– Не вижу причин, почему бы и нет, – ответил он, громко втянув напиток. – Почему у меня должно быть желание разговаривать со стиральной машинкой о кино и литературе? Он улыбнулся. Или, может быть, это вышли пузырьки газа. – Потому что у тебя будет возможность. – Ой, пожалуйста. Только не надо вот этого. В будущем я смогу разговаривать с тостером. И с холодильником. И с посудомоечной машиной. И с долбаным центральным отоплением. Холодильник расскажет мне, что я смогу приготовить на ужин исходя из того, что у него внутри. Тостер посоветует, что посмотреть по телику. А если я буду не в настроении, они смогут просто посплетничать друг с другом. Чтоб меня. Про технику вышло грубо. Ральф выглядит довольным (для Ральфа). – Все это станет технически возможно, да. – Но зачем мне разговаривать с гребаным тостером? – Ты будешь разговаривать не с тостером. Это будет тот же ИИ, контролирующий всю технику. И твою машину по пути на работу. – Проклятье! Всегда мечтала услышать, как посудомоечная машина обсуждает с холодильником ситуацию в Сирии. – А почему бы и нет. Просто скажи им, кто на чьей стороне и как долго ты хотела бы их слушать. – Боже, Ральф. В твоих устах это звучит, словно… Я не знаю. Все можно будет решить или что-то в этом духе. Ральф засветился от радости: – Ага. У меня опасный настрой. – А что произойдет, когда ИИ станет умнее нас? Он не будет счастлив, просто поджаривая хлеб и присматривая за молоком. Он просто ловко ускользнет за пределы Хангер-Лейн. – Счастье – это человеческое понятие. Ты можешь так же спросить, счастлив ли твой ноутбук. Это бессмысленно. – Но когда они станут сверхумными, Ральф. Когда они смогут делать что-нибудь самостоятельно. – Они уже могут! Ты разговариваешь с таким каждый день. Но это не значит, что он чего-нибудь хочет. Все, что он делает, – это выполняет задания. – Но он шутит. – В него загружено много шуток. – Это не похоже на старые шутки. Он не просто повторяет избитые фразы Сайнфелда или еще кого-нибудь. Его шутки – я не знаю – свежие. Ральф скорчил гримасу. – Думаешь, ему стоит заняться стендапом? Я ничего не могу поделать. Я просто смеюсь. – Где все, черт возьми, Ральф? Думаю, тебе стоит купить мне чего-нибудь еще. И тогда происходит очень странная вещь. Целых две. На айпад Ральфа и на мой мобильный одновременно приходят уведомления. В тот же миг перед нами появляется официантка с подносом, на котором стоят бутылка шампанского в ведерке со льдом и два бокала. – Молодые люди, это для вас. Подарок от некоего… Юрия. Мы с Ральфом обменялись взглядами, говорящими «что за черт?». Но загадка разрешается, когда мы читаем наши сообщения. Они от личного секретаря Юрия. Похоже, наш босс так и не вышел из аэропорта в Хитроу, так как должен был лететь сразу во Франкфурт на ужин с инвесторами. Он шлет нам искренние извинения и уже оплатил 150 фунтов в бар за нас, чтобы мы «развлекались, как положено». (Это шутка, я полагаю.) Однако Ральф озадачился. – Откуда вы узнали, для кого это? – спрашивает он у официантки. – Парень в черном. С привлекательной женщиной тоже в черном. – Но бар заполнен на три четверти, – возразила я. – Они сидят на диване Филиппа Старка, – отвечает она. – Под зеркалом напротив картины Тамары Лемпицки. Мы с Ральфом немного ошарашены. – Откуда его секретарь может знать об этом? – Мне пора, ребята. Наслаждайтесь. – Я правда не пью алкоголь, – говорит Ральф. Но мы чокнулись, и он заставил себя немного выпить, а я могла бы сказать, что пузырьки вышли у него через нос, потому что у Ральфа заслезились глаза. – Не думаю, что Стиив придет, – пробормотал он. – В смысле, Стиииииииив. И он улыбнулся. Немного по-обезьяньи. Черт бы меня побрал. Mirabile dictu[8], как говорится в напыщенных романах. Он превращается прямо-таки в Оскара Уайльда. Для того кто не пьет, Ральф начал заливать в себя, как профи. На половине второй бутылки он уже разглагольствовал о нейронных сетях и рекурсивных кортикальных иерархиях, оставив меня где-то далеко позади. Но здесь хорошо даже просто сидеть, чувствуя легкое опьянение, в полумраке среди хипстеров Шордича и модных компьютерных гениев, никто из которых не скажет «мы имеем то, что имеем», многозначительно скривив губы. И после нескольких бокалов Ральф вовсе не дурен собой, хотя его внешность может быть странным образом описана как нечто среднее между байроническим и идиотическим. – Ральф, – произношу я. Несколько громче, чем намеревалась. Он слегка опешил. – Ральф. Хватит этой технической болтовни. Ты меня оставил где-то в некрофильном чем-то-там… – Нейроморфных чипах. – Расскажи мне о себе. – Что ж. Хорошо. Что ты хочешь узнать. Честно? Ничего. Но раз уж мы здесь – и имеем то, что имеем! – и шампанское идет хорошо, я выпалила: – Ты женат? К вопросу о сказанном не вовремя. Ральф лишь наполовину проглотил вино, когда я выдала этот перл. И произошло что-то вроде взрыва. Шампанское частично вышло через нос. Люди обернулись посмотреть. – Боже, прости. Я на тебя попал? (Да, он попал.) Мы вытерли почти весь бардак салфеткой из ведерка со льдом. И нет, он не женат. Даже не «почти что». Однако была одна девушка, Элейн, с которой он встречался несколько лет. Когда Ральф произносит ее имя, его голос срывается. – Что произошло? Она бросила его. Ставлю что угодно. Он сглатывает подобравшийся к горлу комок. – Она умерла. – Вот, черт. Ральф, мне жаль. – Не стоит. В смысле, да, конечно. Ну, ты не виновата. – Как это случилось? Долгая пауза. Ральф часто моргает, и на мгновение мне кажется, что он разрыдается. Наконец, он говорит: – Может, закажем еще одну бутылку?