Перед глазами плыли круги. Сердце сжималось в ужасе от, казалось бы, простого вопроса белокурой подруги, нуждающейся в совете. «Это было неизбежно…» – тоскливо пронеслась мысль, перед самой собой оставляя меня честной, завравшись всем и вся. – «Трудно не пересекаться с мужчиной, когда его сын – твой лучший друг, а его внук – твой крестник!» – Дементьева! – воскликнула Смирнова нервно, когда я с силой зажмурила глаза. Внезапно щека загорелась от боли. – Блин! Катя! Ты сошла с ума? Я уже пришла в себя! – ДЕМЕНТЬЕВА! – прорычала перепуганная танцовщица, с которой мы познакомились, казалось, чуть ли не сто лет назад. – Не закрывай глаза! Хватит меня пугать! Что вообще это было?! – Дай руку, мне надо встать. Ничего, всё нормально… я просто давно не ела. – Насколько давно? – свирепо спросила Катя, включив «мамашу». – Не помню… – медленно поднявшись, чувствуя поддержку и молчаливое осуждение подруги, ведущей меня на кухню, затихла, снова почувствовав камень на душе, стоило только вспомнить о Диме… то есть о Дмитрии Леонидовиче, встреча с которым на подписании договора о купле продаже вскрыла старые раны, будто они были нанесены только вчера, уничтожая мою уверенность в их притуплённой боли… за пятнадцать-то лет!!! – Так! – усадила меня Смирнова на стул, шустро извлекая посуду из навесного шкафчика, включая плиту и водружая на её камфорки чайник и кастрюлю с супом, плюхаясь тут же на стул, внимательно разглядывая мою врождённую бледноту. – Рассказывай! – Что? – То! Что тебя так пугает в Дмитрии Леонидовиче? Что отец Андрея сделал такого, что ты трясёшься, когда о нём заходит речь?! Он тебе угрожал?! Я вижу, ты его боишься… – Я не боюсь его, Катя, – остановила поток вопросов блондинки, смахивая внезапные слёзы, неожиданно появившиеся, стоило только вспомнить о мужчине, знакомство с которым стало моим падением, как личности. Кто из нас, глядя на человека, врущего близким людям из-за страха стать большим разочарованием в их жизни, может с твёрдой уверенностью сказать, что никогда таким не будет?! «Я!» – сказала бынаивная, восемнадцатилетняядевушка… пустьсирота, но уверенная в себе и своих братьях по несчастью. И эта девушка – я… я, которой предстояло встретить на своём пути роковое чувство юности – любовь. – Я не боюсь его… я его ненавижу! – посмотрев в глаза подруги, поняла, что больше не могу носить в себе обиду на Дмитрия Зверева – мужчину, предпочитающего вычёркивать воспоминания о своих слабостях, лишь бы и дальше продолжать оставаться в глазах окружающих идеалом. – Ты не знаешь, но… – сердце сжалось от стыда и вероятного осуждения со стороны Кати, но мне было уже не восемнадцать, чтобы не пережевать и выплюнуть мнение даже дорогого мне человека… тем более, если это осуждение заслуженно! – Что «но», Яна? – Я познакомилась с Андреем неслучайно… нарочно… и… и с беременностью… я была беременна не от Андрея, а от… от его отца. Смирнова резко присела на стул, в шоке вытаращив глаза. Молчала довольно долго, осознавая услышанное. Её взгляд блуждал по моему лицу, и в нём не виделось никакого осуждения. Только участие и готовность понять причину моего поступка – влезть в чужую семью. – Рассказывай… 15 лет назад – Рус,ты достал! Отвали! – Янка, – поджал губы темноволосый высокий брюнет, выдавив моё имя сквозь плотно стиснутые губы весьма категорично, убеждая меня в серьёзности своих слов, – я тебя предупреждаю! Этот мажор… он играет с тобой! – Как и ты со своими фанатками-воздыхательницами, мистер Честность?! – едко заметила другу, раздражаясь его правотой. – К ним… но не по отношению же к тебе!!! Виктор, Антон и Серый, он же Сергей Дмитриевич Воропаев – молодой физрук нашего приюта, из которого мы выпустились месяц назад, так и оставшись все вместе, стояли молча, хмуро наблюдая за нашей беседой, не вступая в прямой конфликт, хотя я видела, что все трое поддерживают Ящерова Руслана, самого ответственного в компании стритрейсеров (если гонщиков вообще можно считать таковыми!). – ТАК! Увольте меня от нотаций! Если я – сирота, это вовсе не значит, что пустующее место моих неважнецких родителей нуждается в заднице одного из вас! В животе заурчало, когда двери клуба открылись, являя духоту танцпола. Меня затошнило. «Успокойся! Они всего лишь подумают, что ты голодная! Урчание живота – это вовсе не признак беременности!» – натянув на себя маску высокомерия, с тоской направилась внутрь, не зная, как подать Андрею информацию о моей