— Мне это не нужно. — Мне тоже. — Я сожгу Лизун. Не сомневайся. — Мне жаль тебя, Матвей. В твоей жизни нет ничего важного. Ты ничего не ценишь, никого не любишь. И никто не будет любить тебя. И однажды ты обернешься, а за спиной никого не будет. Ты сжигаешь за собой мосты легко и играючи, но только забываешь, что на одном из таких мостов можешь сгореть и сам. Поднимаю руку и снимаю последнее, что не смогла отдать. Сережки в виде птичек. Мы вместе выбирали. Это был хороший день. День, когда я думала, что Матвей так же счастлив, как и я. Беру его тяжелую ладонь и всыпаю сережки в нее. — Подари той, с кем ты будешь чувствовать себя счастливым. Я правда-правда тебе этого желаю. Поднимаюсь по лестнице, роняя слезы, осознавая, что теперь это финал. Пора смириться и жить дальше. Следующие две недели я не вижу Матвея. Спокойно готовлюсь к свадьбе. Выбираю место, куда мы уедем с Мишей в путешествие и где я стану его окончательно. Я все для себя решила. Я буду строить счастье с тем, кто любил меня и заботился обо мне и моей семье. С тем, кто ценит меня и мои желания. В день свадьбы я невероятно волнуюсь. Мандраж такой, что даже руки трясутся. — Все скоро закончится, дочка, — приглаживает мама несуществующие складки. – Пойду проверю, как там на кухне. Скоро выкупать тебя придут! Ух, что – то меня саму трясет. — Ну давай, давай, поправь помаду. Смотрю на себя и не узнаю. Другая. Неживая. Просто кукла. Но красивая, спору нет. Скоро сюда войдет мой жених, его родители, его друзья, мы будем смеяться, веселиться, потом поедем в ЗАГС. А ночью я стану женой по-настоящему. И больше не будет в голове Матвея. Больше не будет снов о его улыбке, о его смехе, о его губах, что были так настойчивы, о его руках, что порой так сладко грубы. На мгновение закрываю глаза, шумно выдыхаю. Еще пол часа. Иду в ванную, чтобы проверить последние штрихи макияжа. Хочу закрыть дверь, но она не поддается. Она резко открывается, а на пороге возникает Матвей. Что? Матвей! Увидеть его впервые за долгое время как гром среди ясного неба. Оглушающий. С ослепляющей молнией. Он закрывает дверь, а меня накрывает паника. Что он творит?! Сейчас придут гости! — Платье, кстати ни о чем. — Уходи, немедленно убирайся! – шепчу как можно тише, но кажется кричу. Глава 27. Глава 27. В нашей, советского типа ванной довольно много места, но сейчас кажется, что пространства почти не осталось. Как и воздуха. Он забрал все и радуется этому. — Уходи, — шепчу, а саму ток бьет. От того, что он рядом. От того, что у меня есть шанс избежать худшей ошибки в своей жизни. — Думаешь, этот малахольный изменять тебе не будет? – он бросает мне телефон, открытый на видео, я хочу его бросить, но он вжимает мой подбородок и вынуждает смотреть, как Миша кого – то трахает. – Хотя надо признать, он долго держался. — Убери… — А что ты? Меня так сразу бросила, а его измены не считаются? Отвечай, блядь! Его измены. Я не чувствую ничего. Мне все равно. Я осознаю, что этот брак далеко не по любви. Но я уже давно смирилась, что не хочу любви. Она боль причиняет. — Твои измены причиняли боль… — То есть ты все — таки выходишь замуж за бабки?, — он вдруг кидает в меня пачку денег. – Ну так на. Держи. Сколько тебе надо? Миллион? Два? — Хватит! Что тебе нужно?! – хочу закричать, но получается лишь хрип. Рука Матвея на моей шее… — Ты же сама хочешь ко мне вернуться.. — Что? Нет! — Я дважды спрашивать не буду, Лиза. Ты же хотела, чтобы я пришел, чтобы извинился… Вот, я здесь. Он так близко, а меня ведет. Его руки грубы и нежны одновременно. Его тело вжимает меня в раковину. Его губы почти на моих. Мне нужно оттолкнуть его. Мне нужно ударить его, а я даже пошевелиться не могу. — Я здесь, Лиза. Я пришел, чтобы забрать тебя, — он броском накрывает мои губы, сминая их глупое сопротивление. А я так давно не ощущала его рядом, что моментально опьянела. Голова кружится. Тело немеет под грубым натиском его губ. Он шуршит платьем, мнет грудь, словно оживляя меня. Я больше не кукла. Человек. Живой. С чувствами. И все они сосредоточены на Матвее. Всхлипываю от так и не вспыхнувшей злости. Нужно ненавидеть его, но сейчас он здесь, он пришел за мной. Сильнее сжимаю его тугую шею, сплетаю пальцы, царапая его кожу, чувствуя, как под ней прокатывается дрожь… — Ох, Лиза, — рвано шепчет, с какой – то дикой гортанной интонацией… Сдерживаю нетерпение, покорно размыкаю губы, позволяя родному настойчивому языку уверенно провести по моим зубам, проникнуть глубже, скользя в неожиданно скопившейся во рту слюне...