Она посмотрела на его заляпанное грязью лицо, пожала плечами, достала из кармана носовой платок и поднесла его ко рту Банджо. – Плюнь, – велела она. Банджо подчинился. Сьюзен вытерла платком грязь с его лица и вложила тряпочку в огромную ладонь. – Высморкайся хорошенько, – приказала она, отошла подальше и выждала, пока не стихнет эхо от взрыва. – Оставь платочек себе, – улыбнувшись, произнесла она. – И пожалуйста, заправь рубашку. – Хорошо, госпожа. – А теперь спустись вниз и вымети все зубы из круга. Сможешь? Банджо кивнул. – Что ты сможешь? – решила проверить Сьюзен. Банджо сосредоточился. – Вымести все зубы из круга, госпожа. – Хорошо. Тогда ступай. Она проводила его взглядом, потом повернулась к белой двери. Она была уверена, что седьмой замок волшебник не открывал. Комната за дверью была абсолютно белой, и густой, стелившийся по полу туман приглушал звуки шагов. В комнате стояла кровать. Огромная, с пологом на четырех столбах, очень старая и пыльная. Сначала Сьюзен было подумала, что на кровати никого нет, но затем заметила лежавшую в груде подушек фигуру, похожую на сухонькую старушку в домашнем чепце. Старушка повернула голову и радостно улыбнулась Сьюзен. – Здравствуй, дорогуша. Сьюзен не помнила свою бабушку. Мать отца умерла, когда она была совсем маленькой, а со стороны матери… бабушки просто не существовало. Но ей хотелось бы иметь именно такую бабушку. Вредная и противно реалистичная часть ее разума тут же заявила, что таких бабушек, о которых мечтает она, просто не бывает на свете. Сьюзен показалось, что до нее донесся детский смех. Потом он прозвучал еще раз. Где-то очень далеко, почти на грани слышимости, играли дети. Звук детского смеха всегда ее успокаивал. Главное – не слышать, о чем там детишки говорят. – Нет, – неожиданно сказала Сьюзен. – Прошу прощения, дорогуша? – не поняла старушка. – Ты не зубная фея. О боги, здесь было даже лоскутное одеяло… – Как это не зубная фея? Она самая, дорогуша. – Бабушка-бабушка, а почему у тебя такие большие зубки?… Ничего себе, у тебя и шаль есть. – Я чего-то не понимаю, милая… – Но вот кресло-качалку ты забыла, – покачала головой Сьюзен. – Кресло-качалка обязательно должно быть. Сзади что-то хлопнуло, и послышался затихающий скрип. Она не обернулась. – Если сейчас еще появится котенок, играющий с клубочком, я за себя не отвечаю, – твердо сказала Сьюзен и взяла стоявший рядом с кроватью подсвечник. Он показался ей достаточно тяжелым. – Я считаю, что ты ненастоящая, – спокойным голосом продолжала она. – Этот дом не может принадлежать маленькой старушке, укутанной в шаль. Ты появилась из моей головы. Так ты пытаешься защититься. Копаешься в головах людей, чтобы определить, как на них лучше воздействовать. Она махнула подсвечником, и тот легко прошел сквозь лежавшую на кровати фигуру. – Видишь? Ненастоящая. – Как раз я – настоящая, – возразила старушка, меняя очертания. – А вот подсвечник – нет. Сьюзен посмотрела на кровать. – Не-а, – усмехнулась она. – Теперь ты выглядишь куда кошмарнее, но я тебя не боюсь. И такой тебя тоже. – Фигура на кровати принимала все новые очертания. – И отцом меня не испугать. О боги. Что, в запасе совсем ничего не осталось? Пауки мне нравятся. Змей я не боюсь. Собаки? Нет. Крысы? Я люблю крыс. Извини, ну вот этим вообще никого не испугаешь! Она схватила последнее возникшее на кровати существо. И его форма перестала меняться. Существо было похоже на сморщенную обезьянку, но с большими и глубокими глазами, расположенными под густыми, нависающими балконами-бровями. Шерсть была серой и жидкой. Существо попыталось вырваться и тяжело задышало. – Меня нелегко напугать, – предупредила Сьюзен, – зато очень легко рассердить. Существо обмякло в ее руке. – Я… я… – пробормотало оно. Сьюзен решила его отпустить. – Ты – страшила, правильно? Когда она разжала пальцы, существо без сил упало на кровать. – Не