– Старый дом Хадли, – прошептала Мадлен. Жанна снова повернулась к собравшимся. Они больше не сидели расслабившись, а были напряжены, встревожены. Мирна взяла стакан с виски и сделала глоток. – Почему вы говорите, что это зло? – cпросила Жанна у месье Беливо. – Это довольно сильное обвинение лица или места. – Там происходят плохие дела, – просто сказал он, глядя на остальных в ожидании поддержки. – Он прав, – сказал Габри и взял Оливье за руку, но повернулся к Кларе и Питеру. – Можно сказать? Клара посмотрела на Питера, тот пожал плечами. Старый дом Хадли вот уже несколько месяцев стоял пустым. Но Питер знал, что дом не пуст. Часть Питера осталась в этом доме. Слава богу, не рука, не нос и не нога. Он оставил там нечто нематериальное, но имеющее громадное значение. Он оставил там надежду и доверие. И веру. Та малость веры, что у него еще оставалась, была потеряна. Потеряна там. Питер Морроу знал, что старый дом Хадли – воплощение зла. Дом крал вещи, важные для людей. Человеческие жизни. И друзей. Души и веру. Этот дом украл у Питера его лучшего друга – Бена Хадли. И это чудовище на холме излучало только скорбь. Жанна Шове продефилировала назад к камину, подтащила свой стул поближе к остальным собравшимся и наконец оказалась в их кругу. Она уперла локти в острые колени и наклонилась вперед, ее глаза теперь горели ярче – таких ярких глаз Клара не видела у нее весь вечер. Все друзья медленно повернулись к Кларе, и та набрала в грудь побольше воздуха. Этот дом преследовал ее с тех самых пор, когда она впервые, более двадцати лет назад, появилась в Трех Соснах в роли молодой жены Питера. Этот дом преследовал ее и чуть не убил. – Там произошло убийство. И похищение. И попытка убийства. И убийцы жили в этом доме. Клара поразилась, каким далеким кажется и ощущается этот список. Жанна кивнула и повернулась к янтарным углям, умирающим в камине. – Равновесие, – сказала она наконец. – В этом есть логика. – Она выпрямилась, словно переходя в другое настроение. – Я почувствовала это сразу, как только приехала сюда, в Три Сосны. И то же самое я чувствую здесь и сейчас. Месье Беливо взял Мадлен за руку. Питер и Клара придвинулись друг к другу. Оливье, Габри и Мирна уселись потеснее. Клара закрыла глаза и попыталась почувствовать то зло, которое воспринимает Жанна. Но чувствовала она только… – Умиротворение. – Жанна слабо улыбнулась. – С самого первого момента я чувствовала здесь огромную доброту. Прежде чем занять место в гостинице, я даже зашла в маленькую церквушку – кажется, она называется Святой Томас – и тихонько посидела там какое-то время. Там царят мир и удовлетворение. Это старая деревня со старой душой. Я читала мемориальные доски на стенах церкви, смотрела на витражное стекло. Эта деревня знала утрату, люди здесь умирали до времени – при несчастных случаях, на войне, в болезнях. Все это коснулось и Трех Сосен. Но вы воспринимаете это как часть жизни и не держите горечи в сердце. Эти убийства, о которых вы говорили… вы знали этих людей? Все закивали. – Но эти страшные происшествия, кажется, не очень огорчили или подавили вас. Напротив, вы выглядите счастливыми и спокойными. Вы знаете почему? Они смотрели в огонь, в свои стаканы, на пол. Как объяснить счастье? Или удовлетворенность? – Мы оставили это в прошлом, – сказала наконец Мирна. – Вы оставили это в прошлом, – кивнула Жанна. – Но… – Она стала очень спокойной и посмотрела прямо в глаза Мирны. Без вызова. Скорее, ее глаза умоляли, просили Мирну понять следующий вопрос. – Где она теперь? – Где чтó теперь? – переспросил Габри после минутного молчания. Мирна прошептала: – Наша печаль. Где-то ведь она должна быть. – Верно. – Жанна улыбнулась ей, словно особо одаренному ученику. – Мы – это энергия. Мозг, сердце – они работают под воздействием электрических импульсов. Наши тела питаются пищей, которая преобразуется в энергию. Это делают калории. Вот это, – Жанна подняла руки и похлопала себя по стройному телу, – самая удивительная фабрика, и она производит энергию. Но, кроме того, мы – эмоциональные и духовные существа, а ведь это тоже энергия. Аура, флюиды – как бы вы это ни называли. Когда вы сердитесь, – она посмотрела на Питера, – разве вы не чувствуете в себе дрожь? – Я никогда не сержусь, – сказал он, холодно встретив ее взгляд. Хватит с него – наелся он этого дерьма. – Вы сердитесь сейчас, я чувствую. Мы все это чувствуем. Она посмотрела на остальных, но все промолчали из соображений лояльности к другу. Однако они знали, что она права. Они чувствовали его гнев. Питер излучал его. Питера выводила из себя эта шаманка и выдавало собственное тело. – Это естественно, – сказала Жанна. – Ваше тело испытывает сильные эмоции и посылает сигналы. – Это верно, – произнес Габри, устремив на Питера извиняющийся взгляд. – Я чувствую, что ты рассержен и что все остальные здесь испытывают неловкость. А до этого я испытывал радость. Все были расслаблены. И это очевидно. Когда заходишь к комнату, полную людей, разве не чувствуешь это сразу же? Напряжены люди или испытывают радость – это висит в воздухе. Габри оглядел присутствующих, и все закивали, даже месье Беливо. – У меня в магазине быстро научаешься определять, что чувствуют люди. В плохом ли они настроении, встревожены ли, не представляют ли угрозу. – Угрозу? В Трех Соснах? – спросила Мадлен. – Non, c’est vrai[13], – признал бакалейщик. – Такого никогда не случалось. Но я настороже. На всякий случай. Я это чувствую, как только человек входит. – Но это просто телесный язык и знание конкретных людей, – возразил Питер. – Это не энергия. – Он потряс пальцами у себя перед лицом и понизил голос, чтобы придать ему издевательскую нотку. Месье Беливо хранил молчание. – Вы не обязаны в это верить, – сказала Жанна. – Большинство людей не верит. Она улыбнулась Питеру, и ему померещилось что-то покровительственное в ее взгляде. – Хлеб, пущенный по воде, – неожиданно сказала она. – Когда мы избавляемся от энергии злости, то получаем вот это. Все очень просто. Питер оглядел собравшихся. Все внимательно слушали Жанну, словно верили в эту ерунду. – Вы говорили о равновесии, – напомнила Мирна. – Да. Равновесие – это сама природа. Действие и противодействие. Жизнь и смерть. Все находится в равновесии. В том, что старый дом Хадли расположен рядом с Тремя Соснами, есть своя логика. Они уравновешивают друг друга. – Что вы имеете в виду? – спросила Мадлен. – Она хочет сказать, что старый дом Хадли – это темнота на фоне нашего света, – ответила Мирна. – Три Сосны – счастливое место, потому что вы оставляете свои скорби в прошлом. Но далеко они не уходят. Прячутся на холме, – сказала Жанна. – В старом доме Хадли. И внезапно Питер почувствовал это. Кожа на его руках натянулась, а волосы встали дыбом. Все, что он оставил в прошлом, имело следы когтей. И направлялось оно прямехонько в старый дом Хадли. Он был полон их страхов, их печали, их гнева. – А почему бы нам не провести сеанс там? – спросил месье Беливо. Все медленно повернулись и ошарашенно уставились на него, словно это камин вдруг заговорил и произнес самую невероятную вещь. – Ну не знаю… – Габри неловко заерзал на месте. Они инстинктивно повернулись к Кларе. Она не напрашивалась на эту роль, но как-то так получилось, что именно она стала душой сообщества. Невысокая женщина средних лет, уже начавшая полнеть, Клара являла собой редкое сочетание – была разумной и чувствительной. Она встала, взяла горсть орешков кешью, стакан с остатками виски и подошла к окну. В большинстве домов, выходящих на луг, свет уже не горел. Три Сосны погрузились в состояние покоя. Несколько мгновений Клара скользила взглядом по спящей деревне, потом уставилась на черную дыру на холме. Она постояла минуты две, прихлебывая виски, жуя орешки и размышляя. Неужели старый дом Хадли полон их злости и печали? Не поэтому ли он привлекает убийц? И призраков? – Я думаю, мы должны это сделать, – сказала наконец Клара и снова кинула взгляд в окно. Пора было угомонить то зло, которым кишел этот дом. Глава шестая Месье Беливо открыл дверцу машины для Мадлен: – Вы уверены, что вас не нужно подвезти? – Нет-нет, я в порядке. Нервы уже успокаиваются, – солгала она. Сердце ее по-прежнему колотилось, и она чувствовала себя изможденной. – Вы в целости и сохранности доставили меня к моей машине. Никаких медведей нам не попалось. Он взял ее за руку. Его рука была как рисовая бумага – сухая и хрупкая, но в то же время твердая. – Медведи вам ничего не сделают. Опасно лишь становиться между медведицей и медвежонком. Вот этого ни в коем случае нельзя делать. – Я это запомню. «Не зли медведицу». Ну, теперь вы спокойны? Месье Беливо рассмеялся. Мадлен понравился этот звук. Как нравился ей и сам месье Беливо. «Не поведать ли ему мою тайну?» – спросила она себя. Это было бы облегчением. Она открыла было рот, но потом снова закрыла его. В нем все еще оставалась такая печаль. Такая доброта. Она не могла забрать ее. Пока. – Не зайдете выпить кофе? Гарантирую, что будет без кофеина. Мадлен высвободила руку. – Я должна ехать, но день я провела прекрасно, – сказала она и подалась вперед, чтобы поцеловать его в щеку. – Хотя призраков и не было, – произнес месье Беливо с легким сожалением в голосе. Он и в самом деле испытывал сожаление.