«Когда умирает взрослый, он может попасть либо в рай, либо в ад, в зависимости от причин, послуживших его смерти и от жизни, которую он прежде вел. Когда умирает невинный младенец – однозначно попадает в рай. Самоубийца – в ад. Вроде бы всё понятно, словно разложено по полочкам. Интересно, куда же попаду я после смерти? В рай или ад? А может после смерти ничего не существует? Только небытие. И разговоры о загробной жизни – выдумка для любителей мистики? И что я почувствую при этом? Просто засну и не проснусь? Или же мне будет больно? Боли я боюсь. Лучше просто заснуть. Раствориться в темноте. Как будто тебя никогда и не было. Перестать существовать. Перестать думать. Исчезнуть. Умереть. Наверное, страшно, когда подобные мысли приходят в голову юной девочке, но я ничего не могу с этим поделать. Не могу перестать думать, не могу вновь и вновь не представлять себя в гробу. Холодной, бездыханной. Родители склонились надо мной. Они плачут. Или нет. Отец не заплачет, только стиснет зубы и будет стойко слушать последние слова священника, обнимая рыдающую мать за плечи. Что она будет рыдать – сомнений в этом у меня нет. Лили и Кайла на кладбище не возьмут. Оставят на попечение няни, зато Брайан с женой обязательно придут. Гэвина отпустят на пару дней из Оксфорда…. Нет! Довольно! Так можно и умом тронуться. Две таблетки с утра я выпила, поэтому боли можно не бояться. Отпадает. Парня у меня нет. Значит, никто другой помимо семьи не будет страдать после моей смерти. Остаётся только одна забота – мои дорогие родители. Они не должны видеть, как я страдаю. Не должны знать, что боязнь смерти мучает меня каждый день. Из-за неё я плохо сплю по ночам, плохо ем. Хотя. Говорят, что в моём теперешнем состоянии аппетит должен ухудшиться. Это нормально. Если можно так обозвать мою болезнь. Моя милая семья. Они лезут из кожи вон, чтобы отвлечь меня от грустных мыслей. Позволяют мне всё и даже более того. Раньше вот Брайан не позволял мне кататься на своей яхте, а теперь каждые выходные зовёт. Хитрит, что якобы ему одному не справиться, но я знаю, что старается он исключительно ради меня. Он знает, я люблю море. Оно меня успокаивает. Отвлекает от грустных мыслей. Когда я смотрю на бьющиеся о борта яхты волны, то словно растворяюсь в них. Перестаю существовать. Как русалочка у Андерсена. Интересно, что она чувствовала, когда растворялась, превращаясь в пену? Правда, она умирала, спасая любимого человека. Она жертвовала собой во имя счастья своего единственного. А я? Во имя чего умираю я? У меня даже единственного нет. И не будет уже, наверное. Сейчас стало так сложно найти хорошего человека, с которым можно не просто круто погулять, а ощутить всю нереальную гамму чувств. А я так много чего не успела почувствовать! Так много хочется и так мало времени. Катастрофически мало. И хотя я уже смирилась с одиночеством, всё равно продолжаю мечтать о чуде. День за днем. А стрелки всё бегут вперёд, с каждым часом приближая меня к смерти. «Святая Диана» - лайнер моего братца, названный так в честь матери, плавно скользит по волнам. Белоснежные чайки кружат над головою, редкие лучи солнца пробиваются сквозь плотную завесу серых облаков. Мы отплываем от южного побережья Великобритании. Совсем скоро берег исчезнет за линией горизонта и вокруг останется лишь бесконечное море. Какая красота! Сегодня пассажиров немного, даже есть свободные места во втором классе. Не говоря уже о первом, где билеты на несколько десятков евро дороже. И я просто стою, опершись спиной на деревянный парапет на небольшом пятачке, именуемым «капитанским бортиком». Отсюда прекрасно видна верхняя и нижняя палубы. Я рассматриваю пассажиров, как обычно придумывая разные несуществующие истории, почему они здесь оказались. Вот молодая девушка, улыбчивая, счастливая, лет двадцати пяти не более. Зачем она плывёт на Уайт? В поисках работы? К тетё? А может к своему любимому, который с нетерпением будет ждать её с букетом белых орхидей на причале. Пожилая пара в углу второго класса. Он читает газету, она что-то вяжет. Похоже они счастливы. Дети давно выросли, и сейчас эти двое просто путешествуют. Я посмотрела на часы. Забавно, я стала чаще обращать внимание на время. Похоже на паранойю. Неожиданно краем глаза я заметила необычную активность на одном из мест верхней палубы. Кто-то явно мужского пола торопливо расстёгивал пуговицы бордового пиджака. Под ним у него оказалась светло-голубая футболка. Он медленно встал. На ногах синие джинсы. Я перевела взгляд на себя и усмехнулась. Голубая водолазка и джинсы такого же цвета. Отличный выбор, незнакомец! Пока я рассматривала себя, незнакомец по лестнице переместился на нижнюю палубу, расположившись неподалеку боком ко мне. Теперь я смогла рассмотреть его с достаточно близкого расстояния. Совсем молодой. Лет семнадцати или около того. Темноволосый. Волосы длиннее обычного, кончики немного вьются. Стоит, сгорбившись, поставив локти на парапет. Пристально смотрит вниз на волны. Слишком пристально на мой взгляд. Вот движение. Он потер глаз, затем лоб ладонью. Облизал губы. Они вроде как у него пересохли. Опять взгляд на море, затем в небо, потом в пустоту. Тяжело дышит, рот приоткрыт. Повернул голову. Взгляд как у пьяного. Вот-вот покачнётся и упадёт. До меня дошло в самый последний момент. Чёрт, да его попросту укачивает! Резко сорвавшись с места, я быстро спускаюсь, нет, скорее слетаю по ступенькам вниз и успеваю в самый последний момент. Подхватываю его под мышки, не даю упасть. Господи, какой он тяжелый. Вроде бы худощавый и невысокого роста. Быстро отрываю его руки от парапета. Он не сопротивляется. В глазах ни проблеска сознания. Видно ему совсем хреново. Куда же его пристроить? Оставить здесь, значить посеять панику среди пассажиров. Брайана напрягать не хочется, у него и без этого дел по горло. Остаётся только моя каюта. Именно туда я его и потащила. На ступеньках он упал. Не споткнулся, а именно опустился со всего размаха на колени. Но даже не застонал. С трудом я помогла ему встать и уложила на прибитую к стене койку. Голова его откинулась. Глаза немного приоткрыты. А он симпатичный. Тонкие губы правильной формы, острый прямой нос, карие глаза. Правда сейчас немного мутные, но это пройдёт. Морская болезнь к счастью лечится. Пока я внимательно рассматривала его, он понемногу тоже стал присматриваться ко мне. Он изучал меня так же обстоятельно, как и я его. Меня это здорово смутило, и я ляпнула первое, что пришло в голову. - Ты как лучше? Он ни слова не сказал, но и не отвернулся. Только глубоко вздохнул и продолжал рассматривать меня, но не навязчиво или нахально, а с любопытством. Словно что-то увиденное поразило его настолько, что он просто забыл отвернуться в последний момент. Затем он посмотрел на мои руки. Моргнул. Я быстро высыпала содержимое синего пакетика в так удачно стоявший на столе стакан и залила водой. - На, выпей! - Протянула ему стакан с раствором. Парень поднял на меня глаза. На несколько секунд моё лицо отразилось в его зрачках. На его губах появилось слабое подобие улыбки, но в туже секунду глаза погасли. Парня всего передернуло. Он словно отогнал неприятные воспоминания. На лице промелькнуло страдание. В чём же дело? Мои ровесники вели себя куда более раскованно, а этот незнакомец разительно на них не походил. И он боялся пить то, что я ему предлагала. - Это адсорбент. Помогает от тошноты. – Пояснила я и, взяв его руку со стаканом, помогла ему поднести её ко рту. Его рука тряслась настолько, что мы едва не расплескали лекарство». Я начал читать ее дневник…. Это так увлекательно. Не знал, что Селин подробно записывала все этапы нашего знакомства. До этого момента записи в дневнике были редкие. И она так часто пишет о любви ко мне. И я ей благодарен за любовь и понимание, что она мне дарила…. Итак, чем же все закончилось. После той ночи у матери в Страсбурге, отношения наши начали налаживаться. Страхи мои со временем угасали, а потом и совсем пропали. В интимном плане мы идеально подошли друг другу. Дарили друг другу великое наслаждение и все такое. Школу я окончил неплохо. Поступил в колледж на программиста. Кстати, Томас присоединился ко мне. Каждый выходной мы проводили на Уайте в обществе наших милых дам. После окончания школы они присоединились к нам, и мы все вчетвером