«Ле Февр?» – подумал виконт. Быстро подойдя к мавзолею сбоку, он протиснулся сквозь толпу, чтобы прочесть немудреную надпись. Моей любимой Марии-Анетте Ле Февр, покинувшей этот мир 26 января 1891 года. Под надписью в камне был высечен ангел с голубкой, несущей в клюве траурную ленту и возносящейся на небеса. Смысл и значение надписи с рисунком были просты и понятны виконту. Речь шла о женщине, которую несомненно боготворил и обожал его дед! Более того… – Она не была моей бабушкой, – едва слышно выдохнул он. Озадаченный и сбитый с толку, Дэвид вернулся на прежнее место. Голова у него шла кругом, а земля уходила из-под ног. Ему срочно нужно было на кого-то опереться, и он коснулся плеча одной из своих младших кузин, а та резко обернулась, словно насмерть перепуганный кролик. – Дэвид, – негромко и с укоризной обратилась она к нему. – Что с тобой? – Прости меня, Арабелла, – ответил он, чувствуя, как на него накатила тошнота и на лбу выступил холодный пот. – У меня вдруг закружилась голова. – Дэвид, бедняжка, – прошептала она. – Вы с дедушкой были очень близки, не так ли? Должно быть, для тебя его смерть стала настоящим потрясением. Кто-то в толпе прошипел, чтобы они придержали языки, но колокольный звон заглушил все звуки. Гроб опустили на каменную полку внутри усыпальницы. Виконт не вошел внутрь, чтобы встать рядом со своими отцом и бабушкой. Он держался немного поодаль от входа, спрашивая себя, кем, ради всего святого, была эта Мария-Анетта Ле Февр и почему она занимала такое место в сердце деда, что он отважился на ужасный скандал, завещав похоронить себя рядом с ней. Виконт прекрасно отдавал себе отчет в том, что скоро об этом будет говорить весь Лондон, а гордое имя их семьи смешают с грязью и покроют позором. Наконец церемония завершилась. Оживленное покачивание черных траурных шляпок недвусмысленно подсказало виконту, что он не единственный, кто заметил имя на боковой стене усыпальницы. «Вот почему бабушка была так расстроена вчера», – подумал Дэвид, возвращаясь к своему экипажу. Он приказал кучеру немного подождать, пока толпа не рассеется, после чего велел как можно быстрее отвезти себя в Холборн. * * * На протяжении следующих нескольких дней гостиница «Георг» стала для Луэллы и графини истинным прибежищем. Состояние здоровья тетки отнюдь не улучшилось, что внушало девушке непреходящую тревогу. Владелец оказался достаточно любезным и послал за местным доктором, сделавшим все, что было в его силах, однако, похоже, эскулапа куда больше интересовала перспектива спуститься вниз и наполнить элем свою кружку, нежели облегчить состояние тетки Эдит. Девушка отчаянно сожалела о том, что у нее нет поблизости подруги, за которой она могла бы послать, но, к несчастью, они находились за много миль от Шотландии. Кроме того, над ней, словно дамоклов меч, нависала мрачная тень угрозы, исходящей от Франка Коннолли. Как следствие, из гостиницы она выходила только в случае крайней необходимости, а все остальное время сидела и читала в очень маленькой гостиной, примыкающей к их спальням. Но однажды, бесцельно сидя у окна, она пришла в сильнейшее волнение, увидев вдруг на пороге графиню, которая неуверенно держалась на ногах. – Тетя Эдит, почему вы встали с постели? – Это бесполезно, Луэлла. Я больше не могу оставаться там ни минуты. Ты не могла бы попросить хозяина принести мне вареное яйцо? А после распорядись, чтобы он подыскал нам экипаж, идущий на запад. – Вы что, намерены продолжить наше путешествие?! – в ужасе вскричала Луэлла. – Мы пробыли здесь достаточно долго, и я пообещала себе, что, как только окажусь в силах встать на ноги, мы немедленно уедем отсюда. Несмотря на все старания Луэллы, переубедить тетку ей не удалось. С большой неохотой девушка сошла вниз, попросила подать в номер яйцо и заказала экипаж на запад. Возвращаясь обратно, Луэлла в отчаянии качала головой. «Если с тетей Эдит что-нибудь произойдет, мне останется винить во всем лишь себя саму, – подумала она, устало поднимаясь по лестнице. – Пожалуй, я бы даже предпочла встретиться с Франком Коннолли, чем дать ей проститься с жизнью из-за меня!» * * * К тому моменту как виконт прибыл к конторе поверенного, экипаж графа уже стоял там. Когда молодой человек выходил из кареты, мимо промчалось авто, едва не сбив его с ног. Но Дэвид вовремя услышал рев клаксона и успел отскочить в сторону. – Черт возьми! Еще немного, и мне пришел бы конец, – вскричал он, глядя вслед самоходному экипажу, удаляющемуся в клубах пыли. Про себя же молодой человек подумал, что эти механические чудовища начинают заполонять улицы Лондона. Откровенно говоря, виконт уже прикидывал, а не купить ли и себе одного из таких монстров в выставочном зале на Беркли-сквер. Но это было, естественно, еще до того, как отец до минимума сократил ему вспомоществование. Так что теперь средств Кеннингтона едва хватало на то, чтобы платить жалованье слугам. Его ждали в просторном кабинете мистера Браунлоу. Отец с непроницаемым ликом сфинкса устроился в самом дальнем от двери углу, в то время как бабушка попыталась выдавить из себя улыбку, больше походившую на гримасу. В комнате находились и несколько дальних родственников, которых виконт видел лишь на семейных сборищах. «Хищники», – подумал он, кивком приветствуя собравшихся. – Ну что, теперь вроде бы все на месте? – осведомился мистер Браунлоу. – Милорд? – Можете начинать, мистер Браунлоу, – лишенным каких-либо эмоций голосом отозвался граф. Поверенный поправил очки, сделал глубокий вдох и начал читать: «…Своему сыну Дэвиду я завещаю особняк на Белгрэйв-сквер, дом в Чалфонте и основную часть моего состояния при условии, что моей супруге Эммелин будет дозволено проживать в нем и получать от него содержание до конца ее дней». Граф коротко кивнул, словно удовлетворившись услышанным, и сделал попытку встать на ноги. – Прошу прощения, милорд, но это еще не все… Граф взглянул на поверенного, вопросительно приподняв брови. – Не все? – Да, милорд. Я могу продолжать? – Разумеется. – «…Своему внуку Дэвиду я завещаю поместье Торр-Хаус в Бидефорде, Северный Девон, вкупе со стипендией, каковую следует использовать исключительно для восстановления поместья, дабы превратить его в самый роскошный и красивый дом во всей округе». – Что это за дом? – воскликнул граф, не дав виконту возможности хотя бы открыть рот. – Я не знаю никакого дома в Девоне! Вскочив на ноги, он с угрожающим видом навис над письменным столом мистера Браунлоу. – Этот дом – собственность вашего отца. Хм, точнее, был ею. Вот, взгляните, у меня здесь есть купчая крепость[8] на него. Мистер Браунлоу предъявил графу лист пергамента, исписанный готическим рукописным шрифтом. Граф принял его с таким видом, словно не верил своим глазам. Прочтя несколько строк, он швырнул его на стол. – В чем дело, Дэвид? – спросила маркиза. – Если это каким-то образом касается той женщины, то я хочу знать все. В комнате повисла такая напряженная тишина, что все застыли, боясь пошевелиться. – Прошу всех, за исключением моей матери и сына, покинуть помещение, – стиснув зубы, промолвил граф. – Однако, – вырвалось у кого-то из кузенов. А у виконта вдруг возникло нехорошее предчувствие, что он знает, кому принадлежал дом. Когда он был еще ребенком, дед часто уезжал в графства, расположенные к юго-западу от Лондона, чтобы, по его словам, пострелять или поохотиться, и возвращался лишь несколько недель спустя. Дэвид никогда не ставил под сомнение причину столь длительного отсутствия деда, поскольку многие благородные семейства покидали Лондон во время сезона охоты на фазанов или же на Троицу. Разве не было все это одним из видов принятого в обществе времяпрепровождения? И только теперь на него снизошло ужасающее прозрение. «Должно быть, у дедушки была любовница», – сказал он себе, когда мистер Браунлоу закрыл дверь за последними родственниками. Поверенный откашлялся, заметив, что граф в ярости уставился на него.