— А если все же… ошибёшься? И Мила забеременеет? Что, бросишь ее? Или избавишь от плода? — Если я ошибусь, — холодно сказал Асур, — то отвечать за последствия своих ошибок буду сам. Свою женщину с ребёнком я не брошу никогда. Ешь, а то остынет. А вот теперь мне показалось, что он заговорил, как князь Синегорский. Пусть и младший сын младшего сына, но князь. Забавно, он назвал меня своей женщиной. Это приятно. Не скрою, меня радует его позиция. И забота. И это каменное спокойствие. Ведь еще так юн, а настоящий мужчина. Заботливый, не жадный, добрый. Как это я разглядела такой алмаз в навозной куче? Не иначе, как судьба. — Спасибо за ужин, дамы, — Асур обаятельно улыбнулся и поднялся. — Мне пора. Ещё конспект повторить нужно. Мила, я завтра тебя встречу, можно? — Конечно, — я пошла его провожать. — Приходи в любое время. Он бросил быстрый взгляд в сторону Аглаи, а потом стиснул меня в объятиях и жадно поцеловал. Мне отчаянно захотелось сказать те самые слова, но я прикусила язык. Нет. Не стоит ставить его в неловкое положение. Не сегодня. Может быть, никогда. Мои чувства — это мои проблемы.От автора: у Полли Нарии новинка:Пушистая катастрофа для ректораВолею судьбы я попала в иной мир. Здесь у меня другое тело, сильная магия и внимание со стороны ректора-красавца. Мечта? Как бы не так! Сила сбоит и грозит выжечь изнутри, а ректору я нужна лишь, чтобы снять проклятье. Не более того. Тут можно даже не фантазировать. И только четверо пушистых друзей со мной и в горе, и в радости. Но я сильная. Я справлюсь. 18-2 На следующий день он все же застал меня в мастерской. Аглая безропотно пропустила его в нашу рабочую комнатку — а ведь никого и никогда не пускала. Я сидела за столом, восстанавливая музыкальную шкатулку с «сонной» мелодией. Ее включали детям и больным, чтобы сон был крепким и безмятежным. Чары простые, легкие, а механизм довольно тонкий, к тому же сильно, почти безнадёжно изношенный. Но шкатулка передавалась из поколения в поколение, поэтому ее принесли нам на реставрацию. Появление целителя я почувствовала всем телом. Словно теплее стало. Но не обернулась, хотя пальцы вздрогнули и застыли над серебряным цилиндром. Над моей головой зашуршала ткань, и на стол легла белая роза. Живая, настоящая, с длинным колючим стеблем и нежными лепестками. Я все же обернулась. Он улыбался. Щеки румянились с мороза, кончики волос, выбившийся из вечного хвоста, покрыты инеем, на меховом воротнике быстро тающие снежинки. — Это тебе. — Зачем, не стоило… — начала было я, но тут же себя оборвала: — Спасибо. Мне безумно приятно! — Я рад. Слова он растерял, что ли? Живая роза среди зимы — какой красивый жест, какое безумное расточительство! И где только нашёл? В Устинске не было цветочных лавок, да и цветы никто никому не дарил, особенно зимой, разве что актрисам театра. Как Асуру вообще пришло в голову? Он распахнул пальто, а я прижалась к его груди. Я небольшого роста, чуть выше его плеча. Мне так удобно обнимать его за талию, пряча руки в тепле пальто! — Ты за инструментами? — Я за тобой. Одевайся, пойдём погуляем. — У меня работа. — Я отпросил тебя у Аглаи. Она сказала, можно. — Ну, если Аглая отпустила… — я хихикнула. — Прости. Мне нужно доделать механизм. Там осталось дел на полчаса. — Я подожду. — Хорошо. Постараюсь побыстрее. — Не торопись. Я пока прогуляюсь до булочной. Тебе что принести? — Плюшку с корицей можно? И пирог с яблоками для Аглаи. Деньги возьми у меня в кармане пальто. — Как-нибудь разберусь с деньгами, — недовольно фыркнул он. — Ты не хочешь больше ничего сделать? — А что? — Где мой приветственный поцелуй? — он строго сдвинул брови, а потом приподнял мой подбородок и быстро чмокнул в губы. — Вот так-то лучше. — Разве это поцелуй? — закатила я глаза. — Вот накормишь меня — и я займусь твоим образованием. — И когда ты успела получить опыт в поцелуях? — голос Асура вдруг заметно похолодел. — Он чисто теоретический, — поспешила утешить его я. — И вообще, я пошутить попыталась! — Не смешно получилось. Я побежал, работай спокойно. Сосредоточиться на механизме шкатулки у меня получилось не сразу. Он что, ревнует? А я дала ему повод? Глупо как-то, мы друг другу никто… Роза еще эта. Такие подарки просто так не дарят. У нас будут длительные отношения или что? Чего Асур от меня хочет вообще? Не верю, что он взял и разом в меня влюбился. Не того я полета птица. Он из княжеского рода, к другим девушкам привык. К нежным, утонченным, умеющим держать лицо в любой ситуации, в роскошных платьях, с прическами и украшениями. А тут я — ну пусть вполне симпатичная, но до леди явно не дотягиваю. И одеваюсь скромно, и за кожей не особо ухаживаю, и выругаться непотребно могу. Из нежного во мне только кончики пальцев, я их берегу, регулярно увлажняю кремом, смазываю маслом, никогда не забываю перчатки. Мне важно, чтобы пальцы были чувствительны, чтобы улавливали малейшую шероховатость материала. Я слышала, что шулеры вообще обрабатывают подушечки наждачной бумагой, но пока до такого я не дошла. Что он во мне видит? Я бросила механизм, понимая, что работать больше не смогу, разволновалась. Заглянула в зеркало придирчиво. Лицо как лицо, обычное. Щеки появились, румянец. Глаза светлые, брови ровные, не слишком густые, обычные совершенно. Нос вздернутый, губы тоже обычные. И волосы приятного каштанового цвета, но не сказать, чтобы красота неописуемая. Та же Рейна намного меня ярче, эффектнее. Что сказать, у меня перед дамами высшего света одно преимущество: я не особо обременена нормами морали. С одной стороны, в прошлой жизни у меня был достаточный опыт отношений и совсем другое воспитание. А с другой — мне просто ужасно нравился этот мальчишка. Я сама хотела близости с ним, ему не нужно устраивать передо мной ритуальные танцы. Может, поэтому и приходит? — Ты готова? — он снова появился внезапно со своей шальной, счастливой улыбкой. — Пошли, там солнце, такая редкость для Севера! 18-3 И мы пошли. Солнце отражалась в витринах и окнах, слепило глаза, заставляла пушистый снег сиять как серебро. Мороз щипал лицо, румянил щеки, бодрил и веселил. Асур потащил меня в парк, где я ни разу и не была, потому что одной гулять скучно, да и работы всегда достаточно. Мы прошлись по аллеям, полюбовались заснеженными лапами ветвей, посмотрели на детей, катающихся на коньках на заледеневшем пруду. — Ты умеешь кататься? — Откуда! Мы, южные люди, столько снега и не видели. У нас не так часто бывают сугробы. А речки порой за зиму и не встают вовсе. Опасно на коньках. — А на санках с горы в овраг? — Смешно, но нет. — Я тебя прокачу обязательно… когда-нибудь. Все, пошли домой, уже темнеет. Мне еще на работу сегодня. — Где ты работаешь? — Лекарем в ночную в центральной больнице. — И давно ты так? — Сегодня первый день. — Ты опять отдал все деньги очередной красивой женщине? — поддела его я. — Ага. Купил билет на дилижанс Рейне и ее дочке. И дал еще на теплую добротную одежду. — Что ты за человек такой? — Смею надеяться, что хороший. Он проводил меня до дома, поцеловал украдкой и сбежал, а я вдруг остро пожалела, что потратила время на прогулку. Лучше б, пока нет Аглаи, мы занялись кое-чем другим. Понятное дело, что в общежитие к нему мне хода нет. А вот ему ко мне можно. Дни снова завертелись сумасшедшей северной метелью, безжалостной и ослепляющей. Рейна с Хлоей уехали, в их каморку никто так и не поселился. Маленькая, неудобная, холодная. Жильцы стали стаскивать туда свой хлам, и мы с Аглаей стали единственными обитательницами мансарды. Асур приходил ко мне каждый день после занятий и забирал с работы. Даже Аглая смирилась и выдала ему запасные ключи от нашей квартирки. Мы иногда гуляли, а иногда отправлялись прямо домой. Асур был молод, но не бесконечно вынослив. Ему требовался и сон тоже, не только наполнение резерва. Ночами работал, днём учился, после учебы приползал ко мне. Врал, что выспался на какой-то из лекций или ночью больных было мало, удалось подремать, затаскивал меня в постель — он был горяч и жаден до удовольствий, а потом отрубался намертво на несколько часов. Он спал, а я ложилась рядом, прижималась лбом к его голой спине между лопатками и просто лежала рядом с ним, вдыхая запах тела. Эта пронзительная нежность захватывала меня с головой. Мне казалось, что я живу только рядом с ним. Без него — пусто и холодно. Когда он целовал меня вечером и убегал на свою службу, время застывало, как муха в янтаре. Я механически разговаривала с сестрой, без аппетита ужинала, плохо спала. Утром шла на любимую работу, и там время начинало разгоняться. Час, два, три… вжух! И над дверью звонил колокольчик. Сердце подскакивало, ладони потели. — Я принёс еды! — громко объявлял Асур. Как-то быстро и прочно сложилось, что он кормил нас с Аглаей обедом, а мы его — ужином. Голодным не отпускали, это жестоко для любого человека, не только для целителя в ночную смену. Ещё и с собой норовили положить конфет, или орехов, или пирожок в карман сунуть. Асур стал членом нашей семьи — без шуток. Да он теперь буквально жил у нас! Даже смену одежды притащил. Переживал, что практически не бывает в общежитии, а у него там кошка. Аглая была не против животных, и кошка переехала к нам. Красивая черепаховая животинка с роскошным хвостом оказалась не таким уж и декоративным существом. В первое же утро перед дверью лежали две крупные крысы, к счастью, дохлые. На следующий день — ещё три. Кошку я назвала Матильдой. Это была кличка ещё из прошлой жизни, вызывающая у меня смутную ностальгию. Асур почему-то засмеялся, впервые услышав это имя, но объяснять ничего не стал.