устроились в доме покойной тетушки Грейс. После нескольких курсов химиотерапии у Селин наступила стабилизация процесса. Мы радовались с ней как дети. Дженни на тот момент уже рассталась с Родом и крутила шашни с кем-то еще. Губернатору все же удалось развести Патрика и Бекки. Правда, он уже не губернатор, но какая разница. Зато теперь Бекки все время грустная и молчаливая. Похоже, она любила его по-настоящему. Габриела часто навещает нас, даже гостила в течение месяца у Эйдена. Мы тоже гостим у нее, но реже. Мы с Томасом окончили колледж. Теперь работаем в одной фирме. Мы хорошие приятели. Ах да! Забыл рассказать еще об одном чуде. У меня есть дочь. У нас с Селин. Точнее теперь только у меня. Мы узнали об этом чуде в день получения моего диплома. Безумно радовались. И через несколько недель официально оформили наши отношения. Я помню, как встал на одно колено и официально предложил ей стать моей женой. Селин растрогалась настолько, что не смогла произнести ни слова, только из глаз ее текли слезы. - Любимый мой. Эти ее слова настолько запали мне в душу. Она обняла меня, и мы поцеловались. В день регистрации на ней было длинное белое платье. Такое, о котором она мечтала еще в детстве. Только Томас и Сара присутствовали на закрытой церемонии и искренне радовались за нас. Но беременность протекала очень тяжело. Обострилось заболевание. Селин с каждым днем чувствовала себя все хуже, но прерывать беременность отказывалась. Тогда я уже понял, что теряю ее. Но молчал. Потому что внутри нее был мой малыш, которого мы любили как сумасшедшие. Во время родов я был рядом и видел нашу малышку в самый важный для нее момент – рождение. А потом мы держали ее на руках и плакали от счастья. Селин больше не вернулась домой из больницы. Последние шесть месяцев своей жизни она провела в мучительной борьбе со смертью. Ради нас. Ради дочери. Но проиграла. А почти перед самым концом, она призналась мне, что давно знала, что скоро умрет. Поэтому и решилась на такой отчаянный поступок как рождение ребенка. Образование, которое росло у нее в голове, оказалось злокачественным и оно продолжало расти. Каждый день. - Теперь ты никогда не сможешь расстаться с жизнью, - сказала она такая бледная, в больнице, вся опутанная трубочками и проводами, - потому что твоя жизнь теперь – Дэниела. И я знал, что она права. Сто раз права. А потом Селин не стало. И меня не стало. В смысле, я жил, но душа словно умерла. Ни Эйден, ни Габриела, никто не могли мне помочь. Я умер вместе с ней, моей любимой девочкой. Моей Селин. Шесть лет подарила нам судьба. Долгих или коротких - какая разница. Главное, что все это время мы были счастливы. Бесконечно. Два года после утраты, показавшихся мне сном, я жил только ради дочери, а потом на глаза случайно попался листок с аккуратно выведенным номером, и я понял, что больше так не могу. И тогда я взял и позвонил. Человеку. Женщине, которая в юности просила ей позвонить, если случится что-то плохое. Она ответила. Выслушала. Даже не задавала лишних вопросов. А потом приехала. Увидела меня, Дэниелу. И осталась. Теперь мы живем втроем. Я, моя маленькая принцесса и Рози. Конечно, с ней я не так откровенен, как с Селин, и возможно она никогда не узнает всю шокирующую правду обо мне. Да она и не задает лишних вопросов. Первое время мы жили просто как брат и сестра, даже не прикасались друг к другу. А потом я нашел дневник Селин. Случайно полез в стол в своей комнате на Уайте и нашел тетрадку, заполненную записями. Это были ее записи. Я привез дневник в Лондон. И читал. А потом плакал. Рози все поняла даже без слов. И не оттолкнула, когда я, вдруг обезумев, стал искать в ней утешения. Сотни раз после этого я обвинял себя в предательстве светлого образа моей первой любви, но нельзя же вечно сожалеть о случившемся. Смирился и я с потерей. Мы с Рози официально не оформляем отношения, и, скорее всего, я решусь на этот шаг только лишь в случае ее беременности, но этого не происходит. Томас и Сара недавно поженились и уехали в Италию к дальней родне Сары. Мы часто пересекаемся в Интернете. У них вроде все неплохо. Сара на седьмом месяце. Должен родиться мальчик.