– Не дави интеллектом, малыш, – наставил меня мой друг. – Иначе однажды впадешь в реактивное состояние. Умничать будешь на бандитских разборках. – А они ожидаются? – быстро поинтересовался я. – Может быть. – Тогда лично тебе там лучше не присутствовать. – Это почему? – Ты слишком презираешь бандитов. – Да, это так, – с ненавистью выговорил Михаил. – Они – животные. Существа без мозгов и культуры! Дешевка! – Санитары общества,– возразил я. – Сам ты санитар!! – А чего ты кричишь? – А чего ты умничаешь?! Я пожал плечами. – Извини,– пробормотал мой друг после секундного молчания. Михаил, да, был довольно нервным молодым человеком, мог сказать грубость и даже оскорбить, но, обладая силой воли и довольно хорошим воспитанием, он всегда находил способ быстро овладеть собой. – Реальные санитары – это мы,– уже более спокойно, тяжелым, низким голосом произнес он. – Когда мы сделаем деньги, мы расчистим и облагородим пространство вокруг себя. Туда не будут допускаться идиоты с золотыми, типа, цепями. Чем больше в обществе богатых, тем оно безопаснее. Зависимость – прямая. Поехали, Андрей, делать деньги! Поехали! Здесь сворачивай. Заскочим к одному интересному парню. Он предлагает, типа, жирный вариант... – А куда ехать? – Я покажу. Сейчас – налево. Ты что-нибудь знаешь о финансовом рынке? О банковском бизнесе? – Почти ничего. – Узнаешь,– заверил меня Михаил. Его приступ уныния и сплина сменился бешеной активностью. Всякий упрямец, обладатель крепкого характера, воспринимает очередное поражение как повод удвоить усилия на пути к победе. Я надавил на газ и переложил руль. Двигатель заревел. Колеса взвизгнули. Так оборвалась цепь последовательных событий, каждое из которых было причиной предыдущего: бандиты самоутвердились за счет меня и Михаила, затем Михаил накричал на меня и самоутвердился за мой счет, а мне пришлось самоутвердиться за счет своего автомобиля. – Нет, ты видел, какая у него была сигара?! – Не переживай. Скоро и мы закурим такие же! Нажав клавишу, я прибавил звук, и салон заполнился страстными выкриками американского певца, приглашающего всех, кто неравнодушен, кто смел и силен, в калифорнийский отель. 2 Вечером того дня, когда меня и Михаила оскорбили малолетние уголовники, я купил в дорогом магазине сигару. В то время я думал, что презираю мечтателей, а уважаю только тех, кто желает – и добивается желаемого. Я отправился в немыслимо дорогой супермаркет и приобрел самую большую, толстую, длинную «Гавану», какую только смог найти. Еще раскошелился на особый металлический пенал. Можно покурить, притушить и убрать в карман, до другого случая. Сигарные окурки пахнут ужасно, но все же не так, как сигаретные. Оставшихся денег хватило на пачку пельменей и «Сникерс» для жены. Карманы опустели. Зато я получил то, что заострит мой имидж. Придаст вес. Усерьезнит. Без хорошей сигары на финансовом рынке делать нечего. ГЛАВА 9 1 На пятнадцатый день пребывания в одиночной камере я впервые заговорил сам с собой. Сначала шепотом, потом негромко, а вскоре и в полный голос. Собственно, это был не диалог меня «первого» и меня «второго». Иначе я бы понял, что заболеваю шизофренией, что никак не входило в мои планы. Как говорил Сальвадор Дали, вся штука в том, чтобы не сойти с ума. Нет – я стал излагать истории из своей жизни. Обращаясь к умывальнику, я повествовал: – Сейчас, дружище, я расскажу тебе о том, на каких машинах я ездил. Или: – А теперь я хочу, чтоб ты узнал о моих любимых книгах. Или: – Вот послушай, брат, как я поднял свои самые первые деньги. Далее следовали красочные устные триллеры с указанием множества подробностей – интимных, душераздирающих и небанальных. Естественно, мне приходилось немного сгущать краски и привирать. Герой историй, мой протагонист, – веселый, всегда слегка пьяный, остроязыкий, одетый от «Кензо» Андрюха-нувориш – был немного умнее и удачливее, нежели автор, и каждый раз выходил сухим из воды. Без хэппи-энда нельзя. Настоящую большую достоверность всегда полезно разбавить маленьким вымыслом. Умывальник помалкивал, но был очень внимателен. Этот полезный эмалированный ковш, прочно приделанный к стене, оказался мною выбран в собеседники по простой причине. Практически все, что меня окружало, имело женский или средний род: стена, полка, койка, решетка, дверь, окно. Я же хотел общаться именно с мужчиной. С другом, что ли. Или с единомышленником. Нас, мужчин, в каземате маялось всего-то пятеро: я, умывальник, чайник, кипятильник и еще матрас. Остальные – подушка, простыня, наволочка, тряпка на полу, полотенце, мыло в мыльнице, зубная щетка – не входили в джентльменский клуб. Пол и потолок тоже причисляли себя к мужикам. Но мы держали их в кандидатах. Настоящий клуб всегда состоит из