Твердо решив возвращаться в гостиницу, последний раз посмотрел на закрытую дверь. Надо было уходить, но она словно приковала к себе мой взгляд. В темноте мне показалось, а может, так и было, что это не подделка под древность, созданная искусными реставраторами, а подлинная старинная дверь, простоявшая здесь столько же, сколько и эти стены: потемневшие от времени широкие, видимо, дубовые доски, выпуклые заклепки на узорчатых петлях, вместо ручки – массивное чугунное кольцо, которое так и хотелось потрогать. Куда ведет эта дверь? Что ищет за ней незнакомец? Повернуть назад, так ничего и не выяснив? Нет, это было выше моих сил. Я взялся за холодное чугунное кольцо и потянул дверь на себя. Неприятный, уже знакомый мне скрежет разрезал тишину ночи. Я пригнулся, сделал широкий шаг вперед. Передо мной, на темно-синем звездном небе, четко чернел резной силуэт какого-то собора. Это было последнее, что я увидел. В лицо брызнула влажная пахучая струя, сильный удар отбросил меня на землю. Будто бы издалека донесся глухой стук закрывшейся двери, и я потерял сознание. Глава третья. Под чужим именем Не знаю, сколько времени я провалялся в траве у крепостной стены, может, час, может, полтора. Помню только, что, когда пришел в себя и с трудом открыл глаза, уже светало и блеклые звезды в небе таяли одна за другой. Смутно представляю себе, как добрался до гостиницы и поднялся в номер, – все словно туманом накрыло. Проснулся, почувствовав, как мою голову обхватывает что-то холодное. Осторожно накладывая мне на лоб мокрое полотенце, надо мной склонился Пташников. Сморщенное лицо его выражало удивление и сострадание, губы что-то шептали, но слов я еще не слышал – сознание возвращалось медленно. В кресле рядом с моей кроватью, сложив руки на груди, сидел Окладин, смотрел на меня недоуменно и сосредоточенно. Возле дверей, плечом опершись о косяк, стояла взволнованная дежурная, устроившая нас в гостиницу. Ощущая внутри жгучую, иссушающую жажду, я, не узнавая собственного пересохшего голоса, попросил пить. Пташников налил из графина стакан воды и протянул мне. Я схватил стакан с такой жадностью, словно боялся, что его отнимут. Вода струилась по подбородку, затекала под рубашку. Сразу стало легче, хотя голова еще болела, а в теле была противная, отупляющая слабость. – Что с вами случилось? – только сейчас дошло до меня, о чем спрашивает Пташников. Я приподнялся на локтях, краевед подложил под мою спину подушку. Рубашка и брюки на мне были мятые, нерасшнурованные грязные туфли валялись посреди комнаты. В глазах Окладина сквозило осуждение. Наверное, меня можно было принять за пьяницу, проснувшегося в страшном похмелье. Мне стало стыдно, хоть провались. Попросив еще стакан воды и залпом осушив его, я торопливо, перескакивая с одного на другое, поведал о том, что произошло ночью: о кольце на тумбочке, о попытке догнать его владельца и о происшедшем у крепостной стены. Во время моего рассказа историк и краевед несколько раз переглянулись. Я понял: мне не верят, и горячо, еще более несвязно начал повторять случившуюся со мной необычную историю. – Все это очень похоже на приключенческий сюжет, – не дослушав меня до конца, обронил Окладин. Пташников промолчал, но по его выразительному лицу было ясно, что он подумал о том же. Это разозлило меня. Голова все еще болела, в мыслях был разброд. События минувшей ночи перемешались, перепутались, и я даже подумал – уж не на самом ли деле приснились они мне? Ночное преследование по пустынным улицам, черная фигура незнакомца впереди, тропинка вдоль крепостной стены, протяжный скрежет двери, пахучая струя в лицо, удар по голове – не слишком ли много событий для одной ночи? Пожалуй, если бы кто-то рассказал мне такое, я тоже бы не поверил. Даже грязные ботинки – явное свидетельство того, что ночью я куда-то выходил из гостиницы, – можно было объяснить иначе, без золотого кольца и ночного преследования. Я спустил ноги на