Гондаров и Костромин переглянулись, поднялись, повернулись и на пару посмотрели на появившуюся на пороге девицу в мини-юбке и на огромных каблуках, таращившуюся на них с нескрываемым интересом. – А что происходит? – беспечным тоном повторил вопрос Гондаров и, наигранно ища поддержки в лице Костромина, посмотрел на него с удивлением и продолжил: – По-моему, все в порядке: телефон разрывается от звонков, на пороге стоит коробка с канцелярией, посетители ползают по полу, а секретаря нет! – Ой! – пискнула девица, только тут оценив происходящее, и принялась активно оправдываться: – Я ж только на минутку! Вы ж сами сказали, Антон Михайлович: никаких личных разговоров по телефону в приемной, вот я и вышла. А курьер меня прямо возле двери остановил, спрашивает: куда коробку поставить, я и сказала, куда хочешь, вот он и поставил… – Синеокова, – перебил ее уставшим тоном начальник и тяжко вздохнул: – А окромя экзотической русской фамилии у вас что-нибудь выдающееся еще имеется? Ну, там профессионализм и навыки работы секретарем, хоть какая-то ответственность? Заметьте, про трепет перед начальством и опасение вылететь к чертовой матери с волчьим билетом с работы я уже и не говорю. – С каким таким билетом? – искренне недоумевая, переспросила девица. – Беда-а-а, – протянул Гондаров и пожаловался Юре: – И так вот уже неделю, представляешь? Где они их только берут таких? – Ну, не все так страшно, – не очень убедительно попытался посочувствовать Костромин. – Так и что мне делать? – встряла в их беседу девушка с чудной фамилией Синеокова. – Берите свою сумочку и идите, – махнул рукой Гондаров. – Куда? – не поняла она посыла. – Ой. – Начальник в который раз тяжко вздохнул и предупредил: – Иди уже. А то я точно тебе сейчас скажу, куда и как! Да еще ускорения придам! На этот раз по его тону и выражению лица девица поняла все правильно, лишних вопросов задавать не стала и так бочком-бочком обошла стоявших на ее пути мужчин, подобралась к столу, достала из ящика свою сумочку и тем же макаром осторожненько пробралась к двери, пискнув на прощание: – До свидания! Получив в ответ горячее пожелание теперь уже бывшего нанимателя: «Да боже меня упаси!», шустрой змейкой просочилась за дверь. – Нет, я с ума сойду от этих идиоток! – взревел Гондаров, жалуясь Юрию как родному. – Эта уже третья, представляешь? Я на эту фирму по кадрам такую телегу накатаю, я их ославлю на всю Москву! И что мне делать? Я ж без Зинаиды пропаду тут окончательно, а она еще пару месяцев точно работать не сможет! Где я нормальную секретаршу найду? – Кхм-кхм, – раздалось тактично-осторожное покашливание за спинами у мужчин. Они одновременно развернулись – сегодня у них как-то все получалось в унисон, день, видимо, такой выдался. Особенный. Варвара Добродеева за то время, пока шли тут «проводы» очередной девицы и сетования на жизнь генерального директора, успела собрать и сложить в папку все рассыпавшиеся листы и стояла прилежной пятиклассницей: ножки вместе ступня к ступне, папочка прижата к боку, сумочка на тонком ремешочке на плече и, робко прокашляв, напомнила взрослым о своем присутствии. – Я могла бы попросить помочь вам Ангелину Степановну. Она хорошая знакомая моей мамы, – предложила девушка сосредоточенно и тут же, не выдержав, задорно улыбнулась: – Правда, ей за пятьдесят и у нее нет модельной внешности. Но она много лет проработала секретарем-референтом начальника одного крупного завода федерального значения и ушла только потому, что старый начальник умер, а новый оказался самодур. Если вы не самодур, то она вам поможет, Антон Михайлович, – и посмотрела на него, весело улыбаясь. – Я не самодур. Вот честное слово, – на полном серьезе уверил ее Гондаров и даже руку на сердце положил особым клятвенным жестом. – Тогда я могу ей объяснить вашу ситуацию, – продолжала улыбаться ему Варвара и уточнила: – Когда вам надо? – Неделю назад! – тем же серьезным тоном уведомил Гондаров. – Хорошо! – рассмеялась девушка. – Я ей позвоню и попрошу приехать, если она свободна. – И доверительным тоном сообщила: – Думаю, она согласится. Она энергичная, полная сил и очень деятельная женщина, и ей скучно без работы. Может, я сейчас покажу свои работы, вы меня поспрашиваете что надо, а потом я и позвоню. Или как? – Или как, – включил начальника Антон Михайлович и распорядился: – Мы вот с Юрием Максимовичем сами посмотрим ваши работы, а вы тем временем позвоните и переговорите со своей знакомой. Я отправлю за ней машину. – Хорошо, – кивнула девушка, протянула ему свою большую папку и заметила: – Только машину, наверное, не стоит, если она вам срочно нужна. На метро быстрее будет. – Да хоть в ступе, только как можно скорей! – потребовал Гондаров. – Я не спрашивала, конечно, это было бы невежливо, – очень серьезно заявила барышня, – но подозреваю, что в ступе она тоже может. И рассмеялась. Девочка осталась в приемной вызванивать знакомую, а Костромин с Гондаровым в его начальственном кабинете стояли перед большим кульманом и молча рассматривали предоставленный проект. – Ну, что скажешь? – спросил Гондаров у Костромина. – Я не архитектор, Антон Михайлович, но мне кажется, что очень толково, – осторожно высказал свое мнение Юрий. – Толково, – кивнул, соглашаясь, Гондаров. – И весьма достойно. Очень даже достойно, – продолжая рассматривать работу, задумчиво делился он мнением. – Добротно и талантливо сделано. Только я на месте девочки, – он взял в руку лист с рисунком готового объекта, – занялся бы вплотную графикой и даже гравюрой. У нее дар. Талант определенно. Это точно. – Ты ее возьмешь? – поинтересовался Костромин. Гондаров в очередной раз тяжело вздохнул, поставил рисунок на пюпитр к остальным листам, повернулся к Юрию и разъяснил реалии: – У меня образовалось одно вакантное место в штате. Как и положено в таких случаях, мы уведомили об этом Центр занятости. Заявка не провисела у них на сайте и двух часов, набралось больше сорока соискателей. Мои помощники просмотрели всех и отобрали двенадцать человек, с которыми собеседование проводил уже я. Эта Добродеева последняя, двенадцатая. Три парня очень хороши, перспективные, еще одна девчушка ничего, два парня так, на четверочку, но работать смогут. Остальные ерунда. Добродеева эта молодец, сильная девочка, талантливая. – И он снова выдал коронный на сегодня тяжкий вздох. – Но возьму я на это место одного мальчонку, ничего особенного собой не представляющего как специалист, который никогда не станет даже простым крепким архитектором, зато имеющего связи, которые его рекомендовали весьма настойчиво. Возьму, бог с ним, будет на чертежной должности, но с инженерным окладом. А ребятки эти, в том числе и симпатичная девочка Добродеева, талантливые, но «с улицы», пролетают. Вот такая правда жизни. – Но это же твое предприятие и ты тут начальник, – напомнил мягко Костромин. – Что бы тебе не делать так, как необходимо именно тебе, а не рекомендаторам всяким и просителям. – А связи-знакомства? – напомнил тот реалии бизнеса. – Ты – мне, я – тебе? А нужные люди? – Да и наплевать, – махнул рукой Костромин и предложил: – Возьми девочку, раз талантливая. – Понравилась? – усмехнулся Гондаров. – Я на ней женюсь, – весело, но без намека на шутку, уверил его Костромин. И они вошли в приемную. Знакомая Варвары Добродеевой Ангелина Степановна поработать пару месяцев согласилась. Варвара передала трубку телефона Гондарову, и тот самолично договорился с женщиной, что его водитель ее заберет у выхода из метро и доставит в офис. Сама же Варвара ответила на все вопросы Антона Максимовича по предоставленному ему проекту и прошла собеседование, после чего он официально уведомил, что берет ее на работу, велел приходить завтра с утра в отдел кадров оформляться и выписал одноразовый пропуск. Повеселевший, теперь уже ее непосредственный начальник вернулся в свой кабинет, а Костромин задержался в приемной. – Вот это да-а-а! – поделилась с ним восхищением Варвара, приложив ладошки к полыхнувшим алым румянцем от переживаний щечкам и сверкая большими весенними глазищами, в которых разгорелись празднично два огонечка. – Он меня взял!! Я даже не рассчитывала! Знаете, сколько народу на это место собеседования проходило! Ужас! А он меня взял! Это же ура какое-то! – Вот что, Варвара, – рассмеялся ее восторженности Костромин. – Мне надо тут поработать с Антоном Михайловичем, но, думаю, часа через два я освобожусь. Вы дайте-ка мне номер своего телефона. Как освобожусь, так и позвоню, и мы с вами договоримся где встретиться. – Зачем встретиться? – все еще пребывая в восхищенном трансе от неожиданного трудоустройства, спросила она. – Поужинаем где-нибудь, – разъяснил Костромин. – И поговорим. – О чем? – все тормозила девушка. – Ну, хотя бы о том, как в ближайшие выходные вы пригласите меня к себе домой знакомиться с вашими родителями, – ровным тоном уведомил он. – С моими родителями? – хлопнув ресницами, посмотрела она на него зелеными глазищами-блюдцами, ставшими от удивления, казалось, еще больше. – Зачем? – Ну, для чего знакомятся с родителями? – усмехнулся он. – Свататься. Странным образом воспоминания накатывали на Костромина теплой приливной волной, и он плыл в них, нежась в былом счастье и отогреваясь душой. И так же внезапно они исчезали, и он оставался на темном бесприютном берегу, выброшенный из своего родного жизненного пространства глупой одинокой рыбой, позарившейся на призрачную приманку, и бился в последних судорожных конвульсиях всем своим серебристым скользким телом, пытаясь спастись и вновь попасть туда – в недосягаемый океан, в родной дом, в