– Хорошо, что есть шанс тренироваться, но дорожка не должна двигаться и уж точно не должна качаться вверх-вниз, как было пару дней назад. Скорее бы на земляную или на гаревую. – Так я спарринговал с боксером сборной? – Да. Он славный парень. Я как-то с ним разговаривал. – И боксирует хорошо, – добавил Пол без особого энтузиазма. – Наверное, – отозвался легкоатлет. Он прекрасно понимал, что боксеры отнюдь не сильнейшая часть сборной США, но критиковать товарища по команде не желал. Пол слышал, что Оуэнс очень дружелюбен, – накануне вечером Джесси стал вторым по популярности олимпийцем на борту «Манхэттена», уступив лишь бегуну-стайеру Гленну Каннингэму. – Я угостил бы вас сигаретой… – Спасибо, только не меня! – засмеялся Оуэнс. – Устал предлагать тут покурить или из фляги моей хлебнуть. Вы, ребята, слишком здоровые. Оуэнс снова засмеялся, потом взглянул на море: – Пол, у меня есть вопрос. Вы тут официально? – Официально? – Ну, от Олимпийского комитета? Или вы чей-то телохранитель? – Я? С чего вы так решили? – Просто вы… на солдата похожи. Еще я видел вас на спарринге. Драться вы умеете. – Я был на войне. Наверное, это вы заметили. – Возможно, – отозвался Оуэнс, но тут же добавил: – Хотя с тех пор двадцать лет прошло. Еще вы с двумя парнями разговаривали. Они из военно-морских сил. Мы слышали их беседы с членами экипажа. «Господи, опять наводками сорят…» – С ними я здесь познакомился, – сказал Пол. – А с вами, ребята, я плыву за компанию… Я журналист, пишу статьи о спорте, точнее о боксе в Берлине, на Олимпиаде. – Ясно… – кивнул Оуэнс и на минуту задумался. – Раз вы журналист, то, может, что-то знаете… Я хотел спросить, не слышали ли вы что-нибудь о тех двоих? Оуэнс показал на бегунов, которые тренировались в паре: бегали по палубе и передавали друг другу эстафетную палочку. Казалось, они быстрее молнии. – Кто это? – спросил Пол. – Сэм Столлер и Марти Гликман. Хорошие бегуны, одни из лучших в команде. Но поговаривают, что они могут не выступить. Вы ничего об этом не слышали? – Нет, не слышал. Они не прошли квалификацию? Травму получили? – Нет, дело в том, что они евреи. Пол покачал головой. Вспомнилась полемика о неприятии Гитлером евреев, протесты и разговоры о переносе Олимпиады. Некоторым хотелось даже, чтобы американская команда ее бойкотировала. Деймон Раньон кипел от злости. С какой стати, мол, Олимпийскому комитету США отстранять спортсменов только потому, что они евреи? – Досадно получится… Справедливостью тут и не пахнет! – Нет, сэр, не пахнет. Вот я и подумал: вдруг вы что-то слышали. – Увы, дружище, я ничего не знаю. К ним присоединился еще один негр, представившийся Ральфом Меткалфом. Шуман знал и его: на Олимпиаде тридцать второго года в Лос-Анджелесе Меткалф завоевал несколько медалей. Оуэнс заметил, что с верхней палубы на них смотрит Маниелли. Лейтенант кивнул и направился к трапу. – Сюда идет ваш приятель, – сказал олимпиец. – Тот, с которым вы познакомились на «Манхэттене». Судя по хитрой ухмылке, он не слишком поверил словам Пола. Уставившись на приближающуюся полоску берега, Оуэнс добавил: – Мы почти в Германии. Вот уж не думал, что буду так путешествовать. Порой жизнь удивляет не на шутку. – Да уж, – согласился Пол, и спортсмены попрощались с ним. Подошел Маниелли, встал рядом и, отвернувшись от ветра, скрутил папиросу. – Это был Оуэнс? Пол вытащил пачку «Честерфилда», закурил, прикрыв сигарету ладонью, и протянул спички лейтенанту. – Ага, отличный парень, – ответил Шуман, а про себя подумал: «Только чересчур смекалистый». – Господи, как он бегает! О чем вы говорили? – Так, ни о чем, – отозвался Пол и шепотом спросил: – Как там наш толстый приятель? – Им занимается Эйвери, – неопределенно ответил Маниелли. – Он в радиорубке, скоро выйдет к нам. Низко над морем пролетел самолет. Шуман и