беременности, заслуга в появлении которой принадлежала куратору нашего приюта… по совместительству являющегося отцом мажора. Сама не знаю, как это произошло. Дмитрий Леонидович покорил своей мужественностью и достойностью, как только я его увидела в первый раз, будучи совсем соплячкой. Доброта, внимание к детям, пусть и снисходительное, постоянные подарки мецената-волонтёра – каждый приход мужчины я ждала с особым нетерпением, влюбляясь в каждый поворот шеи, взмах ресниц, движение уголка губ всё сильнее. То, что мужчина старше меня на двадцать два года, полностью игнорировалось молодым ярким чувством восторженной влюблённости, справится с которой становилось всё сложнее. Месяц назад, на выпускном, я окончательно выпустила ситуацию из-под контроля. Разве я могла подумать, что Дмитрий Леонидович так же, как и я, на пределе?! Когда меня схватили за рукуи затащили в кабинет химии, мимо которого проходила, я была готова уже звать на помощь, как вдруг поняла, что передо мной не простой похититель, а Зверев Дмитрий Леонидович, жадно скользящий горящим взглядом по силуэту скромного платья, которое я надела на выпускной. Не успела я рот раскрыть от удивления, как на меня обрушился… да – не первый, но однозначно самый лучший поцелуй, который я когда-либо получала.Яростный, сметающий на своём пути любые сопротивления, он окончательно убедил моё сердце в правильности выбора первого мужчины. Наслаждаясь первым сексуальным опытом прямо на столе преподавательницы химии, игнорируя небольшой дискомфорт от болезненного проникновения мужского достоинства Дмитрия Леонидовича, я по-настоящему была счастлива, слушая тихие признания мецената, не особо концентрируясь на их смысле. – Какая хорошая девочка… как же я рад, что ты, наконец, стала совершеннолетней… и больше не являешься воспитанницей приюта! От поступательных движений бёдер Зверева, хотелось взвыть в наслаждении. Громкие шлепки рождали доселе неизведанную похоть. Я будто сошла с ума, глубоко принимая в себя мужчину, чья опытность в соблазнении оказалась запредельной, пробудив во мне животные инстинкты. Каким же шоком стала финальная речь «благодарного» Дмитрия Леонидовича, который с хмурым видом положил передо мной пачку денег, опустив глаза. – Рад, что ты была не против. Последние полгода… как наваждение… думаю, теперь смогу жить спокойно, наконец, взяв желаемое… «Это я – желаемое?! Что значит «теперь смогу жить спокойно»?! Мужчина сразу ответил на мои незаданные вопросы: – Яночка, я очень тебе благодарен… обязательно посодействую в скором получении квартиры… выберу самую лучшую… * * * Смирнова Катерина – Тогда меня хватило только на то, чтобы быстро натянуть платье и выскочить из кабинета, а через две недели слёз, Воропаев привёз свою сестру – такую же сироту, как мы все… и она вытащила меня из депрессии, как это ни грустно, своим горем. Яна глубоко вздохнула. Я старалась её не перебивать. Было видно, что каждое предложение подруге даётся с большим усилием, словно она заново режет скальпелем загноившийся нарыв, пятнадцать лет не дающий Дементьевой нормально существовать. – На слёте, куда решила вывести девчонку прогуляться, я и познакомилась с Андреем Зверевым. – Дементьева хмыкнула, печально улыбнувшись, – сложно сказать, как, но парень был таким добрым и весёлым… нет, я не спала с ним… я вообще ни с кем не спала, пока не случился выкидыш. Я не смогла с ним не подружиться. Зверь кого угодно был способен обаять за первые пять секунд знакомства. – Допустим, – покачала головой, кое-где не видя логику, – но я никак не могу понять, как так получилось, что Андрей воспринял твою беременность, как свою… ммм… заслугу? Яна стыдливо опустила глаза. – Я соврала… точнее не совсем соврала,– закусив губу, Дементьева подняла взгляд, полный страдания и стыда. – В тот день, когда всё стало необратимо, мы всей компанией гуляли у Андрея в особняке. Зверь сказал, что родители уехали за границу, и хата свободна. Мне было очень плохо… я уже знала, что забеременела, и находилась в полном ужасе, не зная, как сказать парням, да и с кем вообще поделиться такой новостью. Сидела в ванной комнате и… ммм… токсикоз – свойство организма, не поддающееся описанию. Запах сигарет мне был противопоказан… короче, когда вышла в коридор, меня ждал Андрей, хмурый и настороженный. Чтобы ты поняла, в то время Зверь был очень специфическим человеком, – постаралась мягко описать словесный портрет своего друга, отвечая на