пол, полез в карман брюк за носовым платком – и вынул кольцо! То самое золотое кольцо с красным граненым камнем, которое разглядывал ночью! Окладин смотрел на меня, как на ловкого фокусника. Пташников не отрывал от кольца изумленных глаз. Дежурная у дверей охнула от неожиданности, и на ее лице еще отчетливее обозначился испуг. Я протянул кольцо Пташникову: – Вот вам вещественное доказательство, что все это было наяву, а не приснилось. Краевед взял кольцо осторожно, словно боясь, что оно исчезнет, долго рассматривал его, сдвинув очки на лоб. Наконец растерянно проговорил, вернув очки на нос, а кольцо положив на тумбочку: – В драгоценностях я небольшой знаток, но ясно, что кольцо ценное и старинной работы. Где-то я такое уже видел… Только мельком взглянув на кольцо, словно оно вовсе не заслуживало внимания, Окладин бесстрастно произнес: – Представим, это кольцо вы действительно обнаружили ночью на тумбочке и его действительно оставил ваш сосед по номеру. Но все остальное, извините, выглядит совершенно неправдоподобно. Вряд ли вы вообще покидали этой ночью гостиницу. Я не мог понять, почему Окладин с таким недоверием относится к моему рассказу, словно случившееся со мной каким-то непонятным образом касается лично его. Хотел резко ответить историку, как вдруг в комнате раздался тихий голос дежурной, которая по-прежнему стояла у двери. – Вы не правы, – возразила она Окладину. Тот резко повернулся к ней лицом: – В чем я не прав? – Ночью этот молодой человек, – сказала дежурная, кивнув в мою сторону, – выходил из гостиницы. Вид у женщины был – краше в гроб кладут, голос дрожал от волнения и срывался. – Да вы сядьте! – подал ей стул Пташников. Дежурная благодарно кивнула, присев, прошептала едва слышно, не поднимая головы: – Это я во всем виновата… – Давайте по порядку, – сразу же остановил ее Окладин. – Сначала познакомимся. Как вас зовут? – Зинаида Васильевна. Историк назвался сам, представил нас с краеведом и деловито заговорил, взяв на себя роль следователя: – Вот теперь мы можем спокойно разобраться, что же случилось. Значит, Зинаида Васильевна, этой ночью вы видели обоих жильцов триста седьмого номера? – Да, – покорно кивнула женщина, все больше теряясь и нервничая. При этом она почему-то старалась избегать требовательного взгляда историка. – Ночью вы о чем-нибудь говорили с человеком, оставившим это кольцо? – строго спросил Окладин. – Я окликнула его, когда он был уже у дверей. Мне показалось, он хотел уйти незамеченным. – А разве входная дверь на ночь не запирается? Дежурная испуганно посмотрела на историка и опять отвела глаза в сторону: – Вообще-то положено, но на этот раз я поленилась. – Так, ясно. Что было дальше? – Я спросила его, куда он на ночь глядя собрался. Он ответил, что попробует уехать ночным поездом, а если не получится, то вернется назад в гостиницу. – Странно, зачем этому человеку понадобилось вас обманывать, – недоверчиво заметил Окладин, постукивая длинными пальцами по подлокотникам кресла. – Не знаю. – Наверное, перед уходом из гостиницы он все равно должен был сдать вам номер? – Да, но он заплатил за двое суток, – замявшись, не сразу ответила дежурная. Теперь историк тем же требовательным тоном обратился ко мне: – А может, вы ошиблись и в темноте пошли за другим человеком? Мне не понравилось, что Окладин все больше входил в роль придирчивого следователя, который не верил ни мне, ни дежурной. Поэтому в голосе моем проскользнуло недовольство: – На улице больше никого не было. Если бы он направился к вокзалу, я обязательно заметил бы его. – А если он поймал такси? – настойчиво цеплялся историк за свою версию. – Дорога к вокзалу прямая, как линейка. Ни одной машины в это время на улице не было. – Значит, ошибка исключается? – пытливо заглянул мне в лицо Окладин, словно в чем-то все еще подозревая меня. – Это был мой сосед по номеру, я не мог ошибиться. – В любом случае его надо найти, – сказал Пташников. – Зачем?