действительных членов и кандидатов. Так солиднее. Кандидатам назначают испытательный срок, проверяют – достойны ли? – и только потом, на особом собрании, торжественно переводят в действительные члены. – Думаю, господа, – провозглашал я после перерыва на обед или ужин, после пары кружек кофе, – что вас не особенно утомила моя болтовня. Продолжим, с вашего позволения. Аудитория безмолвствовала, но шестым чувством я угадывал, что слушатели, члены и кандидаты, ждут продолжения. Из крана вдруг вытекала медленная капля и деликатно ударяла о металл. – Ничего,– похохатывал я в середине очередной байки,– скоро я избавлю вас от моего общества. Еще две недели – и все изменится! Моего друга и босса отпустят, и он немедленно вытащит меня. У нас с ним очень много денег, очень много. Мы богатые, ясно? Мы богатые не по местным, российским меркам, а по мировым. Мы богаты по большому счету! На мое спасение будут брошены сотни тысяч долларов! Это не шутка! Господа молча соглашались: да, не шутка! Не шутка! Сотни тысяч – не шутка, явно. Вообще нет более терпеливых и благодарных слушателей, чем неодушевленные предметы. Жаль, что они не задают уточняющие вопросы. Каждые три или четыре минуты возле двери тихо шуршал контролер – отодвигал заслонку и наблюдал, как я расхаживаю по камере, что-то увлеченно бормочу и делаю ораторские жесты. Я не обращал на него специального внимания. Разглагольствовал. Живописал детали. Добивался точности, легкости, простоты подачи материала. Не лгал, но и не сообщал всей правды. Таково, на мой взгляд, искусство короткого рассказа. Или дачи показаний в кабинете следователя. 2 Вечером в гости к членам клуба приходил визитер, все время один и тот же: генерал Зуев. Произведя небольшое усилие, я легко представлял себе окутанного сигаретным дымом милицейского сановника сидящим визави. Его водянистые глаза всегда смотрели вниз или вбок. Всякий большой начальник глядит в сторону, а не на своего собеседника. Он отягощен хлопотами о судьбах государства, он думает о главном, о важном, об основополагающем. Он не очень интересуется банкирами и прочими жадными современными коммерсантами, попавшими под уголовное следствие. Он согласен меня выслушать – но он спешит, у него много дел, и я понимаю, что свою мысль мне следует излагать ясно и кратко. – Товарищ генерал! – начинаю я. Само собой, он мне не «товарищ». Тоже мне, «товарищ» нашелся! Он – генерал МВД, а я – директор подпольной банкирской конторы. Нечистый на руку спекулянт. Но служивые люди, чья молодость и зрелость прошли в благословенной Совдепии, необычайно любят такое обращение. Скажи взрослому, седоватому, отягощенному семьей инспектору ГАИ: «товарищ старший лейтенант», и он проникнется к тебе бессознательной любовью. «Господин инспектор» – режет слух. Кодовое слово «товарищ» – оно проще, понятнее, оно устанавливает контакт, напоминает о героическом прошлом. Оно пахнет пылью из-под колес тачанок, и танковой соляркой, и пропотевшими пилотками, и подвигами, и комиссарами в пыльных шлемах. Это – пароль. И я его назову. – Товарищ генерал! – скажу я. – Зачем меня посадили? Зачем одиночные камеры, решетки, к чему баланда и прочее? Я что, убийца, бандит, грабитель? Или я маньяк, который исходит слюной, насилуя девочек в подворотне? А может, я – террорист? Бородатый боевик, спустившийся с гор, дабы именем Аллаха, мир Ему, палить из подствольного гранатомета? Нет – я скромный труженик! Я работаю по пятнадцать часов! Я нарушал законодательство, я не делился, не платил деньги в кассу Родины, но я исправлюсь. Зачем меня – в тюрьму? – Я дам вам денег, сколько надо, – продолжу я тихо, возможно – шепотом, глядя в переносицу товарища генерала. – Я дам. Уплачу. Внесу по таксе. Депонирую, где скажете! Я легко расстамся с кровными, с заработанными, с лично мне дорогими денежными знаками. Только бы уйти из тюрьмы, возвратиться домой. Скажите, сколько и куда, кому, в каком виде, в наличных долларах или безналичных фунтах стерлингов. Только скажите, и все будет сделано... Генерал думает. Ему интересно. – Я тебя понял, – отвечает он тихо, но твердо, и произношение фразы таково, что дистанция между им и мной остается прежней, то есть огромной; он – генерал, я – мелкий засранец. – Очень скоро я сообщу тебе свой ответ. Уяснил? – Так точно. Генерал медленно тает в воздухе. Я знаю, что уговорю его обязательно. 3 По вторникам и четвергам меня вызывали на допрос, и тогда моя аудитория качественно менялась: я сочинял уже не для матраса или кипятильника, но для живого и мыслящего существа, следователя Хватова. Показаний я не давал. Невозмутимый рязанский дядя подшил в ДЕЛО, одну за другой, четыре одинаковые бумажки с четырьмя отказами. За подписью подследственного и его адвоката.