Побежал он к ним, размахивая секирой. Сбоку, из глубин аула, выскочил Беррен. В руках две сабли. Шлем раскололся от удара, набок соскользнул. Щека в крови. И тоже помчался к супостатам, по дороге расправляясь с отдельными всадниками. А потом Ерофей впал в боевой раж. Забыл о боли, наплевал на страх. На крик его дикий все обернулись. Что творится, видел, как в красном тумане. И время потекло по-другому, медленно и тягуче. Секира в руке разила ворогов то вправо, то влево. Из сечи в него летели стрелы. Одна впилась в плечо. Больно не было, Ерофей лишь остановился на миг. И дальше пошел. Вскоре бердыш вырвали из рук. Он схватил ближайшего недруга за горло, сжал пальцы, вырвал кадык. Швырнул обмякшее тело в надвигающегося конника. Нагнулся. Подобрал саблю. Ощутил удар по спине. Выпрямился. Отбил новый удар саблей. Рыча, придвинулся к гарцующему коню, вонзил саблю в бок всаднику. Сбоку ударили по плечу. Палицей. Он пошатнулся, обернулся, размахнулся саблей. Видел, что не поспевает отбиться от нового удара палицей. Рука ворога опускалась на голову Ерофея. Сверху, от разбойника в седле. А московит с яростным криком тянул саблю к груди ворога. Снизу вверх. Наискось. И когда палица почти достигла головы Ерофея, мимо проскользнул Беррен. Отбил удар палицы, затем точным и легким движением вспорол бандиту живот. И Ерофей добавил, вонзил лезвие в незащищенную грудь. И внезапно неистовство пропало. Остановился Ерофей посреди схватки, тяжело дыша. Боль навалилась нестерпимая. В плечах, груди, по всему телу. Смотрел тускло, как Беррен крутится бешеным вихрем, круша ворогов. Будто не две, а десять рук у человека. Там, где пробегал Беррен, тати валились, как подрубленные. А потом досада случилась. Звякнула сабля у Беррена, сломалась пополам. Та самая, особенная. Остановился Беррен, изумленно посмотрел на обломок. Закричал зычно, впервые Ерофей его услышал: – Будьте вы прокляты! И тоже впал в исступление. С голыми руками бросился на врагов. А потом пропал за массой сражающихся людей. А я чего застыл, подумал Ерофей. Сжал крепче саблю, и опять ринулся в бой. Тяжко пришлось, ох, тяжко. Раны болели, к земле притягивали. Рубил Ерофей супостатов из последних сил. Сам еле отбивался. А когда невмоготу стало, опустился, задыхаясь, на одно колено. На саблю оперся. И заметил чуть поодаль Серке. Кольчуга батыра в нескольких местах пробита, шлем и вовсе потерял. Обеими руками меч держал и разил татей одного за другим. А потом застыл на месте. Прямо перед Серке Кокжал стоял, ухмылялся. В правой руке сабля, в другой щит. Лицо кровью залито, повязка давно слетела. На миг их закрыл всадник. А когда отъехал, они уже бились. У Кокжала сабля юркая, щит крепкий. Все удары батыра главарь на щит принимал. И все норовил клинком по руке или ногам рубануть. Один удар Серке пропустил. Легкий такой, по плечу. Пошатнулся, но отскочил вовремя, не дал добить. Тут еще двое конников на него наехали, зажали конями, сабли то опускались, то поднимались. Не дело это. Помочь надо. Поднялся Ерофей, кряхтя. И на него сразу пеший тать тут же набросился. Рядом очутился, зело не вовремя. Еле отбился. А когда шагнул снова к Серке, оказалось, что помощь не нужна. К одному всаднику в седло незнамо откуда прыгнул человек в черных одежах. Вонзил кинжал в шею. Старался удержаться в седле. Заки, конечно, кто же еще. А второму Атымтай грудь копьем навылет пробил. Так что, Серке опять вплотную Кокжалом занялся. Плотно насел на вожака шайки. Осыпал градом ударов. Кокжал отбивался. А затем пригнулся, швырнул щит Серке в лицо. И успел рубануть по ноге. Серке заругался. Поскользнулся, упал. Кокжал рванулся к нему, замахнулся. И наткнулся на меч, вовремя выставленный батыром. Меч погрузился в низ живота. Кокжал тут же отодвинулся назад. Меч вышел из раны. Схватил окровавленное лезвие одной рукой, отстранил, ударил саблей лежащего Серке. По плечу. Потом по руке. И по груди.