Друзья поплакать бы могли. Прощай, не плачь, Я умираю, тебя мне больше не видать! В полку, куда я поступаю, Нельзя уж отпуска достать, — на глазах государя заблестели слезы, и он полез за платком. Соколов подумал: «Какое чувствительное сердце у царя! А праздник, однако, почему-то грустный. И небывалое дело — даже хористы все трезвы. Двор поражен убийством Распутина. А Григорий в случае своей смерти предрек августейшей семье погибель…» Будильник Но вот подошла минута, которую всякий раз с удовольствием ждут участники дворцового праздника, особенно солдатушки, — началась раздача подарков. Конвойные подходили к ящичку, доставали фант, на котором был написан номер. Фант переходил к генералу Комарову. Тот громко, словно при игре в лото, выкликал номер. Великий князь Михаил Александрович и великая княгиня Татьяна Николаевна снимали с полки коробку и передавали гостю. Государь ласково улыбнулся: — Аполлинарий Николаевич, не побрезгуйте царским подношением. Пожалуйста, вытащите из ящичка номер. Какой у вас? Тринадцатый! Наследник Алексей Николаевич, давно обожавший Соколова, сорвался с кресла. Он опередил сестру, сам снял с полки коробку, на которой было написано «№ 13». Протянул гению сыска: — С Рождеством Христовым, Аполлинарий Николаевич! Соколов заговорщицки шепнул: — Откроем вместе! Наследник и сыщик отошли в сторону, встали у елки. — Ваше высочество, открывайте! Алексей Николаевич воскликнул: — Вам, Аполлинарий Николаевич, повезло! Смотрите, будильник. Ой, какой замечательный! Давайте закрутим пружину, пусть позвенит! А это что? Шоколад фигурный фабрики Эйнема. Вкусный, наверное? — А что еще? — Пустяки сущие! Серебряные чарка и чайная ложка. Могли бы что-нибудь интересней положить. — Например? — Еще один будильник. Соколов улыбнулся, подумал: «Цесаревич еще совсем ребенок». Вслух произнес: — Алексей Николаевич, прошу вас, разделим: мне чарка с ложкой, а вам шоколад и будильник. Наследник сделал кислое лицо: — Доктор Боткин сладости мне не позволяет, а будильник… Разве вам он не нужен? Вот спасибо! Он мне нравится: желтенький, с эмалевым циферблатом! У меня такого не было. Я буду будильник заводить, а когда он станет звенеть, всегда стану вспоминать вас, Аполлинарий Николаевич! Соколов не удержался, подхватил на руки замечательного мальчугана, поднял его высоко вверх. Алексей Николаевич захохотал: — Еще, еще выше! Подбросьте к потолку, я не боюсь… А я иногда с гантельками занимаюсь, как вы меня учили. Помните, когда я еще маленьким был, в позапрошлом году? Не знали друзья — царственный мальчуган и русский богатырь: они видятся последний раз в жизни. Более того, с именем цесаревича Алексея для Соколова будет связан, пожалуй, самый страшный эпизод его жизни. …Раздача подарков окончилась. Солдаты оживленно обсуждали доставшиеся им трофеи. Государь поднялся со своего места: — Благодарю вас всех за службу, храни вас Господь! А теперь всех приглашаем в столовую нижних чинов. К сожалению, я вынужден покинуть вас. — Он посмотрел на Батюшева: — Иван Тимофеевич, следуйте за мной! Соколов вместе с наследником направился в столовую. * * * Солдатская столовая представляла громадных размеров двухсветный вытянутый зал. С обеих сторон возле окон расположились столы, сбитые из массивных, тщательно оструганных и покрытых лаком досок. По случаю праздника их накрыли белоснежными скатертями. Стены украсили бархатными портьерами, в простенках висели портреты русских царей. Ужин был нехитрым и вкусным: соленые грибки и капуста, маринованные огурцы и помидоры, селедка с картошкой, отварной судак, куриные котлеты, а на десерт — лесные орешки и моченые яблоки. В серебряные чарки — их в подарок от государя нынче получили все — налили янтарную водку «Сухарничек». Выпили за Рождество Христово и за здравие царской семьи. За последнее Рождество монархической России… Отчаянный шаг Через полчаса в столовую вошел офицер в шинели. Он отыскал глазами Соколова, приблизился к нему, негромко произнес: — Господин полковник, государь прогуливаются по парку, приказали вам срочно прибыть! Соколов вышел на воздух. Мороз усилился. Время от времени в тихой ночи раздавался сухой и громкий звук треснувшего дерева. Млечно-фосфорная луна с темнеющим пятном посредине повисла низко над дальним черным лесом. Зато мелкие звезды, не затуманенные облаками, в великом множестве, словно бриллианты, рассыпались по небосклону. Узкая, но хорошо пробитая тропинка вела к Александровскому дворцу. Государь и Батюшев, что-то заинтересованно обсуждая, прогуливались около главного входа. Увидав Соколова, появившегося из темноты, государь зябко поежился, поднял воротник довольно легкой шинели и сказал: — Морозит, однако! Милый граф, вы меня несколько удивили… Он шел на шаг впереди спутников, пяткой сапога надавливая на крепко хрустевший снег. Остановился, поднял голову, словно тщательно разглядывая беспредельность, уходившую в черную провальность неба, и глухим голосом произнес: — Мне часто приходят на память сцены «Войны и мира». Помните слова умирающего князя Андрея? «Ничего нет в жизни, кроме ничтожества всего понятного мне и величия чего-то непонятного, но важнейшего…» Господи, это надо так точно сказать! Все это сознают. Но так коротко и понятно еще никто не выразился: «Величие непонятного, но важнейшего!» Нет, сам человек не в силах так сказать, надо, чтобы сила самого Создателя заговорила в художнике. Помолчали. Государь ласково произнес: — Впрочем, милый граф, вернемся к нашей теме. Мне Иван Тимофеевич вкратце поведал о плане, который вы предложили. Очень необычный и рискованный план. Поверят ли нам немцы? Соколов позволил себе почтительно не согласиться: — Государь, для того-то я и предлагаю этот необычный ход, чтобы нам поверили. Батюшев вставил слово: — Аполлинарий Николаевич, вы рискуете не только своей головой, но главное — всей операцией и нашими ценнейшими агентами. — Я рискую больше, чем головой… Государь посочувствовал: