– Это было ужасно, – говорит она после паузы. – Я упорно искала его, делала все возможное, пытаясь выяснить, что же с ним произошло, но Лýка исчез. Мать намекала, мол, сам мог уйти, но я уверена: он погиб. Лýка никогда бы меня не бросил. Одинокая слеза скатывается по бабушкиной щеке. Ошарашенная Ребекка протягивает носовой платок. – Такая была неразбериха в тот момент, – продолжает бабушка. – Швеция только что разорвала договор с Германией о транзите военнослужащих, и многие боялись, что они нападут на нас. Большинство не сомневалось в необходимости помогать датским евреям, но и у нас были свои нацисты. К тому же кругом сновали шпионы, в народе царило недоверие друг к другу. Приходилось просто как-то выживать. – Звучит ужасно. – Так и есть. Оставшись в одиночестве, без Лýки, я была в отчаянии. В девятнадцать-то лет и беременная. Ребекка столбенеет. – Что? – восклицает она. – Как так? Ты хочешь сказать, что Лýка – мой дедушка? Бабушка всхлипывает и тянет с ответом, потом шепчет: – Да. – А как же Аксель? – Он ни о чем не подозревал. Наши семьи были давно знакомы, и Аксель проявлял ко мне интерес. Когда мать узнала о моем положении, она сразу же устроила свадьбу. После пережитого я чувствовала себя совершенно раздавленной и думала, что у меня нет выбора, – объясняет Анна, сжав руки в кулаки. – Когда мы поженились, прошло меньше двух месяцев с исчезновения Лýки, и сначала все шло нормально. Я предпринимала все возможное, чтобы Аксель поверил, будто Камилла – его ребенок. До смерти боялась разоблачения. Но когда ей исполнилось несколько месяцев, муж все-таки вычислил, что к чему. Народ судачил, может, кто-то ему и нашептал. Будь у нас другие дети, это не играло бы большой роли, но Камилла стала живым и постоянным напоминанием об изъянах нашего брака. Когда Аксель двумя годами позже нашел сохранившееся письмо от Лýки, он пришел в ярость. Супруг сжег его у меня на глазах и потребовал пообещать, что я никому никогда не расскажу о своем возлюбленном. Как раз в то время «Электротовары Рунстрёма» подписали контракт на крупную поставку в США, и их история успеха получила широкую огласку в прессе. Аксель совершенно справедливо чувствовал себя обманутым и боялся публичного позора. Тогда-то я и заперла на ключ те немногочисленные предметы, что напоминали о Лýке. Пусть их и немного, но каждая маленькая вещь невероятно ценна для меня. – А как же мама? Ты ничего не рассказала ей? Бабушка с грустью опускает глаза. – Я столько раз хотела рассказать, – говорит она, качая головой. – Но страх перед Акселем и чувство вины всегда оказывались сильнее. Когда я наконец набралась смелости, чтобы открыть ей правду, было уже поздно. Камилла стала взрослой и отреагировала болезненно, решив, что лучше этого не знать. Ребекка сжимает бабушкину руку. Вот, значит, в чем заключалась страшная тайна. Признание вызывает у нее одновременно любопытство и беспокойство. Она жаждет подробностей и в то же время пытается представить себе, каково было матери жить в неведении, кто ее настоящий отец. – Поэтому я так радовалась, когда ты появилась на свет, – продолжает бабушка. – Судьба дала мне еще один шанс, возможность сделать все правильно. – Она улыбается Ребекке, но тут же поникает, будто это признание отняло у нее последние силы. Внучка смотрит на бабушку, устремившую взгляд в пустоту. Руки дрожат, лицо мокрое от слез. – Это я виновата в том, что мы не ладим с твоей матерью, – произносит Анна после минутной паузы. – У нее есть все основания злиться на меня. С самого начала не надо было лгать и прикрываться браком, обманывая Акселя. Лучше бы я постаралась стать хорошей матерью. Ребекка пересаживается на краешек кровати и обнимает ее. Они сидят рядом, прижавшись друг к другу, и молчат. Внучка пытается осознать услышанное: что молодой итальянец с фотокарточки – ее дед, а мать, как и она сама, пережила трудное детство. – Значит, мамины подростковые годы были непростыми? – Да. Наш брак со временем начал отравлять нам жизнь. Аксель не был дурным человеком, но мы плохо подходили друг другу. И он никогда не проявлял интереса к Камилле. Мы существовали будто в разных измерениях. Жили под одной крышей, но практически не разговаривали. Я долгое время считала, что это мое наказание. В то время беременность юной незамужней девушки считалась страшным позором. Мать даже предлагала мне уехать, родить ребенка в приюте для незамужних матерей и отдать в приемную семью. Но я не могла пойти на такое. Камилла была единственным, что осталось у меня от Лýки, и я думала, что, если только Аксель примет ребенка за своего и мы будем внешне производить впечатление счастливой семьи, все будет в порядке. Лишь когда Камилла выросла и уехала он нас, меня перестало беспокоить мнение других людей, и я решилась расстаться с мужем. Рассказала дочери о Лýке, попросила развода, вернула себе девичью фамилию и купила на свои сбережения дом в Бьёркбаккене. Он стал моим пристанищем. – Вот почему вам с мамой ничего не досталось после смерти деда? – Полагаю, да. Аксель хотел, чтобы все средства, что он заработал благодаря «Электротоварам Рунстрёма», перешли к его настоящей семье. Перед смертью он даже переписал на брата наш дом в Хельсингборге, – ровным голосом говорит она, гладя Ребекку по щеке. – Прошу прощения за сюрприз. Такое непросто воспринять без подготовки. Ребекка кивает, успокаивая бабушку. Она