– НЕУЖЕЛИ? – Особенно после того, как ей велели обо всем забыть. – ТЫ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ТАК ДУМАЕШЬ? – Да, – ответил Альберт. – ПРОКЛЯТЬЕ. СКОЛЬКО МНЕ ЕЩЕ ПРЕДСТОИТ УЗНАТЬ О ЛЮДЯХ, ПРАВДА? – О… не знаю, – протянул Альберт. – ПРОИСХОДЯЩЕЕ КАСАЕТСЯ ТОЛЬКО НАС, И НИКОГО ДРУГОГО. ИМЕННО ПОЭТОМУ, НАСКОЛЬКО ТЫ ПОМНИШЬ, Я СТРОГО-НАСТРОГО ЗАПРЕТИЛ ЕЙ ВМЕШИВАТЬСЯ. – Э-э… ага. – И ВООБЩЕ, СУЩЕСТВУЮТ ПРАВИЛА. – Но эти серые паскудники, как ты сам выразился, первыми их нарушили. – ДА, ОДНАКО Я НЕ МОГУ ПРОСТО ВЗМАХНУТЬ ВОЛШЕБНОЙ ПАЛОЧКОЙ И ВСЕ ИСПРАВИТЬ. ЕСТЬ ОПРЕДЕЛЕННЫЙ ПОРЯДОК, ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТЬ. – Некоторое время Смерть молча смотрел вперед, а потом пожал плечами: – У НАС ДЕЛ НЕВПРОВОРОТ. ОБЕЩАНИЯ НУЖНО ВЫПОЛНЯТЬ. – Ну, ночь еще молода, – сказал Альберт, откидываясь на мешки. – НОЧЬ СТАРА. НОЧЬ ВСЕГДА СТАРА. – Свиньи неслись галопом. – Нет, не всегда. – НЕ ПОНЯЛ? – Ночь не старее дня, хозяин. Это ведь очевидно – должен быть день, чтобы все поняли, что такое ночь. – НО ТАК ЭФФЕКТНЕЕ ЗВУЧИТ. – Согласен. Сьюзен стояла у камина. Не то чтобы она недолюбливала Смерть. Смерть в качестве личности, а не последнего занавеса жизни ей даже нравился. Некоторым странным образом. И все равно… Мысль о том, что Мрачный Жнец заполняет в страшдество чулки, не укладывалась в голове, как ни старайся. С таким же успехом можно было бы представить себе старикашку Лихо, замещающего зубную фею. О да… Лихо… Кариесов не оберешься… Однако, если честно, каким же все-таки извращенным сознанием надо обладать, чтобы по ночам лазать по детским спаленкам? Конечно, к Санта-Хрякусу это не относилось, но… Со стороны страшдественского дерева послышался звон. Ворон осторожно пятился от осколков стеклянного шарика. – Извини, – промямлил он. – Видовая реакция. Понимаешь… круглое, блестящее… нельзя не клюнуть. – Эти шоколадные монетки были повешены для детишек! – ПИСК? – уточнил Смерть Крыс, отступая от блестящих кругляшков. – Почему он это делает? – ПИСК. – Ты тоже не знаешь? – ПИСК. – Случилась какая-нибудь беда? Он что-то сделал с настоящим Санта-Хрякусом? – ПИСК. – Почему он не хочет говорить? – ПИСК. – Спасибо. Ты очень мне помог. Что-то затрещало. Она резко повернулась и увидела, как ворон сдирает с одного из пакетов красную обертку. – Немедленно прекрати! – Ворон виновато покосился на нее. – Я только чуточку, кусочек… – сказал он. – Никто и не заметит. – На что она тебе сдалась? – Нас привлекают яркие цвета. Автоматическая реакция. – Яркие цвета привлекают галок! – Вот проклятье. Правда? – ПИСК, – подтвердил Смерть Крыс. – О, да ты, я вижу, еще и орнитолог! – огрызнулся ворон. Сьюзен села и вытянула руку. Смерть Крыс вспрыгнул ей на ладонь. Она почувствовала, как его коготки, похожие на крошечные булавки, вонзаются в кожу. Все это очень походило на какую-нибудь прелюдию к совместному дуэту прелестной героини и Синей птицы. Почти походило. По крайней мере некоторыми мотивами. Но на данное представление дети до шестнадцати не допускались. – У него что-то с головой? – ПИСК, – пожала плечами крыса. – Но такое ведь могло случиться. Он очень старый, видел немало всяких неприятных вещей… – ПИСК. – Все беды мира, – перевел ворон. – Я поняла, – сказала Сьюзен. Такой способностью она тоже обладала. Она не понимала, что именно говорит крыса, но общий смысл улавливала. – Случилось что-то очень плохое и он не хочет мне говорить? – спросила Сьюзен. Это предположение еще больше разозлило ее. – И Альберт тоже тут как тут, – добавила она. «Тысячи, миллионы лет заниматься одной и той же работой… – подумала Сьюзен. – Причем не самой приятной. Не всегда в мир иной уходят милые старички и старушки. И не всегда от старости. Тут всякий сломается…» Однако кто-то же должен это делать. Сьюзен сразу вспомнилась бабушка Твилы и Гавейна. Однажды она вдруг заявила, что на самом деле является императрицей Крулла, и с тех пор наотрез отказывалась носить какую-либо одежду. Сьюзен была достаточно умна, чтобы понимать: фраза «кто-то должен это делать» ничего не значит. Люди, произносящие ее, как правило, никогда не добавляют: «…И этот кто-то – я». Однако сидеть сложа руки тоже нельзя. И особого выбора нет. Не то что особого – вообще никакого. Есть только Сьюзен. Бабушка Твилы и Гавейна сейчас обитала в частной щеботанской лечебнице на берегу моря. В данном случае этот вариант даже не рассматривался. Все прочие пациенты разбежались бы. Сьюзен сосредоточилась – к этому у нее тоже был талант. Она даже удивлялась: и почему все остальные считают это таким сложным? Закрыв глаза, Сьюзен вытянула перед собой руки ладонями вниз, расставила пальцы и начала опускать руки. Не успела она их совсем опустить, как часы перестали тикать. Последний удар растянулся надолго, в точности как предсмертный хрип. Время остановилось. Однако момент продолжал длиться.