот и отлично, я на вас надеюсь. А что там за проблемы со стерильностью флакон-контейнеров? – Об этом лучше поговорить на месте. И еще желательно позвать Краба, он заведует этим хозяйством. – Ну так зовите и ведите, у меня не так много времени осталось. – Это вас почти не задержит. Но я должен уточнить, каким способом? – О чем вы? – Ну… о подопытном. Каким способом нам это сделать? – Он теперь целиком ваш. Как хотите, так и поступайте, не мне вас учить заниматься вивисекцией. Глава 2 Тряска. Гул автомобильного двигателя. Вспышка острой боли, раздирающая хребет. Опять тряска. Опять боль. И темнота, наступившая после того, как на лицо опустили грязную шуршащую ткань, воняющую горелым пластиком и рыбьим жиром. Она очень жесткая и сильно измятая, угловатая складка время от времени елозит по глазу, это неприятно, но Трэш в такие моменты даже моргнуть не может, он такой же беспомощный, как и прежде. С того самого момента, когда начал себя осознавать, не выдалось ни мгновения, которое обошлось бы без боли. Но, как оказалось, терпеть ее, ничего не видя и слыша непонятное, – гораздо невыносимее. Почему Трэш не теряет сознания? Ведь нет сил это выносить, боль высосала все силы, он даже хрипеть больше не может. Но тем не менее не проваливается в спасительную тьму. Тряска закончилась резким рывком, от которого тело дернулось настолько сильно, что Трэш все же сумел захрипеть, а грязная ткань слетела с его глаз. В них тут же ударил свет, ярко-беспощадный. И нет возможности зажмуриться, прикрыть глаза, которые больше болели, чем что-то показывали. Но нет, зря он на них наговаривает, кое-что они различают. Бетонный свод над головой укреплен рельсами, на краю поля зрения сереет стена, на ней чужеродно смотрится идеально белый квадрат, набранный из крупных кнопок. Вот, собственно, и все. Уши как работали, так и работают, слышит Трэш прекрасно. Хотя – не факт, ему ведь не с чем сравнивать. – Зема, это че, в натуре, за кадр?! Откуда он, такой красивый? По пути привалили?! А чего такой целый?! – Обижаешь, Руфик, никто никого не валил. Это клиент. – Я че-то не понял?.. – Что тебе непонятно? Не первый раз на разборку сюда разных привожу. Пациент это, из наших. Слишком много кушал, вот вырос большим. – Да иметь меня конем! Это ж охренеть! Ну ни фига себе у вас там пациенты. Да надо всю голову отморозить, чтобы с такими работать. – А че их бояться? Они все паралитики, жрут в себя, гадят под себя, вот и все, что умеют. – Да? Это как же утку под такого больного подкладывать? – Да какие там утки, шлангом обмывают, стоя по колено в дерьме. – Паскудная работенка. – Обслуга занимается, мы там не при делах. – Это как такого разбирать? Да и на кой нам вообще такое счастье нарисовалось? Тут же одна броня, я мяса вообще не вижу. Да это танк какой-то, скармливать нечего, куда такого красивого на харчи пускать? – Его кормили хреново. – То говоришь, что жрал много, то хреново. Как тебя понимать, вообще?! Что, этот бегемот плохо жрал?! Ну ты сказанул, Зема, ну ты повеселил, братан. На сколько он тянет? Тонны полторы будет? – Весовщиком тебя ставить нельзя, почти на двести кило меньше дал. – Двести? Двести, Зема, – ни о чем. Считай, что тютелька в тютельку сошлось. Но только мяса тут и половины не будет, тощий он, доходяга какой-то. – Говорю же, кормили плохо, в основном он на горохе сидел. – Не гони, они такое не жрут. – Этот жрал и добавки просил, когда ему через шланг кашу заливали. – Это сколько за раз гороха смолотить может? – Два ведра влегкую. – Два ведра? Это сколько же от него потом копоти. А чего у него ручонки короткие? – Ему их режут каждый месяц, еще не доросли до нормы. – На фига режут? – А чтобы в носу не ковырялся. – Гы-гы-гы. Блин! Зема! – Чего? – Оно смотрит! У него зрачок двигается! – Ну и что? – Так оно че?! Живое?! – Конечно, живое. – На кой ты его живым привез? – Я же просто водила, мне какого загрузили, такого и привез. – А если трос порвет?! – Не суетись, у него хребет перебит, видишь, штыри торчат. Перфоратором пробивают каждую неделю и что-то там подрезают, а потом эти штуки загоняют, чтобы не заросло. И еще вон, видишь дыру? Там у него артерия, в нее колют гадость, от которой у них все отнимается, полный паралитик получается. Получается, он без рук и без ног, хребет перерезан, да еще и ядом обколот – гарантированный овощ. – Ну вы там и умники, охренеть. Привезли элиту пробитую, да еще и живую. Вот на кой она нам тут живая нужна? Мы тут, на филиале, не садисты, как ваши, у нас все по-честному. – Да это Чип поспорил с Дейлом, что ты, когда такого клиента увидишь живым, обделаешься жидким. Видишь, Чип выиграл. – Хрен ты угадал, вот, нюхни штаны, лишним не воняют. Можешь даже лизнуть, гы-гы-гы. – Руфик, а что это у вас за ворота новые? – Да все ништяк ворота. Броня четкая, миллиметров сто. – Ты гонишь. – Ни хрена я не гоню. Веника знаешь? – Ну? – У него из руки получилась грампластинка. – Ты че несешь? – Прапор мешок через плечо несет, а я, как есть, говорю. Венику эти ворота на руку уронили, когда устанавливали. – Да ты что? – Я тебе говорю, на моих глазах. Была рука, и хлоп – не рука, а, блин, диск «Битлз» какой-то. Теперь левой лысого гоняет, полное освобождение от нарядов. Видишь кнопки? Пять, два, два, пять жмешь, и плита сама в сторону катится. Четко все, как в бункере у президента.