«Осада» (новелла). Действие происходит в 1762 году на Ямайке и в Гаване. Лорд Джон, собираясь покинуть свой пост временного военного губернатора Ямайки, узнает, что его мать находится в Гаване на Кубе. Все бы ничего, вот только британский флот готовит осаду города. Лорд Джон, его слуга Том Берд, бывший зомби по имени Родриго с женой Азил успевают спасти герцогиню Пардлоу до начала военных действий. ТЕПЕРЬ ЗАПОМНИТЕ Вы можете читать короткие романы и новеллы по отдельности или в любой последовательности. Но большие романы из основной серии я советую читать по порядку. Надеюсь, вам понравится! Армейские традиции Предисловие В работе над историческими произведениями приятно то, что многое не приходится выдумывать. Замысел новеллы «Армейские традиции» появился у меня, когда я прочла «Человек с ножом» – превосходную биографию доктора Джона Хантера, написанную журналисткой Венди Мур. Примерно тогда же мне попалась в руки краткая факсимильная книга, изданная в «National Park Service»; в ней рассказывается о британской армии в годы Американской революции (1775–1783). В этих двух книгах я не искала ничего конкретного. Меня интересовали скорее общий фон, общая информация об этом периоде, и, как всегда, я надеялась наткнуться на какие-то интересные детали наподобие лондонской вечеринки с электрическим угрем (эта вечеринка, а также сам доктор Хантер, который кратко появляется в этой новелле, документальные факты). Что до реалий британской армии, тут все немного сложнее. Когда пишешь исторический роман, нужно бороться с искушением и не сообщать читателю какие-то вещи, просто потому что ты их знаешь. И все-таки в той книге тоже нашлись свои крупицы золота – например, информация, что слово «бомба» было хорошо известно и в XVIII столетии и что оно (помимо прямого значения «взрывное устройство») относилось к артиллерийскому ядру с тонкими стенками, обмазанному смолой и наполненному шрапнелью. (Впрочем, мы должны быть осторожными и со словом «шрапнель»; лейтенант Генри Шрапнель наполнил артиллерийское ядро мелкими металлическими шариками и взрывчатым веществом; такой снаряд взрывался в воздухе, поражая живую силу противника; увы, изобретение было сделано лишь в 1784 году, и это нам неудобно, поскольку «шрапнель» – очень удобное слово при описании сражений.) Впрочем, среди других интересных мелочей меня поразило краткое описание процедуры военно-полевого суда. «По армейским традициям, военно-полевой суд возглавлял старший офицер; несколько других офицеров составляли совет, обычно их было четверо, могло быть и больше, но, как правило, не меньше трех человек… Обвиняемый имел право вызвать свидетелей для своей защиты, и совет задавал вопросы им, а также любым другим людям на их выбор и таким образом выяснял обстоятельства преступления. Если обвинение подтверждалось, выносился приговор». Вот так. Никаких хитроумных процедур представления доказательств, никаких стандартов обвинения, никаких нормативов для вынесения приговора, никаких установок, кто мог или должен был входить в «совет» на военном трибунале, – просто «армейские традиции». Эта фраза – как сами видите – застряла в моей памяти. История посвящается Карен Генри, Эдиль Куруле и Чиф Бамблиби-Хедер. Если подумать, то, пожалуй, во всем был виноват электрический угорь. Еще Джон Грей мог винить – и некоторое время так и делал – благородную Каролину Вудфорд. И хирурга. И уж точно того самого проклятого поэта. Но все же… нет, виноват был все-таки угорь. Вечеринка состоялась в доме Люсинды Джоффри. Сэр Ричард был в отъезде; дипломат его ранга не мог участвовать в таких фривольных развлечениях. В то время в Лондоне все были одержимы вечеринками с электрическим угрем, но из-за того, что этих существ было мало, частная вечеринка была редким событием. Обычно такие забавы устраивались в публичных театрах, где немногие счастливчики, выбранные для встречи с угрем, вызывались на сцену, где получали удар и вертелись словно кегли на потеху публики. – Рекорд – сорок два за один раз! – сообщила ему Каролина, с трудом оторвав взгляд от аквариума с электрическим угрем. В ее широко раскрытых глазах светился восторг. – В самом