Маниелли следили за ним, не говоря ни слова. Молодой лейтенант до сих пор переживал из-за Хайнслера. Пол тоже переживал, но иначе: тех, с кем он вот-вот схлестнется, происшествие выставляло в другом, пугающем свете. Маниелли же нервничал, потому что самоубийство случилось у него на глазах. Подобное он увидел впервые, это сомнений не вызывало. Все молокососы шумят и хорохорятся, у всех сильные руки и огромные кулачищи, но Пол делил их на две группы: одни любят драться, другие – нет. Уинс Маниелли относился ко второй группе. Он был просто хорошим парнем из района. Молодой лейтенант охотно ронял словечки вроде «киллер» и «убрать», показывая, что знает их, но от Пола он был так же далек, как хорошая девочка Марион, флиртовавшая с плохими парнями. Впрочем, как однажды выразился криминальный туз Лаки Лучано, «флиртовать – это не трахаться». Маниелли ждал от Пола каких-то слов о самоубийце Хайнслере. Мол, он заслужил смерть или давно свихнулся. Людей тянет говорить о погибших: они сами виноваты, или хотели умереть, или произошло неизбежное. Но смерти чужды порядок и логика, и киллеру сказать было нечего. Шуман и Маниелли стояли молча, и вскоре к ним подошел Эндрю Эйвери с толстой папкой и потрепанным кожаным портфелем. Эйвери огляделся по сторонам: в пределах слышимости не было никого. – Несите стул. Пол разыскал белый деревянный шезлонг, нести который куда проще было бы двумя руками, но он сделал это одной. Маниелли аж глаза вытаращил, когда Шуман вернулся с тяжелым шезлонгом и поставил его на палубу, даже не запыхавшись. – Вот радиограмма, – зашептал лейтенант. – Коммандер велит не беспокоиться об этом Хайнслере. «Аллоччио Баччини» – маломощная рация ближнего действия, используется в поле, в авиации. Даже если сообщение дошло, его вряд ли приняли к сведению: в Германии стыдятся бунда. Впрочем, Гордон сказал, что решать тебе: хочешь выйти из игры – пожалуйста. – Но карту с амнистией не предлагает? – Не предлагает, – ответил Эйвери. – Чем дальше, тем интереснее игра, – невесело рассмеялся киллер. – Так ты с нами? – Да, с вами, – сказал Шуман и кивнул на нижнюю палубу. – Куда труп денем? – Его заберут моряки из консульства в Гамбурге. Они поднимутся на борт, после того как все сойдут на берег. – Эйвери подался вперед и зашептал: – Далее, Пол, план такой: корабль причаливает, ты высаживаешься, мы с Уинсом занимаемся Хайнслером. Потом едем в Амстердам. Ты остаешься с командой. В Гамбурге олимпийцев ждет небольшой прием, потом их поездом перевезут в Берлин. Вечером спортсменам устроят еще один прием, а ты отправишься прямиком в Олимпийскую деревню и затаишься. Завтра утром автобусом приедешь в Тиргартен, это центральный парк Берлина. Эйвери протянул Полу портфель: – На, возьмешь с собой. – Что это? – Часть твоей легенды. Пресс-карта, бумага, карандаши. Информация об Олимпиаде и о городе. Путеводитель по Олимпийской деревне. Статьи, газетные вырезки, спортивная статистика. Стандартный набор журналиста. Сейчас его изучать не обязательно. Однако Пол открыл портфель и несколько минут внимательно просматривал содержимое. Эйвери клялся, что пресс-карта подлинная, и в остальном «наборе» ничего подозрительного Пол не обнаружил. – Никому не доверяешь? – спросил Маниелли. «Здорово было бы разок врезать молокососу, да посильнее», – подумал Пол и защелкнул портфель. – А где второй мой паспорт, советский? – Наш человек даст его тебе на месте, – ответил Эйвери. – У него есть специалист по европейским документам. Завтра не забудь взять портфель: по нему он тебя и узнает. Эйвери развернул цветную карту Берлина и прочертил маршрут пальцем: – Выходишь здесь, направляешься вот сюда, к кафе под названием «Бирхаус». Пол буквально ел карту глазами. – Возьмешь ее с собой, запоминать все не обязательно. Шуман покачал головой, а Эйвери продолжил: