Через годы, дали и туман… У меня сегодня на примете Бед моих глупейший караван. Их причины прячутся куда-то, А куда — я вижу только сам… Вереницею мелькают годы, даты, Сказочных воспоминаний хлам. Жил, работал — тунеядцем не был, Жопу сильным не привык лизать, Коль за это покарало небо — Нецензурно хочется сказать! Видно, жил совсем не так, как надо, Не успел от жизни много взять, Поздно понял — жизнь не столь нарядна И придётся посмотреть назад. Ну а если оступился где-то И ломают шпагу надо мной — Значит, не бродить по белу свету В лютый холод или летний зной!.. Как бы там ни было, но я отправил кассационную жалобу и принялся терпеливо ожидать ответа, уверенный, что успею получить его в Бутырской тюрьме. Но… человек предполагает, а Бог располагает! Через несколько дней рано утром раздался зубодробильный скрежет дверных петель камеры и мерзопакостный голос громко проблеял: — Доценко! С вещами!.. — Как с вещами? Куда с вещами? — спросонья переспросил я, но тем не менее вскочил со шконки и принялся собирать свои нехитрые пожитки. — Скорее всего, на пересылку, на Красную Пресню! — задумчиво проговорил мой сосед Сиплый, пожилой уголовник со стажем, занявший место Юрия после его ухода из камеры. — Но мне же ответ на кассатку ещё не пришёл, — несколько растерянно напомнил я. — Там и получишь… — пожал плечами Сиплый и стал помогать мне собираться. Когда вещи были собраны, ко мне кто-то обратился: — Слушай, Режиссёр… Обернувшись, я увидел перед собой Фёдора, проживавшего в каком-то небольшом подмосковном городке, а попавшегося на краже на вокзале в Москве. Именно поэтому он и находился в Бутырской тюрьме — подмосковные жители обычно сидели в «Матросской тишине». О своём «преступлении» Фёдор рассказывал так: шёл как-то по Казанскому вокзалу, смотрит, стоит прямо посредине зала спортивная сумка, огляделся, никто за ней не приглядывает. Взял в руки, снова осмотрелся: никто вроде бы не возражает. У него и в мыслях не было присвоить эту сумку. Просто пошёл в сторону дежурного администратора, чтобы отдать её, а тут крик какой-то бабы. — Обокрали! Обокрали! Сумку украли… Держи вора! — во весь голос вопила она. На несчастье Фёдора, в этот момент милиционер проходил мимо, и она указала на него. Скрутили, не слушая никаких его объяснений. А через пару дней пребывания в КПЗ отвезли в Бутырку. Фёдор был один из немногих, кого почти никогда не было слышно, этакий молчун и похуист: никогда ничем не интересовавшийся и ни во что не вмешивающийся. — Я тут «маляву» набросал кое-кому… — проговорил он, а в его глазах было столько смущения, что я даже решил подбодрить его. — Написал, кому и куда закинуть? — спросил его. — Написал… — В таком случае не волнуйся: найду способ доставить по назначению. — Я подмигнул ему и дружески стукнул по плечу. По его смущению я сразу догадался, что речь идёт о представительнице женского пола. И конечно же оказался прав, но об этом — в следующей главе… Глава 6 Я — на пересылке Если б я повстречался с тобой Не в тюрьме, а на пляже, у моря, Нас бы вместе водой голубой Заливало б и лежа и стоя… Я б тебя виноградом кормил, Подавая ягодки в кубке, И нарзаном с ладони поил, Ощущая прохладные губки… От Новослободской улицы, где стоит Бутырская тюрьма, до Красной Пресни, где находится знаменитая пересыльная тюрьма (знаменитая потому, что она единственная), полчаса ходу, а я добирался несколько часов. Дело в том, что меня захватили, как говорится, «по пути». Первым делом развезли тех, у кого в тот день был назначен Суд. А таких набралось человек десять. Затем отвезли двоих, сидящих в одиночных боксах автозака, или, как его называют в народе, «чёрном воронке» или «чёрной Маруси», в «Матросскую тишину», на тюремную больничку. И только потом дошла очередь и до меня. Я заметил, что в «чёрном воронке», если в нём находятся те, кого везут на Суд, тем более на следственный эксперимент, редко стремятся к разговорам или душевным откровениям. Первые, скорее всего, оттого, что обдумывают систему защиты или готовятся к встрече с близкими людьми, которых долгое время не видели; вторые размышляют над будущим поведением во время следственного эксперимента. Есть и такие, кто готовит свою нервную систему к любой неожиданности или случайности, чтобы воспользоваться этим и уйти в побег… В отличие от остальных меня везли на Краснопресненскую пересылку, и мои мысли были вполне свободны, они не осложнялись какими-либо душевными терзаниями конкретного характера, а потому я ударился в философские размышления. Так родилось одно из моих любимых стихотворений, которое мне хочется предложить вашему вниманию: Рождение и смерть Для нас расставляют по жизни Такие рогатки порой, Что волком становится ближний, А сам — по-тигриному злой! Тогда, потеряв силу воли,