всегда знала: не все в порядке с ее семьей, чувствовала, как что-то саднит, поэтому в каком-то смысле рада, что кусочки жизненного пазла наконец-то сложились в цельную картину. За окном темные тучи начинают рассеиваться, и сквозь дымку проглядывают солнечные лучи. Так многое перевернулось в сознании за последние сутки, что голова идет кругом. Сидя на бабушкиной больничной кровати, Ребекка откидывается назад и думает о матери. Она всегда замечала, что мать и бабушка не слишком близки, но почему-то принимала это на свой счет. Ей казалось, что разлад между ними начался, когда она переехала от матери в Бьёркбаккен. Теперь ясно: Ребекка заблуждалась. Дух захватывает от понимания того, что разногласия между бабушкой и матерью никак не связаны с ней. Глава 30 Ребекка едва успевает выйти из машины в Бьёркбаккене, когда раздается звонок. На экране высвечивается незнакомый номер, и она настороженно отвечает: – Ребекка, слушаю. – Здравствуйте, Ребекка. Меня зовут Марта Сингер, ваш номер мне передал Карл Перссон. Проходит пара секунд прежде, чем она понимает, о ком идет речь, но потом вспоминает, что это местный историк, получивший ее письмо. – Да, здравствуйте. – Надеюсь, не отвлекаю. Если я правильно поняла, ваша бабушка дружила с Лýкой Кавалли. Мне известно о нем много интересного. – Очень хорошо, – отвечает Ребекка, упершись взглядом в крышу бабушкиного дома. Кто-то натянул брезент над тем местом, где она протекает. – Буду рада рассказать при встрече. Как у вас сегодня со временем? – спрашивает Марта. – Я могла бы заехать. Вы же в Бьёркбаккене живете? – Да, правильно, – отвечает Ребекка, отпирая дверь. – Хорошо, тогда скоро буду. – Договорились. Повесив трубку, Ребекка удивленно осматривается по сторонам. Кто-то убрал старые газеты и грязное покрытие из пластика. Теперь в прихожей виден тот же дощатый пол, что и во всем доме. В одном углу стоит и жужжит огромный белый аппарат, а в другом кто-то поставил банку с краской для наружных работ. Ребекка проходит в кухню, где на стуле, свернувшись калачиком, спит Скарлетт. На столе лежит записка. Арвид пишет, что обследовал крышу и сможет починить ее, как только просохнет древесина. В конце просит не выключать осушитель воздуха. Поставив кофеварку, Ребекка собралась переодеться, но в этот момент в дверь постучали. Выглянув в окно, видит ярко одетую кудрявую женщину. Неужели Марта приехала так быстро? Ребекка отворяет дверь, женщина расплывается в широкой улыбке. – Ребекка! – восклицает она так, будто они старые подруги, которые очень давно не виделись. – Марта? Женщина кивает. – Можно войти? – энергично продолжает она. Ребекка проводит гостью в кухню, ставит кофейные чашки и блюдо с печеньем. – Какой уютный дом! В таком хорошо живется, не сомневаюсь. – На самом деле это не мой дом, бабушкин. Я присматриваю за ним, пока она лежит в больнице. – Ой, надеюсь, ничего серьезного? – Она идет на поправку, – отвечает Ребекка, разливая кофе. – Значит, вам есть что рассказать о Лýке? Марта открывает рюкзак и достает толстенную папку, перетянутую резинкой. – Еще как, – радостно откликается она. – Не знаю, что вам известно о его деятельности, но Лýка внес заметный вклад в движение Сопротивления. – Да, я слышала, что он помог одной еврейской семье переправиться через пролив. – Не одной семье, – поправляет ее Марта, открывая свою папку и вынимая список имен. – Он спас пятьдесят семь человек, в том числе моего деда, Иммануила Сингера. – Ничего себе. Это невероятно. – Ребекка рассматривает список. – Да, это действительно так. Дедушка рассказывал, каким опасным делом было бегство с оккупированных территорий. Все причастные рисковали жизнью, многих арестовывали, другие погибали, – рассказывает Марта, качая головой. – Семья моего деда нашла катер, чтобы переправиться в Швецию, но когда они пришли к условленному месту встречи, там никого не оказалось. Повсюду рыскал немецкий патруль, и им пришлось прятаться в рыбацком сарае. Но благодаря Лýке удалось найти другого владельца катера, согласившегося перевезти их в Роо. Дед был безмерно благодарен всем, кто помог, и позже боролся за то, чтобы обнародовать их подвиг. – Вам известно, что произошло с Лýкой потом? – спрашивает Ребекка. – Она сидит за кухонным столом, затаив дыхание. – Бабушка сказала, что он просто исчез. Марта листает толстую пачку бумаг, пока не находит документ, который протягивает ей. – Да, я занималась этим вопросом, и немало. В ту же ночь, когда дедушка покинул Данию, Лýку задержали и посадили в тюрьму вместе с другими участниками движения Сопротивления, а потом отправили с Терезиенштадт. – Терезиенштадт? Это же концентрационный лагерь! – восклицает Ребекка. – Мог ли он выжить? Марта сочувственно смотрит на нее: – В апреле 1945 года, незадолго до освобождения лагеря, четыре сотни датских пленников выпустили, передав их Красному Кресту, и тогда один мужчина рассказал, что, к сожалению, Лýку казнили. Ребекка смотрит на письменное свидетельство. Удивительно, насколько тронуло ее прочитанное известие о смерти Лýки. Ведь всего несколько часов назад она и не подозревала, что он ее родственник. – Вы сказали, что Лýка и ваша бабушка были друзьями? Не знаете, как они познакомились? – интересуется Марта. – По-моему, случайно. Они проживали в одном районе, – отвечает Ребекка. – И их связывало нечто большее, чем дружба. Лýка приходится мне дедушкой.