— Да не особо. Ты где спал? — Рядом с тобой, где еще. Давай вставай, ешь. — Что есть будем? Горелые блинчики? — Очень смешно, — он ставит на стол омлет, явно сделанный не с первого раза, потому что в раковине набралось прилично посуды. Сажусь напротив него, чувствуя, как щеки от стыда горящей краской покрывает. — Ну и чего делать будешь? — В смысле? — В прямом. В этом городе ты по своей профессии работать не сможешь. — Ты уже все знаешь? — Соня вчера поделилась. — А может это все ты? — вдруг дошло до меня. – Ты все подстроил, чтобы я стала снова от тебя зависимой! Чтобы я к тебе вернулась! Он так посмотрел на меня, что сразу стало неудобно за свой выпад. — А теперь ешь свой омлет и подумай еще раз о том, что ты сказала, а я по делам смотаюсь. — В Питер? — испуганно шепчу. Сколько можно мотаться? — Нет, здесь, недалеко, — бросает он, берет куртку и уходит, оставляя меня одну. На душе так сразу тоскливо становится, а тело наполняется тяжестью. Делать вообще не охота ничего, даже доедать. Я просто ложусь обратно в постель, накрываясь с головой одеялом. Засыпаю снова, а просыпаюсь от настойчиво телефонного звонка. На автомате беру трубку, с удивлением слушая голос своей, теперь уже бывшей начальницы. — Лизонька, здравствуй, детка. — Здрасте. — Ты не могла бы прийти в салон. — Зачем? — Я хотела лично принести тебе извинения за это чудовищное недоразумение. Произошла какая – то ошибка. Я была не права и готова опровергнуть слова, которые на эмоциях написала на том канале. Более того, ты мне столько клиентов привела, что я решила сделать тебя своим партнером. Ты будешь получать гораздо больше и вообще… Матвей блин… — Спасибо, Лариса, извинения я приняла, но появляться в вашем салоне не хочу. — Понимаю, конечно. Хочешь, я прямо сейчас позвоню в несколько мест, где тебе выделят самое выгодное место? — Нет, спасибо. — Да послушай же ты, дрянь! Ого. — Если ты не будешь работать у меня, или в другом месте, то твой придурок нашлет на меня проверки! Они уже были здесь! Ты же меня по миру пустишь. Он обещал мой салон сжечь, он мне угрожал! Я поворачиваюсь на бок, чувствуя приятное покалывание от этой справедливой кары. Матвей умеет внушить страх. — Уверена, что вы сможете договориться с кем угодно. А я в Питер поеду. — Сука! Я тебе жизни спокойной не дам! — Я разговор то записываю, так что вы поаккуратнее в выражениях. Матвей ведь может и услышать. Она тут же замолкает, а я отключаюсь и смеюсь. Ужас, как некрасиво над чужим горем смеяться, но мне так хорошо. Матвей тут не причем, он наоборот, создал условия, при которых я снова смогу работать здесь и вряд ли мне, кто слово скажет. Правда, все равно помнить будут. Что ни говори. Как не ратуй за справедливость. Дверь открывают ключом, и появляется Матвей. Бросает вещи на тумбочку, снимает ботинки, куртку и руки идет мыть. А я за ним, в ванную. — Привет. — Привет. Выспалась? — Ага. Лучше всех. Я тут подумала… — О чем? — Что в Питере тоже много салонов красоты. Где – то да меня возьмут же. Он вытирается полотенцем, смотрит на меня через зеркало, а потом вдруг поворачивается и к себе притягивает. Целует так жадно, что коленки подгибаются. -Я вчера блядь, чуть не поседел, — отрывается он от моих губ, а я глажу пальцами его заросшее лицо. – Думал, нахуй убью тебя. — Волновался? — Безумно,— дергает он мои бедра к себе, а я ахаю, чувствуя внушительный бугор в штанах. – Ты должна была сразу позвонить. — Боялась. — Чего? — Не хотела снова быть тебе должной. Не хотела, чтобы ты снова меня этим попрекал. Как тогда. — Да когда я тебя вообще попрекал? Хоть раз? Да, злился, но никогда не говорил, что ты мне чем — то обязана. — Но ты пользовался мною. Когда хотел… — Ну а как мне еще было быть с тобою? Ты же вечно надутой курицей ходила. Вот и приходилось пользоваться своим преимуществом. Иначе я бы вообще к тебе не подобрался. Ты же свою обиду лелеяла. — Ты меня на свадьбе моей унизил, если ты забыл. Это уже не говоря об изменах. — Согласен, я мудак и козел. Но здесь, Лиззка. Я с тобой хочу быть. Уже, блядь на любых твоих условиях. Хочешь жить на два города, ладно. Хочешь, чтобы я спал на этом сраном диване, ладно. Только не еби мне мозги и будь со мной. Я облизываю губы, еле слезы сдерживая. — И замуж возьмешь? — не могу не спросить. — Да хоть завтра. Я уже не все согласен, только чтобы ты не плакала. Я обнимаю Матвея, целую его в щеку, пальцами расстегивая ширинку, обнажая стоящий колом агрегат. Он стискивает зубы, смотрит на меня во все глаза. - Но мне нравится плакать. Иногда. Только ты рядом будь, когда я плачу. — Кхм. Насколько рядом? — тычется он мне в ладонь, — языком по щеке проводит, а я спиной поворачиваюсь, оттопыривая попку, в которую вдавливается член. — Лучше всего во мне. — Твое желание — закон для меня, — усмехается он, стягивает трусы, пальцами вход растирая, чтобы тут же вдохнуть в меня жизнь, вломиться твердым членом, вцепиться в волосы и прорычать в ухо. – Моя. Глава 46. Глава 46. Когда я влип? Когда вляпался настолько, что мне стало казаться милым, как она обижается, как ест, как плачет? Когда я долбанулся настолько, что надел целибат, только чтобы эта малолетка поняла, что у меня к ней все серьезно. Настолько серьезно, что я за последние дни намотал б километров больше, чем за весь последний год? Почему вместо того, чтобы заниматься строительством офисного центра, я мчусь к ней, потому что она просто не берет трубку. Почему переступаю гордость и прошу помочь Захара и Соню.