– Не боишься призраков? Значит, ты смогла бы переехать в дом рядом с кладбищем? Хейзел подумала и ответила: – Вероятно, нет. Но только потому, что его потом трудно было бы продать. – Ты, как всегда, практична, – рассмеялась Мадлен. – Ты веришь, что эта женщина может общаться с мертвыми? – Не знаю, – пожала плечами Мад. – Откровенно говоря, я об этом не думала. Просто это кажется забавным. – Многие люди верят в призраков, в дома, посещаемые привидениями, – сказала Хейзел. – Я читала об одном таком на днях. Это было в Филадельфии. Там является монах, а посетители видят на лестницах человеческие тени. И еще что-то было… не помню что. У меня мурашки поползли по коже. Ах да. Холодная точка. Прямо у большого старого кресла. И тот, кто в него садится, умирает, но не прежде, чем увидит призрак старухи. – Ты вроде бы сказала, что не веришь в призраков. – Я не верю, но многие другие верят. – В большинстве культур есть понятие «духи», – кивнула Мадлен. – Но мы ведь не о них говорим, верно? Мне кажется, тут есть различие. Призраки – они зловещие, коварные. В призраках есть что-то мстительное и злобное. Не думаю, что такими вещами стоить шутить. А здание, в котором находится бистро, было построено не одну сотню лет назад. Один Господь знает, сколько народу там умерло. Нет. Я останусь дома, посмотрю немного телевизор, отнесу обед соседке – бедной мадам Беллоус. И буду избегать призраков. Сидя при свете единственной лампы в гостиной, Хейзел вспоминала этот разговор, и у нее кровь стыла в жилах, словно рядом с ней обосновался призрак, создав холодную точку. Она встала и включила все лампы. Но комната осталась тусклой. Без Мадлен дом как будто увядал. При включенном свете она больше не видела, что происходит за окном, – видела лишь собственное отражение в стекле. По крайней мере, она надеялась, что это ее отражение. Хейзел видела женщину средних лет, сидящую на диване в длинной юбке и жакете оливкового цвета, со скромной ниткой жемчуга на шее. Это вполне могла быть ее мать. А может, это и была ее мать. Питер Морроу стоял на пороге мастерской Клары, вглядываясь в темноту. Он вымыл посуду, почитал, сидя перед камином в гостиной, а когда ему это наскучило, решил провести часок в собственной мастерской – поработать над новой картиной. Он прошел по кухне в другую часть их маленького дома, намереваясь открыть дверь своей мастерской и войти туда. Почему же он остановился перед открытой дверью в мастерскую Клары? Там было темно и очень тихо. Он слышал, как бьется его сердце. Руки у него были холодные. Он вдруг понял, что задерживает дыхание. Это действие было таким простым, даже естественным. Он протянул руку и щелкнул выключателем. А потом вошел. Они сидели кружком на деревянных стульях. Жанна сосчитала присутствующих и пришла в замешательство: – Восемь – плохое число. Нам не стоит этого делать. – Что значит «плохое» число? – спросила Мадлен, у которой вдруг тревожно забилось сердце. – Оно идет сразу после семи, – сказала Жанна так, будто это что-то объясняло. – Восьмерка образует знак бесконечности. – Она начертила пальцем в воздухе невидимый знак. – Энергия ходит по кругу. Ей некуда вырваться. Она злится, разочаровывается и набирает огромную силу. – Она вздохнула. – Это очень нехорошо. Все лампы были выключены, единственный свет давал камин, где потрескивал огонек, отбрасывая на всех пляшущие тени. Кто-то сидел спиной к огню, остальные образовывали ряд встревоженных лиц, словно отделенных от тела. – Я хочу, чтобы вы выкинули все из головы. Голос Жанны звучал низко, гулко. Лица ее они не видели. Она сидела спиной к огню. У Клары создалось впечатление, что Жанна села так специально. А впрочем, может, и нет. – Дышите глубоко, выпустите из себя все тревоги и заботы. Привидение чувствует энергию. Любая негативная энергия только привлечет злонамеренных привидений. Мы должны наполнить бистро позитивной, любящей добротой, чтобы привлечь хороших привидений. – Черт, – прошептал Габри. – Это была плохая идея. – Заткнись, – прошипела Мирна, сидящая рядом с ним. – Думай о хорошем, идиот. И поскорее. – Мне страшно, – прошептал он. – А ты прекрати бояться. Отправляйся в свое любимое место, Габри, в любимое место, – проскрипела Мирна. – Вот мое любимое место! – отрезал Габри. – Забери ее первой, привидение, она большая и сочная. Пожалуйста, не трогай меня. – Ты свечка, – сказала Мирна. – Прошу тишины, – проговорила Жанна таким властным голосом, какого Клара в жизни не слышала. – Если вдруг раздастся неожиданный громкий звук, я хочу, чтобы вы тут же все взялись за руки. Ясно? – Зачем? – прошептал Габри, обращаясь к Одиль, сидевшей от него по другую сторону. – Она ждет чего-то нехорошего? – Ш-ш-ш, – прошипела едва слышно Жанна, и все разговоры смолкли. Даже дыхание замерло. – Они идут. Все сердца прекратили биться. Питер вошел в мастерскую Клары. Он заходил сюда сотни раз и знал, что она не просто так не запирает дверь. Ей нечего прятать. И все же по какой-то причине он чувствовал себя виноватым. Он быстро оглянулся и прошел к большому мольберту в центре мастерской. Здесь пахло красками, лаками и деревом, а к этому примешивался легкий аромат крепкого кофе. Долгие годы творчества и варки кофе наделили эту комнату способностью успокаивать. Так почему же Питеру было так тревожно? Он остановился у мольберта. Клара набросила на полотно кусок материи. Он стоял, глядя на материю и убеждая себя уйти, умоляя себя не делать того, что собирался. Сам не веря себе, он протянул правую руку. Словно человек, покинувший свое тело, он знал: управлять тем, что сейчас произойдет, невозможно. Все предопределено. Его рука ухватила старый, заляпанный красками кусок материи и сорвала его. Комната погрузилась в тишину. Кларе отчаянно хотелось схватить Мирну за руку, но она не осмеливалась шелохнуться. Мало ли что может случиться. А вдруг это ее движение привлечет к ней внимание того, что появится? А потом они услышали. Все услышали. Шаги. Поворот дверной ручки. Кто-то заскулил, как испуганный щенок. И вдруг тишину разорвал ужасающий удар. Раздался мужской вопль. Клара почувствовала, как с обеих сторон ее ухватили руки. Она вцепилась в них со страшной силой, будто от этого зависела ее жизнь, и начала молиться, повторяя снова и снова: – Благослови, Господи, эту пищу, чтобы она пошла нам во благо и придала сил для служения Тебе и помощи тем, кто в ней нуждается. Аминь. – Впустите меня, – раздался голос из загробного мира. – О боже, до чего злобное привидение, – прошептала Мирна. – Это ты во всем виноват, – сказала она Габри, который сидел с расширившимися от ужаса глазами. – Жутко! – завопил бестелесный голос. – Жу-у-у-утко… Затряслась оконная рама, и у стекла появилось страшное лицо. Все охнули и отпрянули подальше от окна. – Бога ради, Дороти, я же знаю, что ты там! – вскричал голос. Клара и представить себе не могла, что последние слова, которые она услышит на земле, будут такими. Она всегда считала, что это будет: «И о чем ты только думала?» Габри, дрожа всем телом, поднялся на ноги. – Господи милостивый! – воскликнул он, осеняя себя крестом. – Это кто-то еще живой. По ту сторону окна Рут Зардо прищурилась и перекрестила его, оборвав это движение на половине. Питер разглядывал полотно на мольберте. Челюсти его сжались, глаза прищурились. Все оказалось хуже, чем он предполагал, хуже, чем он опасался, а опасения Питера были велики. Он видел перед собой последнюю работу Клары – ту, которую она вскоре собиралась показать Дени Фортену, влиятельному галеристу из Монреаля. До сего времени Клара сражалась во тьме, создавая почти невразумительные произведения искусства. По крайней мере, для Питера они были невразумительными. И вдруг ни с того ни с сего возник Дени Фортен – постучал в их дверь. Питер был уверен, что известный дилер, имевший контакты по всему миру, приехал, чтобы встретиться с ним. Ведь знаменитостью-то в конечном счете был он, Питер. Его мучительно детализированные картины уходили за тысячи долларов и висели на стенах лучших домов Канады. Питер, естественно, провел Фортена в свою мастерскую, однако ему вежливо было сказано, что его работы очень милы, но дилер приехал, чтобы встретиться с Кларой Морроу. Скажи Фортен, что он хочет позеленеть и улететь на Луну, Питер удивился бы меньше. Увидеть работы Клары? У него что-то заклинило в мозгу, и он уставился на Фортена. – Зачем? – спросил он. Пришла очередь Фортена недоуменно смотреть на него. – Она ведь Клара Морроу? Художница? Один мой друг показал мне ее портфолио. Ведь это ее работы? Фортен достал из сумки портфолио – и, конечно, там оказалось Кларино плачущее дерево. Плачущее словами-слезами. Какое дерево плачет словами? Питер задавал себе этот вопрос, когда Клара впервые показала ему эту свою работу. И вот теперь Дени Фортен, самый знаменитый галерист Квебека, говорит, что это впечатляющее произведение искусства. – Это мои работы, – сказала Клара, пытаясь втиснуться между двумя мужчинами. Словно во сне, потрясенная, она провела Фортена к себе мастерскую. И описала свою последнюю работу, укрытую материей. Фортен рассматривал материю, но не пытался ее снять, даже не попросил об этом.