Нико кивнул, но больше ничего не добавил – молча допил остатки вина. – Поверить не могу, что вы были друзьями, – тихо проговорила Роза. – Не были. Мы вместе учились в семинарии, на одном курсе, но всего пару лет. Его отчислили в тридцать восьмом. Наверно, он тогда вернулся домой, в Австрию. – Ты знаешь, почему его отчислили? – Он издевался над нашими однокашниками, над ребятами вроде меня, из бедных семей. Они не могли дать ему отпор, потому что робели перед его богатой, влиятельной семьей, которой он кичился. Цвергер отбирал у них деньги и вещи, заставлял делать за себя разную работу, а одного парня избил и вынудил его сказать, что он просто упал и ушибся. Одного – это насколько мне известно. Может, были и другие. – И что случилось дальше? – спросила Нина. – Я пошел к ректору, хоть и думал, что он меня сразу прогонит. Но ректор меня выслушал. А Цвергер на следующий день уже собирал чемодан. – Наверняка он узнал, что это был ты, – ужаснулась Роза, – поэтому и приезжает на ферму! – Сомневаюсь. Не могу себе представить, чтобы ректор выдал меня ему, а больше я никому не рассказывал о том, что сделал. Но я не мог иначе – мне невыносима была мысль о том, что Цвергер может стать священником и обрести власть над людьми. – Теперь у него власти хоть отбавляй, – покачал головой Альдо. – Что, если он вернется и снова тебя не застанет? – Я какое-то время побуду здесь. Вы с мальчиками собирались помочь дяде Беппе, когда он начнет забивать свиней на следующей неделе, да? Я останусь на хозяйстве во время вашего отсутствия, и, если Цвергер не объявится за это время, сам его навещу. – Если он хоть что-то знает или просто подозревает, мы погибли, – предупредил Альдо. – Что он может знать? Цвергер приезжает сюда, потому что хочет похвастаться передо мной своим нынешним положением. Я же говорил – он еще в семинарии любил бахвалиться направо и налево. Все уши прожужжал, какие богатые у него родители, сколько добра у них в Австрии. Ему нужно было убедить нас, что он – лучше всех. – Что означают буквы «СД» у него на рукаве? – спросила Нина. – Sicherheitsdienst, – произнес Никколо по-немецки. – То есть «Служба безопасности». Альдо побледнел: – Значит, он точно что-то подозревает. – Нет, папа. Могу поклясться, у него ничего подобного и в мыслях нет, иначе мы уже все были бы арестованы. Просто нам нужно вести себя осторожно, как и раньше. – Пока немцы здесь, никто не может быть в безопасности, – веско сказала Роза, и от ее тона у Нины волосы встали дыбом на затылке. – И это одна из причин продолжать делать то, что мы делаем, чтобы приблизить конец оккупации. Из-за какого-то Цвергера ничего не изменится. Глава 13 10 декабря 1943 года Они убирались на кухне после обеда, когда за окном захрустел гравий под колесами автомобиля. Цвергер вернулся. Нико был во дворе, но тотчас заглянул в открытую дверь: – Отведи детей наверх, Роза. И ты тоже иди с ними, Нина. Лучше я сам с гостем поговорю. Детей, конечно, разбирало любопытство, а Карло ужасно хотелось получше рассмотреть машину, но одного сурового взгляда Розы хватило, чтобы они примолкли и разбежались по своим комнатам. Нине тоже велели идти наверх, но она рассудила, что со второго этажа не услышит, о чем Нико говорит с Цвергером. Любопытство все-таки пересилило страх – прикрыв дверь в кухню, она села на нижней ступеньке лестницы и постаралась дышать ровно. Роза последовала ее примеру. – …предложить бокал вина? Или предпочитаешь ячменный кофе? – Нет, благодарю. Нина услышала звук отодвигаемых стульев. Почувствовала какое-то движение внизу, на кухне. Задумалась, кто первым нарушит молчание. Первым оказался Цвергер: – Удивительное дело – встретиться вот так, долгие годы спустя. – Прошло всего пять лет, Карл. – Это целая вечность. Ты ведь, наверно, не знаешь, насколько я тогда тобой восхищался. Ты был так предан своему призванию, так погружен в учебу… И не замечал того, что происходило во внешнем мире. – Я был мальчишкой. – Мы все были мальчишками, но некоторые из нас уже тогда предчувствовали грядущие события. Некоторые понимали, какие великие перемены произойдут в мире и как мы сами можем этому поспособствовать. – Ты уехал не попрощавшись, – сказал Нико таким тоном, будто только что об этом вспомнил. – Мы не знали, что с тобой случилось, и никто нам о тебе не сообщил. – Разве ректор ничего не сказал? – Нет. А что он должен был сказать? – Меня призвали домой, в Австрию. Я нужен был своей стране. – Ясно, – проговорил Нико, и последовала длинная пауза. – Вижу, что ты офицер, но плохо разбираюсь в знаках отличия рейха. Просветишь меня? – Я оберштурмфюрер Schutzstaffel Третьего рейха. В настоящее время причислен к штабу Sicherheitsdiens в Вероне. Надо думать, ты слышал о моем командире, гауптштурмфюрере Теодоре Даннекере.[28][29] – Не слышал, но в нашей глухомани мы отрезаны от внешнего мира. Если твой штаб находится в Вероне, почему ты так часто ездишь к нам в Меццо-Чель? – Всего лишь хотел навестить тебя. Визит вежливости, не более того. Я нередко бываю в этом районе Венето по служебным делам. Сегодня мне повезло, что ты дома. Похоже, ты довольно часто отлучаешься с фермы. – У нас тут повсюду засеянные поля и много родственников, которым приходится помогать. А они, в свою очередь, и нас не оставляют без поддержки. Извини, что из-за моего отсутствия тебе пришлось несколько раз попусту потратить время. Если бы я знал, что ты сюда заглянешь, постарался бы не уезжать далеко от дома. И снова последовала тишина, которую нарушало лишь потрескивание огня в очаге. – Роза сказала, ты спрашивал о наших младших братьях, – проговорил Нико. – Спрашивал, да. Я не мог не заметить, что на такой скромной ферме живут четверо мужчин трудоспособного возраста и ни один из них не выражает желания послужить великому делу. – Замечать такие вещи – служебная обязанность офицера СД? – спросил Нико, и Нина испугалась, что Цвергер почувствует в этом вопросе с трудом обузданный гнев. – Разумеется, нет. Рутинными делами я не занимаюсь. Однако ты рискуешь… – Позволь напомнить тебе, – перебил Нико, – я здесь потому, что мой старший брат убит в бою на севере Африки. – Твоя сестра уже пыталась мне дерзить, Никколо. Уверен, ты не настолько глуп, чтобы следовать ее примеру. – Никакой дерзости. Более того, я не намерен утверждать, что у Республики нет права забрать наших мальчиков для общественных работ. Ты здесь все решаешь, мы оба это понимаем. Я прошу лишь принять во внимание обстоятельства. Посмотри вокруг – сам понимаешь, нам придется туго, если ты заберешь Маттео и Пауло. Мы и так-то с трудом выживаем. – А как же твоя жена? – спросил Цвергер. Тут Нина не выдержала – вскочила на ноги, не обратив внимание на то, что Роза пыталась удержать ее за руку, и шагнула вперед, остановившись в полумраке всего в нескольких сантиметрах от двери, ведущей в кухню. – А что моя жена? Она, конечно, очень помогает сестре, но не может работать в поле, как мы, мужчины. – Другие женщины работают, я каждый день вижу их в полях – пашут как лошади, а то и лучше. – Ну не знаю, – беспечно отозвался Нико, – я предпочитаю проводить время в компании своего мула, а не людей. – Тогда почему не отправишь жену подальше, на сенокос? Или городской девчонке зазорно пачкать ручки? – Нина – городская девчонка, это правда, но она не боится тяжелой работы. – При этом она училась на медсестру. Вы ведь так мне сами сказали, верно, синьора Джерарди? Я вас вижу, хватит прятаться за дверью, лучше присоединяйтесь к нам. Нина, страшно жалея о том, что не усидела на ступеньке, заставила себя сделать несколько шагов вперед и остановилась рядом с Нико. – Как далеко вы продвинулись в постижении своей профессии? – поинтересовался Цвергер. – Я отучилась всего год, – ответила Нина, и в каком-то смысле это была правда. – Понятно. Простите за навязчивость, но мне нужно знать, сумеете ли вы обработать воспалившуюся рану и при необходимости наложить швы. – Да, если рана не слишком глубокая и воспаление не в острой стадии. Цвергер кивнул и, обернувшись к входной двери, позвал одного из своих людей: