Я был заворожен тобой с нашей первой встречи. Для таких женщин, как ты, мир может быть жестоким местом, но я никогда не видел, чтобы ты дрогнула хотя бы на миг. С твоим ростом в пять футов семь дюймов без каблуков (где-то 170 см – прим. переводчика), с твоими изгибами, натягивающими швы на одежде, словно не желающими, чтобы их прятали, ты занимала больше места, чем тебе было позволено. Ты не улыбалась, когда тебе хотелось хмуриться. Ты говорила то, что думаешь, даже ценой моего комфорта. И я не мог отвести от тебя глаз. Ты была красивой, такой красивой, пусть даже это слово слишком незначительно, чтобы описать тебя. Ты была моей музой. Я не написал ни строчки за двадцать лет с тех пор, как мой отец нашёл мои тетрадки и сжёг их на заднем дворе. С тех пор, как он сказал мне, что я буду никем, никем, если не продолжу семейный бизнес. Но когда я увидел тебя, то внезапно просто не смог остановиться. Я ненавидел себя за то, что поддался этому. Ты, конечно же, ненавидишь меня теперь, и это правильно, но я подумал, что ты заслуживаешь знать. Ты, конечно, не поверишь мне, но я продолжал писать тебе электронные письма только потому, что они заставляли меня улыбаться. Потому что я думал, что смогу и тебя заставить улыбнуться. У нас так давно не было такой связи, годами, потому что я боялся того, что может произойти. До сих пор боюсь. Хотелось бы мне найти другой способ закончить это. Но я его не вижу. Ты заслуживаешь быть свободной от меня, и я знаю, что сама ты бы никогда не ушла, не заставь я тебя это сделать. Несмотря на всю свою силу воли и вспыльчивость, глубоко внутри ты никогда не хотела разочаровать меня. Ты и не разочаровала меня, Мэг. Ты никогда не разочаровывала меня. Мне жаль, что я позволил тебе поверить в обратное. Прости меня. *** Я смотрю на его письмо и смотрю. Дрожащими руками я открываю кнопочную панель (это выходит у меня не с первой попытки) и звоню Эдриану. Я знаю, что он не возьмёт трубку, но я не могла не попробовать. Я жду десять гудков, потом вслепую натягиваю одежду, хватаю кошелёк и выхожу на улицу, чтобы поймать такси. Всю дорогу я держу телефон у уха, даже зная, что это бессмысленно. Эдриан живёт в районе с подходящим названием «Квартал миллиардеров» (находится в Нью-Йорке на Манхэттене. Так называют район 53 и 54 улиц, замкнутый между Пятой и Шестой авеню, где располагается элитное и дорогое жильё – прим. переводчика), в самом высоком жилом комплексе в городе. Ещё бы он не жил там. Я была внутри один или два раза и всегда чувствовала себя настолько не в своей тарелке, что не могла оценить его по достоинству. Сейчас же я для этого слишком зла. Но то, что этот невыносимый, беспечный мужчина может позволить себе потратить столько на пентхаус, отвратительно. Хотя, может, и не так отвратительно, как то, что я влюбилась в него. Я стараюсь не встречаться взглядом со швейцаром, пока прижимаю большой палец к сканеру отпечатков пальцев. Никогда не задумывалась над тем, насколько поразительно то, что Эдриан доверял мне достаточно, чтобы предоставить круглосуточный доступ в это здание, но, готова поспорить, он вот-вот пожалеет об этом. После продолжительной поездки на лифте, от которой у меня желудок как будто камнем падает вниз, я нахожу его дверь и стучусь в неё кулаком, пока рука не начинает болеть. Сначала он не отвечает. И я начинаю задаваться вопросом, а дома ли он вообще, и с чего я взяла, что он должен быть дома, когда внезапно раздаются шарканье и звук поворота ключа, и дверь распахивается. Его одежда помята, его волосы в полном беспорядке, в одной руке у него бутылка Джека Дэниэлса (американский виски – прим. переводчика), а в другой – наполовину пустой бокал. Я начинаю понимать, почему открыть дверь было таким трудоёмким делом. – Всё это время это был ты, – я практически кричу на него, и мне плевать, кто может нас услышать. – Всё это время это был я! – повторяет он за мной, драматично разводя руками. Иисусе, он ещё пьянее, чем я думала. Я врываюсь внутрь, пинком закрывая за собой дверь. – Ты это серьёзно сейчас? Как давно ты знал, что это была я? – Сначала я только подозревал, – говорит он и, немного покачиваясь, направляется в кухню. – Но, когда в письмах стало появляться всё больше деталей, мои подозрения подтвердились. – Чушь собачья, – я складываю руки на груди в защитном жесте. – Быть не может, чтобы ты не догадался обо всём с первого же е-мейла. – Хорошо, хорошо, – он присаживается на табурет у барной стойки. – Я знал, но я не хотел знать. Я говорил себе, что это должно быть совпадением, потому что если бы это и правда была ты, это было бы слишком большим совпадением. В то время это имело смысл, – он с усилием сглатывает. – Также мне хотелось знать, что ты говоришь обо мне за моей спиной. – Вот уж и правда загадка века, – я стою перед ним и задаюсь вопросом, а вспомнит ли он вообще завтра этот разговор. – Не могу поверить в это. Ты предложил мне надевать на работу сексуальное нижнее белье, – моё лицо начинает гореть, когда я вспоминаю ту переписку. – И я не отказываюсь от своего предложения, – он умудряется изобразить кривую усмешку. – Ты бы видела е-мейлы, которые я тебе не отправил. Чёрт, чёрт, чёрт. Не могу иметь с этим дело прямо сейчас. – Я не горжусь этим, – наконец говорит он немного тише. – Но так я узнал то, что ты никогда не сказала бы мне в лицо. Как, например, то, что ты считаешь меня неплохим человеком. Что тебе нравится, что я заставляю тебя смеяться. Мне не следовало этого делать, но я не жалею о том, что у меня был шанс это выяснить, – он поднимает на меня глаза, и в выражении его лица больше нет ни капли юмора. – Я просто выпрашивал подачки, Мэг. Когда дело касается тебя, это всё, что у меня есть. У меня вырывается горький смешок. – Ну нет, даже не пытайся вызвать у меня сочувствие. Не сегодня. – Не хочешь присесть? – спрашивает он заплетающимся языком. – Нет, Эдриан! – кричу я, меня накрывает волна адреналина, когда я позволяю пяти годам подавленного гнева вырваться наружу. – Нет, я не хочу присесть, чёрт возьми! С меня хватит всего этого. С меня хватит тебя. Ты токсичен и отравляешь всё вокруг себя. Ты уже разрушил пять лет моей жизни. Я позволила тебе забрать моё чувство собственного достоинства, моё самоуважение и мой здравый смысл. Я даже переспала с тобой, потому что мне нужно было хоть что-то, что позволило бы мне чувствовать себя лучше из-за всего этого. И это помогло, представляешь? Ты чертовски хорош в том, чтобы заставлять меня забывать о том, в какую катастрофу превратилась моя жизнь. И о том, что это именно ты превратил её в эту катастрофу. Ты мой личный героин. И с меня хватит, Эдриан. Я ненавижу того человека, которым стала. Я ненавижу того человека, в которого ты меня превратил. Он просто продолжает смотреть на меня. Я вижу, как подрагивают его ноздри, как сверкают глаза, как чаще опускается и поднимается его грудная клетка, пока он слушает меня, ничего не говоря в ответ. У меня горит лицо, и я чувствую, как злые слезы собираются в уголках моих глаз и текут по щекам. Но мне плевать. Я больше никогда его не увижу. – Раньше я была хорошим человеком, Эдриан, – меня душат рыдания, и я заставляю себя сглотнуть комок в горле. – Раньше у меня были друзья. Раньше я умела веселиться. Раньше я даже была способна переносить своих родителей, меня хватало на звонок раз в месяц, на пару визитов в год. Это было дерьмово, но это было хотя бы что-то. Теперь мне придётся есть чёртов свонсоновский ужин (американские полуфабрикаты и замороженные готовые блюда – прим. переводчика) на Рождество в компании чёртовой пластиковой ёлки в моей дешёвой квартирке, потому что платить мне на пару долларов в час больше означало бы, что тебе пришлось бы сократить потребление шампанского «Дом Периньон» (Dom Perignon – знаменитый винтаж дома Moet & Chandon – прим. переводчика). И я не могу завести свою собственную семью, потому что теперь, спасибо тебе большое, я и есть именно та визгливая невыносимая стерва, которой ты всегда меня считал. Он продолжает смотреть на меня. Наконец он делает попытку заговорить, еле ворочая языком. – Ты не… ты не, – говорит он. – Серьёзно? Это всё, что ты можешь сказать? Он еле держит глаза открытыми. Иисусе. Словно ураган я вылетаю из пентхауса Эдриана Райзингера, из его дома, из его жизни. Глава семнадцатая Проходит время. Я встаю утром. Принимаю душ. Проглатываю горсть витаминов, которые должна принимать, и обновляю своё резюме. Я создаю профиль в «ЛинкедИн» (LinkedIn – социальная сеть для поиска и установления деловых контактов – прим. переводчика), оставляю заявления и жду. Большую часть времени я вспоминаю, что нужно поесть. По ночам я пялюсь в потолок, пока не засыпаю. Иногда на это уходит слишком много времени. Если мне и снятся сны, я их не помню. Я делаю всё это, ничего не чувствуя. Если в моей груди всё ещё бьётся сердце, то я не слишком это замечаю. Мне пришлось уничтожить ту часть себя, которая была достаточно глупа, чтобы влюбиться в мужчину вроде Эдриана, и после этого от моего сердца мало что осталось. Когда-нибудь, знаю, я буду оглядываться на этот период своей жизни и удивляться, какого чёрта я тогда думала. Может быть, я потом даже посмеюсь над всем этим, вероятно, со своим добрым, кучерявым мужем, который будет чуть старше меня и будет профессором в колледже или помощником регионального менеджера какой-нибудь богом забытой компании. Мы будем обмениваться с ним историями о сумасшедших подвигах нашей юности. Он расскажет мне о том, как сломал ногу, прыгнув в неглубокое озеро, я расскажу ему о том, как спала со своим боссом. Мы будет такого рода парой. Он не будет ревновать, потому что будет знать, что эти времена остались далеко позади. Он будет знать, как и я, что нельзя состариться с кем-то вроде Эдриана. Может быть, когда-нибудь мы с Эдрианом случайно встретимся. В таком большом городе это маловероятно. Но такое может случиться. Может быть, в какой-то момент он окажется вынужден сам ходить за покупками, и я встречу его в отделе мороженного, держа ребёнка на руках. Может быть, я притворюсь, что не узнала его. Проходит месяц, и я нахожу себе новую работу. Зарплата здесь ниже, но мне хватает. Мой босс – терпеливый и понимающий. Нормальный человек, иными словами. И я это ненавижу. После своего первого рабочего дня я возвращаюсь домой и внезапно осознаю, в каком свинарнике живу. Номера дурацкой местной газеты за весь месяц разбросаны по моему кухонному столу, повсюду рассованы рекламные брошюры и стоят пустые бутылки от бог знает чего. У меня так давно не было выброса адреналина, что я принимаюсь за уборку. Я включаю телевизор, и финансовые новости бубнят на заднем фоне, пока я сортирую мусор. Когда я иду на кухню к мусорной корзине, кое-что в одной из газет привлекает моё внимание. По словам представителей приюта для животных, «ангел-хранитель» помог им сохранить за собой территорию; пушистые жители Несмотря на то что от заголовка мне хочется закатить глаза, мне становится любопытно. Я открываю раздел тем, интересных для широкой аудитории. И действительно, половину полосы занимает фотография Шелли, прижимающей к себе очень фотогеничную многопалую кошку с поразительными зелёными глазами. Моё сердце болезненно сжимается. …благотворитель, настаивающий на том, чтобы оставаться анонимным, пообещал Мастерсон постоянную поддержку её приюту и его миссии. «Он и правда наш ангел-хранитель», – говорит она. – «Я всегда верила, что в самый трудный час вселенная приходит на помощь, но до сих пор и не осознавала, сколько в этом правды».