Из груди рвется стон. Закрываю глаза, растворяюсь в любимом, терпком вкусе, запахе, с головой утопая в страсти родных рук... На краю сознания мелькает мысль, что все неправильно, не так. Но его запах, так близко, впервые за долгое время, его движения рук настолько привычны, словно каждый день нашей разлуки я ждала именно этого. Меня затягивает в пропасть. Засасывает в омут. И я роняю слезы, не в силах выбраться из этой порочной ловушки. — Матвей, остановись, нельзя. Я не вернусь к тебе, — толкаю его голову, что уже внизу, губы уже нашли мои соски и безжалостно втягивают их в рот. Я кусаю губы, чувствуя, впервые за долгое время чувствуя себя живой — Вернешься, — только и говорит он, поднимаясь. Резко разворачивает к зеркалу, в котором вижу свои покрасневшие щеки, его горящие страстью глаза. Никакой насмешки, лишь голое, неприкрытое желание. А я тону в нем, не в силах даже пошевелиться. — Хватит, отпусти. Пожалуйста, — кого прошу, не могу понять. Себя — хоть немного начать думать головой, его — быть хоть сейчас не таким жестоким. — Нихрена. Ты же сама хочешь, — он лезет под пышную юбку, рвет колготки, лезет в влажные трусы. – С ним ты такая же влажная, ммм? Так ж стонешь и выгибаешься, когда он трахает тебя? — Матвей, — уже хнычу, пока его пальцы жалят липкие складки, пока его губы кусают шею, оставляя на мне следы. Еще секунда, звон пряжки, паника застилает глаза. Нет-нет… Он остановится, он должен это прекратить… Только, когда его твердая плоть касается влажной щели, я в полной мере ощущаю, насколько сильно ждала этого. Все те бессонные ночи, минуты, что он был здесь. Теперь я понимаю неизбежность нашего секса, понимаю, что жалости ждать от Матвея мне не придется. Не могу закрыть глаза, наблюдая за тем, как Матвей вылизывает мою шею, чувствуя, как он грубо дергает бедрами, заполняя меня, растягивая лоно, заполняя ту эмоциональную пустоту, что выворачивала меня наизнанку эти недели. Я забываю о прошлом, о настоящем, о будущем. Забываю о последствиях и наслаждаюсь каждой секундой со своим личным дьяволом. Откидываю голову на твердую, упакованную в рубашку грудь, на автомате раздвигая ноги шире. Внизу живота приятно тянет, а между ног потоки рек, которые Матвей пытается остановить своим стволом. — Вот так, вот так, девочка. Мне так не хватало твоей узенькой дырочки. Давай-давай, сильнее прогнись. — Хватит, хватит, — мотаю головой, смотря как по щекам стекают слезы, чувствуя, как от искрящихся эмоций болит в груди. Матвей словно в наказание толкается жёстче. За спиной нависает, топя меня в личном аду. Расплющивает скачущую грудь в одной широкой ладони, а другой хватает прическу, на которую я потратила два часа. — А-а, — вскрикиваю от боли, а Матвей усугубляет, кусает голое плечо ускоряя темп, создавая какофонию из влажных пошлых шлепков и моих стонов. Задыхаюсь. От нехватки воздуха. От члена, рвущего меня с каждым толчком все быстрее. От взгляда, которым он прожигает меня насквозь. От сладкой боли, что пронизывает все тело. Вскрикиваю, когда Матвей делает очередной, мощный толчок, прижимая меня к раковине. Он не дает возможности хоть немного расслабиться, хоть на миг вспомнить, кто он и что со мной сделал. Накатывает слабость. Я не могу даже пошевелиться. Просто принимаю серию ударов в матку, смотрю, как Матвей крутит соски, слушаю его грубые словечки. — Сука, сука, под кожу влезла. Сейчас ты у меня кончишь,— колени начинают дрожать, когда Матвей увеличивает амплитуду толчков, делая каждый болезненным ударом, словно желающим пробить меня насквозь. Хочется закрыться одеялом, хочется исчезнуть отсюда, не видеть в зеркале эту дрянь, которая кайфует от того, что с ней делает Матвей, от той, что просит быстрее, умоляет дать ей кончить. Матвей толкает, вжимает меня в раковину еще сильнее, давит на спину, наваливаясь всем тяжелым телом, причиняет боль, но она лишь сладким ядом растворяется по венам, скручивая меня в пружину, которая вот-вот выстрелит. И все решает его голос. Его утробный звериный рык, его рука на шее. Я взрываюсь, меня трясет, а перед глазами скачут бешеные искры. Я вою, меня колотит от эмоций, я не могу даже дышать. А Матвей выходит из меня резко, рывком, ставит на колени и в несколько движений рукой заливает лицо спермой. Я пытаюсь отдышаться, пытаюсь прийти в себя, но даже вздохнуть полной грудью не получается. В голове начинает проясняться, отчего в груди болит сильнее. Я поднимаю затравленный взгляд, смотрю, как Матвей спокойно убирает член в ширинку, заправляет мятую рубашку.Я слышу за дверью шум, музыку. — Тебе точно никуда не деться, сама же понимаешь. Сама теперь приползешь, а я еще подумаю, брать ли тебя, — он жестоко усмехается и просто открывает дверь под мой отчаянный крик: — Стой! Он сталкивается с моей матерью, улыбка на лице которой гаснет столь же скоро, как и на лице тамады, которая была нанята несколько дней назад. Матвей спокойно выходит, а я пытаюсь прикрыться упавшим полотенцем, смотря как тамада в панике убегает. — Лиза, — только и выговаривает мать, а меня такой стыд застилает, что я просто не могу слова сказать. Моргаю часто-часто, качаю головой.