деле? – Грей, пожалуй, никогда не видел таких странных существ; впрочем, всего лишь странных, но не удивительных. Почти три фута длиной, с тяжелым, почти квадратным телом, округлой головой, которую, казалось, кто-то вылепил неумелой рукой из глины, и крошечными, тусклыми бусинками глаз. Этот угорь совсем не походил на своих извивающихся, гибких сородичей с рыбного рынка – и уж определенно не верилось, что он способен свалить одним ударом электрического заряда сорок два человека. Угорь был полностью лишен даже намека на красоту; ну, разве что, кроме маленького, тонкого плавника, проходившего вдоль брюха, он колыхался, как колышется на ветру кисейная занавеска. Лорд Джон поделился этим наблюдением с благородной Каролиной и тотчас получил ехидное обвинение в поэтическом настрое. – Поэтическом? – проговорил за его спиной удивленный голос. – Найдется ли предел талантам нашего галантного майора? Грей обернулся с любезной улыбкой и, мысленно скривившись, отвесил поклон Эдвину Николсу. – Я нечаянно вторгся в ваши угодья, мистер Николс, – вежливо сказал он. – Мне не следовало этого делать. – Николс писал ужасные стихи, в основном на любовную тему, и его обожали молодые женщины с определенным складом ума. Благородная Каролина не принадлежала к их когорте и написала весьма умную и едкую пародию на его стиль. Впрочем, Николс едва ли слышал о пародии. Грей надеялся, что он не слышал. – О, неужели? – Николс поднял рыжеватые брови и кратко, но со значением взглянул на мисс Вудфорд. Его тон был игривый, но самому ему, казалось, было не до шуток. Интересно, сколько он уже выпил, подумал Грей. У Николса пылали щеки и блестели глаза, впрочем, причиной этого могли быть и жара в комнате, и общее возбуждение. – Вы не думаете восславить в оде нашего друга? – поинтересовался Грей, игнорируя намек Николса, и указал на большой аквариум с плававшим в нем угрем. Николс рассмеялся, слишком громко – да, выпил он уже немало, – и небрежно махнул рукой: – Нет, нет, майор. Зачем мне тратить энергию на ничтожное и мерзкое существо, когда меня вдохновляют такие восхитительные ангелочки? – Он ухмыльнулся. Грей не намеревался возводить напраслину на этого человека, но поэт и в самом деле открыто ухмыльнулся. Мисс Вудфорд растянула в улыбке сжатые губы и в знак упрека слегка ударила его по руке веером. «Где же ее дядя?» – подумал Грей. Саймон Вудфорд разделял интерес своей племянницы к естественной истории и определенно не преминул бы составить ей компанию… О, вот и он! Саймон Вудфорд увлекся беседой с доктором Хантером, знаменитым хирургом – с чего это Люсинда вздумала пригласить и его? Грей посмотрел на Люсинду – она, прищурившись, глядела поверх веера на доктора Хантера – и понял, что она его не приглашала. Джон Хантер был знаменитым хирургом – и скандально известным анатомом. Ходили слухи, что он не остановится ни перед чем, чтобы получить особенно желанное тело – человека или животного. Его принимали в обществе, но только не в том кругу, к которому принадлежали Джоффри. У Люсинды Джоффри были необычайно выразительные глаза, ее единственная красивая часть лица, – они были миндалевидные, ярко-серые и умели отправлять через наполненную людьми комнату замечательно грозные послания. «Иди сюда!» – говорили они теперь. Грей улыбнулся и поднял бокал, приветствуя ее, но не двинулся с места. Глаза прищурились еще сильнее, опасно сверкнули, но внезапно отвлеклись на хирурга, который подбирался к аквариуму с озаренным любопытством и жадностью лицом. Глаза стремительно вернулись к Грею. «Убери его!» – говорили они. Грей взглянул на мисс Вудфорд. Мистер Николс схватил ее за руку и, вероятно, что-то декламировал; у нее был такой вид, словно ей хотелось поскорее высвободить свою руку из его хватки. Грей снова посмотрел на Люсинду и пожал плечами, еле заметно кивнув на мистера Николса, как бы выразив сожаление, что правила приличия не позволяют ему выполнить ее приказ. – Не только ангельский лик, – говорил Николс, сжав пальцы Каролины так крепко, что она вскрикнула, – но и кожа. – Он погладил ее по руке; ухмылка сделалась еще шире. – Мне интересно, как пахнут ангелы по утрам? Грей смерил его задумчивым взглядом. Еще одно подобное замечание, и, пожалуй, он будет вынужден пригласить мистера Николса выйти на улицу. Николс был крепко сложен, высокого роста, намного тяжелее Грея и слыл задирой. Попытаюсь сразу разбить ему нос, подумал Грей, готовясь к драке, а потом толкну в живую изгородь на колючки. Если отделать его хорошенько, то сюда он уже не вернется. – Куда вы так смотрите? – нелюбезным тоном поинтересовался Николс, поймав на себе взгляд Грея. Громкие хлопки в ладоши избавили Грея от необходимости отвечать – хозяин электрического угря призывал публику к вниманию. Мисс Вудфорд воспользовалась этим и выдернула руку; ее щеки пылали от досады и унижения. Грей немедленно подошел к ней и подхватил ее под локоть, пронзив Николса ледяным взором. – Пойдемте со мной, мисс Вудфорд, – сказал он. – Давайте найдем подходящее место, откуда можно будет наблюдать за угрем. – Наблюдать? – раздался голос рядом с ним. – Что, неужели вы собираетесь просто наблюдать, сэр? Неужели вам не любопытно испытать этот феномен на себе? Возле них возник Хантер собственной персоной и с усмешкой посмотрел на Грея. Его пышные волосы были небрежно стянуты на затылке. Впрочем, одет он был прилично: в лилово-красный камзол. Хирург был широкоплечим и мускулистым, но невелик ростом – на целую голову ниже Грея. Очевидно, он заметил, как Грей переглядывался с Люсиндой. – О, я полагаю… – начал было Грей, но Хантер уже схватил его за руку и потащил к толпе, собравшейся вокруг аквариума. Каролина, бросив опасливый взгляд на распаленного Николса, поспешила за Греем. – Мне необычайно любопытно услышать ваш отчет о полученном ощущении, – говорил Хантер. – Некоторые из тех, кто участвовал в таком эксперименте, говорят о замечательной эйфории, мгновенной дезориентации, задержке дыхания или головокружении, иногда о боли в груди. Надеюсь, сердце у вас здоровое, майор? Или у вас, мисс Вудфорд? – У меня? – удивилась Каролина. Хантер поклонился ей. – Мне было бы особенно интересно увидеть вашу реакцию, мэм, – почтительно произнес он. – Лишь очень немногие леди обладают смелостью решиться на такое приключение. – Она не хочет, – поспешно сказал Грей. – Нет, отчего же? Пожалуй, я хочу, – объявила Каролина и, чуточку нахмурив брови, посмотрела на него, потом на аквариум с длинной, серой тенью в воде. Она еле заметно содрогнулась, и это не ускользнуло от Грея, но после долгого знакомства с этой леди он знал, что это означало скорее предвкушение, чем отвращение. Не укрылось это и от доктора Хантера. Он еще шире усмехнулся и снова отвесил поклон, протягивая руку мисс Вудфорд: – Позвольте занять вам место, мэм. Грей и Николс рванулись вперед, желая остановить хирурга, столкнулись друг с другом и обменялись сердитыми взглядами, а доктор Хантер подвел Каролину к аквариуму и представил ее хозяину угря, щуплому, мрачному человечку по имени Хорас Садфилд. Грей оттолкнул Николса и, нырнув в толпу, беззастенчиво пробился вперед. Хантер заметил его и просиял: – Майор, в вашей груди остался металл? – Что-что? Что осталось? – Металл, – повторил Хантер. – Артур Лонгстрит описал мне операцию, в ходе которой он удалил из вашей груди тридцать семь кусочков металла. Я впечатлен. Впрочем, если там что-то осталось, я не советую вам экспериментировать с угрем. Дело в том, что металл проводит электричество, и шанс получить ожог… Николс тоже пробрался через толпу и, услышав эти слова, презрительно засмеялся. – Удобное оправдание, майор, – сказал он с ехидной усмешкой. Все-таки он очень пьян, подумал Грей. И все же… – Нет, я не отказываюсь, – резко заявил Грей. – Превосходно, – вежливо сказал Садфилд. – Сэр, как я понимаю, вы солдат? Смелый джентльмен. На мой взгляд, кто лучше вас сможет стать первым? Не успел Грей возразить, как обнаружил себя рядом с аквариумом. Рука Каролины Вудфорд сжимала его руку. Другую ее руку держал, сердито сверкая глазами, Николс. – Леди и джентльмены, встанем в цепочку! – крикнул Садфилд. – Сколько, Доббс? – Сорок пять! – отозвался его ассистент из соседней комнаты, через которую тянулась цепь участников эксперимента. Все держались за руки и сияли от восторга. Остальные гости стояли в стороне, замерев в ожидании.