просто страшила, – пробормотало оно. – Что это значит? – Я – Страшила с большой буквы, – сказал страшила. Сьюзен только сейчас обратила внимание на его жуткую худобу, на шерсть с проседью, на обтянутые тонкой кожей кости… – То есть самый первый страшила? – Я… я помню, когда земля была другой. Лед. Он наступал много раз. А еще… Как вы их называете? – Существо чихнуло. – Суша, большие куски суши… они тоже были другими… Сьюзен присела на кровать. – Ты имеешь в виду континенты? – …Все они были другими. – Черные запавшие глаза смотрели на Сьюзен, а потом существо вдруг вскочило и замахало длинными костлявыми руками. – Я был кромешной тьмой в пещере! Я был тенью среди деревьев! Ты слышала о… первобытном ужасе? Так вот, это тоже был… я! Я был… – Страшила согнулся и закашлялся. – А потом… появился этот… ну, ты знаешь, светлый и яркий… молния, которую можно было носить с собой… горячий, как маленькое солнце…. И не стало больше темноты, остались только тени, а потом появились топоры, топоры в лесу, а потом… а потом… – И тем не менее страшилы никуда не делись, – пожала плечами Сьюзен. – Они живут и здравствуют. – Они прячутся под кроватями! Скрываются в буфетах! Но… – Страшила едва отдышался. – Если бы ты видела меня тогда… в старые времена… когда люди спускались в пещеры, чтобы нарисовать сцены охоты… Я был ревом в их головах… и от страха желудки выпадали у них из задниц… – Ну, старое уходит, новое приходит, – абсолютно серьезно заявила Сьюзен. – …Все остальные возникли много позже… они не знали, что такое первобытный ужас. Они знали только… – Даже в шепоте страшилы была слышна насмешка. – Темные углы. А я был самой темнотой! Я был первым! А потом я стал ничуть не лучше этих, нынешних… пугал служанок, портил сметану… прятался в тенях. И вдруг однажды ночью я подумал… что я вообще здесь делаю? Сьюзен понимающе кивнула. Страшилы не отличаются сообразительностью. Да и вообще, осмысление такой штуки, как экзистенциальная неопределенность, – процесс довольно долгий и мучительный даже для куда более светлых умов. Впрочем, ее дедушка… мыслил очень похоже. Вот к чему приводит слишком частое общение с людьми. Ты больше не хочешь быть таким, каким тебя представляют, и начинаешь пытаться стать таким, каким хочется тебе самому. Зонтики, серебряные расчески… – К чему все это? Так ты подумал, да? – …Стал пугать детей… приходить по ночам… И начал наблюдать за ними. Во времена льда детей было немного… были большие люди и были маленькие люди, но не дети… И… вдруг я понял… у них в головах совсем другой мир… Старые времена еще живы… в их маленьких головках… Старые времена… Когда все было молодым. – И ты решил выбраться из-под кровати… – Я наблюдал за ними… оберегал их… – Сьюзен с трудом сдержалась, чтобы не вздрогнуть. – А зубы? – О… зубы нельзя оставлять без присмотра: кто-нибудь может найти их и натворить всяких страшных бед. А я любил детей, не хотел, чтобы кто-нибудь причинял им вред… – пробулькал страшила. – Я никогда не хотел обижать их, просто наблюдал. Сторожил зубы… а иногда просто слушал… Он продолжал бормотать, а Сьюзен думала и все не могла понять, как же ей поступить – пожалеть беднягу или (второй вариант нравился ей все больше) раздавить ногой. – …И зубы… они помнят… – Страшила начал дрожать всем тельцем. – А деньги? – спросила Сьюзен. – Мне не приходилось встречать богатых страшил. – …Везде деньги… зарыты в норах… старые сокровища… в спинках диванов… их только прибавляется… вложения… деньги за зубы, очень важно, часть волшебства, чтобы было безопасно, чтобы было надежно, иначе – воровство… и я все помечал… хранил… а потом пришла старость, но я нашел людей… – Существо хихикнуло, и на мгновение Сьюзен стало жаль тех людей из древних пещер. – Они не задавали вопросов, верно? Получали деньги, выполняли работу и не задавали никаких вопросов… – Деньги решают все, да? – фыркнула Сьюзен.