Особенно страшно умирать, осознавая, как много всего ты еще не успел. Не прочувствовал, не пережил, не довел до логического завершения… И тут, как обухом по голове, наш вчерашний разговор с мужем! – Мое расследование! Я вспомнила… Анна, скорее зови Якова! Он здесь?! Анна… ну, что же ты стоишь? Я не знаю, как много времени у меня есть в запасе… Я возбужденно вскочила. Память вернулась. Возможно, я смогу оставить после себя след? Возможно, смогу хоть кому-то помочь… Яков был неподалеку, поэтому мой рассказ он услышал от начала и до конца. Ной подъехал, спустя четверть часа… Я рассказывала все, что мне было известно относительно дела исчезнувших Избранных. Черт, и почему я тогда решила, что встала на ложный след? Почему не потянула за ниточки, которые уже сжимала в руке?! А теперь у меня попросту не было времени все закончить. У меня не было времени… – Анна! – Да, Нана? Превозмогая ревность, которая вновь вскинула голову у меня в душе, и не давая себе не единого шанса передумать, я нацарапала на бумажной салфетке пароль к своим старым папкам. Там в хронологическом порядке была собрана вся имеющаяся у меня информация. Данные агентуры и номера телефонов. – Вот… Я верю, что только ты с этим справишься… Яков и Ной – смогут вывести преступников на чистую воду. Я верю… Но только ты сможешь донести информацию до миллиардов тех, кому ее следует знать. Ты понимаешь, о чем я, Анна? Ты понимаешь, о чем?! Я так боялась, что мне станет хуже раньше, чем я смогу закончить этот непростой разговор! Я так отчаянно боялась! – Похоже, у меня нет выбора, так? – нервно улыбнулась Анна. Я с облегчением выдохнула. Выбора человечеству давно уже не оставили. Нам оставалось лишь только вступить в борьбу. Им оставалось… Я уже, вряд ли, на что-то годна. Моим вкладом в общее дело стал мой отказ от амбиций. Моим вкладом было смирение. 3. Гнев Яков Нане становилось хуже с каждым днем. Наверное, я до сих пор не сошел с ума только лишь потому, что занят этим чертовым расследованием. Не сказать, что оно так уж сильно меня затронуло, но продираясь сквозь дебри заговоров и тайн, я ненадолго отвлекался от боли. Иногда, когда боль становилась нестерпимой, я шел в старую наполовину заброшенную церковь… Я не знал, чьей конфессии принадлежал этот храм, да и не верил, что это имеет значение. Бог был для всех один, и, обращаясь именно к Богу (не к Будде, Иисусу, Кришне или Аллаху), я впервые в жизни просил. Умолял даже… оставить Нану в живых. Я знал, что впереди человечество не ждало ничего хорошего, но был убежден, что даже такая жизнь была гораздо лучшей альтернативой ее отсутствию. Сидя на скамье у самого алтаря, я частенько размышлял о том, что жизнь вообще странная штука. В ней даже участь святых незавидна. В лучшем случае, их останки растащат на реликвии. Что уж говорить о нас, простых смертных? Тех, кого тысячи лет истории абсолютно ничему не научили? Удивительно даже… Мы научились выуживать из воздуха углекислый газ, применять искусственный интеллект и замораживать сперму для продолжения рода. Но мы все также грабим, убиваем друг друга и ненавидим… В нас нет ничего святого. Мы не смотрим друг другу в глаза, идем рядом, но не замечаем друг друга. Мы хамим и выплескиваем агрессию. У нас нет друзей, и нас самих почти не осталось. Мы уже даже не помним, зачем вообще пытаемся выжить. Ради чего? – Так и знал, что найду тебя здесь… Я медленно повернулся на голос и вопросительно вздернул бровь: – Нана уже проснулась? – Нет. Но там объявился потенциальный донор. – Твою мать! Совсем забыл, что мы договаривались о встрече… – Ничего. Я пока отправил его сдать кровь. – Спасибо. Понятия не имею, как ты за всем поспеваешь. – Да никак не поспеваю. Топчемся на одном месте… – И у Анны ничего нового? – Нет. Боюсь, она не слишком мне доверяет. – Ты вел себя, как кусок дерьма… – Может быть, но мне кажется, что она знает гораздо больше, чем говорит. – Об исчезнувших Избранных? – Не только. Я бы не стал перед ней выкладывать все карты. – Если бы у тебя был выбор, – посчитал нужным напомнить я. Встав с потертой скамьи, напоследок обернулся. Вскинул голову вверх, туда, к величественным расписным куполам. Тусклый свет заходящего солнца, отражаясь в бесценных витражах, словно поджигал их изнутри. Было необычайно красиво… Красиво. – Как Нана сегодня? Как? Я хотел бы ответить Ною, да только не знал, что… Он спрашивал меня о Нане, но та девушка, которую я все чаще видел, Наной не была. Я думал, что был готов к изменениям в ее личности, а на самом деле не был и близко. А я не знал, как себя вести с этим чужим, абсолютно мне незнакомым человеком, и только лишь питал надежду, что моя прежняя Нана все еще где-то там… – Болезнь прогрессирует… – наконец выдавил я. Ной понятливо кивнул головой, и дальше мы пошли молча. Находясь в какой-то прострации, я удивленно оглядывался по сторонам. Лето подходило к концу. Иссушенные беспощадным солнцем и пожухшие раньше времени листья уныло раскачивались на ветвях редких деревьев. Свет рекламы больно бил по глазам. Но воздух был удивительно чистым. Видимо, улавливатели углекислого газа сегодня на славу потрудились. Я опустил обруч на глаза и просканировал пространство. Мат – еще один брат Наны, как раз выходил из лаборатории. – Господи, ты точно уверен, что он сможет стать донором? Похоже, он сам еле живой, – покачал головой Ной, разглядывая в толпе тонкого, нет… скорее даже дистрофично худого Матвея. – У него астма. И надежды практически нет, впрочем, как и другого выхода. Я знаю, что мой голос прозвучал излишне резко, но… Думаю, Ной понял, почему так и не стал принимать на свой счет. – Матвей Давыдофф… – Да. Это я… Парень воровато огляделся и поправил надетые на глаза очки. Я и не знал, что кто-то в таких еще ходит. – Спасибо большое, что откликнулся. – Угу. Я не мог поступить иначе… – Тебя кто-то ищет? – заинтересовавшись поведением парня, спросил я. – Что?! Нет… с чего это вы так решили? – Не знаю. Ты пуганый, как индюк в преддверии дня Благодарения. – Ничего подобного… – пробормотал Мат, отступая. Мне даже не нужно было проходить какую-либо специальную подготовку, чтобы понять – парень явно напуган. Я бросил на него короткий взгляд и покосился на Ноя. Тот тоже его читал, как открытую книгу. Хороший мальчик. Мне Ной нравился все больше и больше. – Тебе хоть есть, где переночевать? – поинтересовался я, зная, что ради этой встречи парень преодолел несколько тысяч километров. – Я думал вернуться домой… – пробормотал он. – Три часа в поезде, чтобы завтра утром возвращаться назад? Мат нервно передернул плечами и взлохматил и без того растрепанные волосы. – Пойдем, переночуешь у нас с Наной. Парень еще раз нерешительно оглянулся и, наконец, кивнул головой. – Пойдем… Я только зайду ненадолго к жене. Она спала. Все чаще спала теперь… Я взял в свою руку ее худую ладонь. Не знаю, где найти в себе силы… Не знаю. Порой мне казалось, что из меня выкачали весь кислород. Такого опустошения я не испытывал никогда в жизни. Не знаю, как буду жить, если что-то случится. И буду ли… – Спи, моя любимая девочка… Спи, мое все. Полумертвый, я вышел из палаты. Эта опухоль пожирала не только мозг Наны, она сжирала что-то во мне… – Ты готов, Мат? – Да… Спасибо, что разрешили у вас переночевать. – Без проблем… Ной уже уехал? – Да, он сказал, что его ждут. – Угу… У него пара детишек, которым нужен присмотр. Славные ребятишки. Ник и Маруська. – Я молол чепуху, пытаясь не думать о важном. Стараясь не думать о том, что с каждым чертовым днем неизбежное приближается. – Детишек? – парень нервно дернулся и снова осмотрелся. Я запрыгнул в машину и, дождавшись, когда он тоже усядется, кивнул головой: – Да. Ной не Пустой. Мат несколько нервно качнул головой и, не задав больше ни единого вопроса, отвернулся к окну. Такое поведение было несколько странным. Обычно, когда Пробирочный оказывался способным к воспроизведению рода, это вызывало живейший интерес, но Матвея, казалось, эта информация нисколько не впечатлила. Впрочем, он еще слишком молод для того, чтобы задумываться о таких вещах. – Я читал, что ты биолог? – Да. Биолог… И немного антрополог. Но сейчас я большую часть времени посвящаю именно биологии. И немного химии…