свою жизнь… Он поднимался с кровати совершенно опустошенный после таких вот приступов воспоминаний, чувствуя себя разбитым и потерянным, но все же с согревающей сердце надеждой, что, может, уже завтра или послезавтра, снова придут к нему эти спасительные живые воспоминания об утерянном счастье. Как правило, было где-то около пяти часов утра, и он отправлялся бегать. Рядом с домом, в котором Юрий теперь жил, находился большой сквер, в котором имелись хорошая гравийная дорожка для бега и площадка с тренажерами. Костромин обзавелся привычкой бегать, наверное, убегая от себя самого, и заниматься на тренажерах. Никогда спортом серьезно не занимался, так, в школе больше баловался разными единоборствами модными, плавал в бассейне много, а когда в институт поступил, так даже зарядку банальную не делал, ему «спорта» на работе хватало выше головы – побегай-ка по лестницам и этажам бесконечным, да с оборудованием на плече и мотками кабелей! А уж когда начальством заделался, так и вовсе про спорт не вспоминал, при его-то загруженности. А тут вот пристрастился и находил в этом занятии отдушину, нагружал себя всерьез, не сдерживаясь, и постанывал, и кряхтел, пользуясь полным отсутствием людей в сквере в столь ранний час. Он вообще открыл для себя много нового, например, особое состояние души и природы в такое ранее время, особое настроение и энергию города и запах свежезаваренного, настоящего кофе в круглосуточной дорогой кофейне, в которую он заезжал к шести часам утра перед работой, и то, насколько больше и качественней он успевает сделать и насколько более продуктивно, легче и приятнее ему работается и как нравится ему, что он один, вокруг нет людей, суеты и будничного шума. Варваре стала сниться их прошлая счастливая жизнь. В безрадостной черной полосе, которая наступила у нее после Беды, как она про себя называла тот роковой момент, после которого все изменилось и сломалось, эти сны пришли к ней очень скоро, наверное, через неделю, и стали спасением душевным, чем-то обезболивающим на какое-то время. Они удивляли странностью в своей светлой, солнечной радости и почти тщательной подробностью, передавая даже настроения, запахи, цвета того уплывшего счастливого прошлого. И почему-то всегда в них сияло солнце и было высокое-высокое чистое голубое небо. И она плыла в них, словно в теплом океане любви, баюкающем тебя в своих ладонях, а затем неожиданно просыпалась посреди сна и чувствовала, как катятся по лицу слезы. И она хваталась мысленно за то, что видела только что во сне, удерживала его и, не открывая глаз, продолжала те воспоминания, что начались там, стараясь их продлить… Они странно и смешно встретились. Она ползала по полу приемной и собирала рассыпавшиеся из папки листы, торопилась, потому что не хотела, чтобы ее кто-нибудь застукал в таком неприглядном виде, и ужасно расстраивалась такому глупому конфузу. И тут кто-то присел рядом с ней на корточки и поздоровался. У Варвары чуть сердце из груди не выскочило от неожиданности, она перепугалась, что ее таки застукал тот самый грозный Гондаров, о котором так много ей успели наговорить те, кто уже прошел у него собеседование. Но это оказался не хозяин фирмы, а какой-то совсем другой мужчина, и она почему-то протянула ему руку для знакомства, даже не задумываясь над всей неуместностью этого жеста в приложении к той позе, в которой находилась. А когда он взял ее ладонь, Варвара почувствовала, как ее стукнуло током! Не тем шибающим и болезненным, а колким, острым, но отчего-то невероятно теплым, приятным – прямо волной от ладошки вверх по руке, через плечо в голову и обратной волной по всему телу до пяток… Она посмотрела на мужчину удивленно и замерла внутренне на миг, совершенно ошеломленная. Он показался ей настолько знакомым, родным каким-то, своим, а потом догнало еще одно странное чувство: то, что он вот так сидит с ней рядом и держит за руку, это настолько правильно и естественно, что иначе просто и не должно быть. У него было молодое лицо, но некая аура, энергия уверенности, которую он излучал, делала его старше, солидней. Стройный, даже можно сказать худощавый, но какой-то спортивный, что ли, высокий, обычная внешность, темно-русые волосы, хорошая стильная стрижка, высокий лоб, прямой нос, прямые, как две черты, брови, твердый подбородок и полные красивые губы, приятная, располагающая улыбка. И светло-карие глаза с темно-зелеными крапушками, очень умные и веселые такие глаза. А потом все как-то быстро-быстро завертелось – пришел сам Гондаров, и Варвара поспешила собрать свой проект с пола. И отчего-то неожиданно почувствовала себя брошенной и незащищенной, когда этот, все же незнакомый ей Юрий Максимович прошел в кабинет впереди радушного хозяина, пропустившего его приглашающим уважительным жестом.