незаданный вопрос, заметив мои вздёрнутые брови. – Он и пил, и гулял напропалую, пытаясь доказать отцу, что не собирается заниматься его юридической фирмой, в последствие перепрофилировав её в компанию, где ты теперь работаешь. После таких гулянок, из которых я вытаскивала идиота без всякого умысла… скорее, как сестра, уберегая его от беды, засранец просыпался в моей квартире, не заставившей себя ждать после той ночи… ну, не суть. В общем, на его вопрос, беременна ли я, ответила «да». Тут непонятно откуда появился Дмитрий, которому ответственный мажор представил меня своей невестой, непонятно с чего решив, что я все эти разы провела с ним ночь. – Рыжеволосая девушка поморщилась. – Последующую беседу с Димой я не хочу тебе пересказывать. Опишу в двух словах: «дерьмо собачье»! И не только та беседа, но и совместное с ним проживание, длившееся целую неделю, пока меня не увезли на Скорой. – Ты не пробовала объяснить Андрею, что ребёнок не его? А Дмитрию Леонидовичу? На меня посмотрели, как на малое дитя. – Объяснять что-то Диме, когда он уже сделал для себя определённые выводы?! А ты на его маленькую копию посмотри! Тебе напомнить, что было с Димасиком, когда ты мороженное, которое он для себя выбрал, отдала сироте из приюта?! Нет, надо признаться, я пыталась поговорить со Зверевым-старшим ни единожды… каждый раз выслушивая лекцию о беспорядочных половых связях, не воспитанных на примере достойных родителей… ммм… девушек. Представить сложно, как это меня оскорбляло… а самое главное – обижало! Я убегала в слезах из комнаты, где очередная такая попытка откровенно поговорить не увенчивалась успехом. Последней каплей стал день помолвки. Стоило мне выйти на свежий воздух после душного помещения и не особо радушного знакомства с матерью Андрея, как этот скот снова затащил меня… только на этот раз в свой кабинет. Лицо Дементьевой перекосилось от ненависти и брезгливости к самой себе. – Знаешь, – снова наполнились слезами глаза подруги, – я была готова драться! Но… никак не ожидала столкнуться с нежностью и убийственному ощущению человеческого тепла и душевности. – Отчаяние слетело с лица Яны. С шумом поставив чашку с чаем, который я сделала для нас, пока суп остывал на плите, начальница студии «DIVA» окончательно скисла. – Какая же я была дура… сама виновата во всём. Мне некого винить, кроме самой себя. Если ты – дура, то поле с разбросанными граблями – твой путь! – Он был слишком груб после… снова? – Да нет. Он был в своём репертуаре, – тоскливо пожала плечами танцовщица, смахивая слёзы. – Сказал, что что-то в этом роде ожидал. «Мартовской кошкой» меня обозвал… угрожал, что расскажет Андрею, если я… – девушка нахмурилась. – Что? Если ты – «что»?! – Не помню… по-моему, Дмитрий Леонидович не договорил. У меня началось кровотечение… дальше ты знаешь. – Ты не захотела рассказать обо всём Андрею? – Нет. Я поступила, как эгоистка, просто вычеркнула из своей жизни всех Зверевых, переехав жить к Серому и Лере. Мальчики: и Русик, и Витя, и Тоха – они ушли в армию… я поступила в школу танцев, полностью посвятив себя искусству пластичного движения. Даже представить себе не могу, что со мной было бы, если бы не танцы… – Этот жизненный этап для тебя завершён. Забудь обо всём. Исправлять прошлые ошибки никому не подвластно, так к чему изводить себя отрицательными мыслями и негативными эмоциями? – Да… ты всё правильно говоришь. Тем более, что люди, по крайней мере умные люди, с возрастом приобретают мудрость… когда я встретилась с Димой на подписании контракта… думала, сдохну от переполнявших чувств… меня даже потряхивало от нервозности, но… – Яна говорила, словно спотыкалась на каждом слове. – Знаешь, его извинения застали меня врасплох. – Ты его простила?! Дементьева горько усмехнулась: – Нет. Я не святая, чтобы прощать, но то, что Дмитрий извинился, повергло меня в шок. Понимаешь, такие, как Зверев, не извиняются. И Андрей, и его отец – они сделаны из другого теста, нежели мы. Для нормального человека признание вины несёт в себе разную самоцель. Кому-то извиниться, что с горы катиться; кому-то – выгадать определённый интерес, для кого-то извиняться – хороший ход для достижения корыстной цели… Для Зверевых только искреннее признание виныспособно заставить извиниться перед обиженным ими человеком, глядя тому прямо в глаза. – Что ты хочешь этим сказать? – непонимающе нахмурилась я, присев рядом с Дементьевой, когда разлила суп по тарелкам.