— Ничего, развяжут… — вернул усмешку вертухай. Через час-полтора действительно пришли два дежурных вертухая, рассупонили меня, дали одежду и, поддерживая с двух сторон, то ли чтобы не упал от слабости, то ли чтобы не наделал каких-либо глупостей, а скорее всего, чтобы исключить возможность воспользоваться костылями не по назначению, повели по коридорам. — Куда ведёте-то? — поинтересовался я, честно признаться, совершенно машинально. — Придёшь — узнаешь… — ответил тот, что постарше. — Вот именно, приду и тут же узнаю, так что ж скрывать? — попытался я задавить его логикой. — А и действительно, — заметил тот, что прежде молчал. — Прокурор к тебе из городской прокуратуры… — И года не прошло! — ухмыльнулся я. — А ты всё-таки молодец — добился своего, — заметил первый и глубокомысленно добавил: — Уважаю! — Потом немного подумал, понял, что слова и есть всего-навсего слова, потому достал пачку «Явы»: — На, закури… К тому времени я уже вовсю покуривал, но, взяв сигарету, сунул за ухо: — Вернусь, покурю… — Тебе виднее… — согласно кивнул он. Вскоре ввели в небольшую комнату, где было одно окно во двор тюрьмы с решёткой. Но тем не менее я с огромным удовольствием смотрел в него. В камере стоял стол, за ним стул, посередине камеры — второй стул. Вся мебель была привинчена к полу. За столом восседал седоватый мужчина лет пятидесяти. Одет он был в тёмно-серый костюм, на шее тёмно-синий галстук. Едва меня ввели, он указал на стул, а сопровождающим подал знак оставить нас наедине. Они аккуратно усадили меня на стул и удалились. — Прокурор города, государственный советник юстиции третьего класса, Иван Иванович Сидоров… Его фамилия, впрочем, как и точное звание, в памяти не сохранилась, а потому будем называть его так. — Доценко Виктор Николаевич, тысяча девятьсот сорок шестого года рождения, осуждён по статье сто семнадцатой, части второй на шесть лет лишения свободы в колонии строгого режима! — чётко доложился я по установленным правилам. — Вам удобно? — спросил Прокурор. — Курите. — Он заметил за ухом сигарету, но придвинул ко мне свою пачку «Космоса». Мне совсем не хотелось курить, но соблазн уменьшить прокурорские запасы был очень велик, а потому я нагло взял из пачки четыре сигареты, три сунул в нагрудный карман, а четвёртую прикурил от протянутой зажигалки. — Ко мне поступило ваше заявление-жалоба, в котором сказано, что все свои претензии вы изложите при личной встрече, я правильно понял? Мне сразу стало ясно, что ему палец в рот не клади: откусит, не поперхнётся. — Вы правильно поняли… — Что ж, слушаю вас. — Вы ознакомились с делом, по которому меня осудили? — Разумеется!.. И что? — Вы читали мою кассационную жалобу? — Читал… — Вам в ней всё понятно? — В общем, да. — Вы мне можете ответить как порядочный человек? Не как юрист, который работает в системе и обязан играть по правилам системы, не как Прокурор, обязанный только обвинять, просто как человек можете ответить? — Что вы хотите услышать? — то ли устало, то ли с долей скепсиса спросил Прокурор. — Я хочу услышать правдивое мнение честного человека! — Вы сами выбрали свой путь, — тихо сказал он после довольно большой паузы. — А как же «презумпция невиновности»? Или это пустой звук, красочная обёртка системы, которой вы служите? Или вы считаете, что моя вина доказана в полном объёме? А анализы, сделанные экспертом за несколько дней до появления в моей квартире якобы пострадавшей? — Но потом этот судмедэксперт заявил, что просто оговорился и потому назвал другое число… — Вот именно, ПОТОМ… Вы сами-то верите в то, что сейчас говорите? — Мое мнение сейчас НЕ ВАЖНО для отправления Правосудия, важно то, какой ответ вы получите на свою кассационную жалобу… — Ваше мнение ВАЖНО для меня! — упрямо заявил я. — И даю слово, что на ваше мнение я никогда не буду ссылаться в обращении к надзорным инстанциям… — Не знаю, что даст вам моё мнение… — Прокурор пожал плечами, подумал немного, потом громко сказал, а в это время что-то писал на листочке: — Вы знаете, доказательная база под вашим делом настолько прочна, что ни один юрист не сможет её опровергнуть… — Чуть помедлив, он протянул мне листок, на котором я прочитал следующее: «Своей рукописью вы вызвали раздражение у тех, кто во что бы то ни стало хочет утаить то, о чём вы пишете. Вы что, не знали, чем это может кончиться для вас?» Я понял, что Прокурор боится подслушивающих устройств, а потому решил ему подыграть — вслух говорил одно, а на листочке писал другое. — О судмедэксперте я уже и писал, и говорил, как и о том странном поведении якобы пострадавшей после якобы насилия: она спокойно отправилась домой, приняла душ, дождалась мужа, и только после того, как рассказала ему историю якобы изнасилования, они вдвоём приняли решение идти в милицию. Не кажется ли вам, что всё это шито белыми нитками и не выдерживает никакой критики? — закончил я мысль и протянул ему свою запись: «Я не думал, что история, выдуманная мною, может оказаться настолько опасной для системы, что меня решат обязательно изолировать…» — Вполне возможно, что так и выглядит со стороны… — Прокурор сказал несколько фраз ни о чем, после чего снова протянул мне очередную свою запись: «Людей СИСТЕМА сажала и за меньшие проступки…» Прокурор глубоко вздохнул с явным сожалением в глазах. «Как говорится, не ссы против ветра?.. Так, что ли?» — зло, усмехнувшись, написал я. «Вот именно!» — ответил он. Дальше я пространно говорил о том, что нужно любить друг друга, верить своим близким и так далее и тому подобное, а сам написал следующее: «А я верю, что система, которая ломает свой народ только за то, что кто-то высказывает вслух свои мысли, рано или поздно разрушит сама себя…» — Вполне возможно, — согласно кивнул Прокурор и тут же осёкся. — Вполне возможно, что вы говорите правильные вещи, — вывернулся он, а на листке написал: «А пока этого не произошло, примите мой совет: не стоит подрывать себе здоровье, а то вы не сможете узнать, правы вы или нет! Постарайтесь выжить! Своей смертью вы ничего не добьётесь, а будете живы, сохраните себе здоровье — и вы сможете продолжать добиваться вашей правды и дальше. Я знаю, что завтра вы получите отрицательный ответ на свою кассационную жалобу и завтра же вас отправят на Красную Пресню. Будьте там внимательнее, если хотите выжить… Так чтоудачи вам!» После того как я прочитал его последнее послание, он подхватил листочки, взял из пачки сигарету, сунул её в рот, вероятно, для того, чтобы оправдать использование зажигалки. Прикурил, затем поджёг в пепельнице свои и мои записи, дождался, пока они сгорят, тщательно размешал пепел, высыпал его на чистый листочек, свернул его и сунул себе в карман… Чего никак не ожидал, но разговор с Прокурором доставил мне истинное удовольствие, и на душе стало удивительно спокойно. Интересно, что Прокурор имел в виду, предупреждая, что я должен быть внимательнее? Во всяком случае, я всерьёз отнёсся к его предупреждению, и, как показало время, не напрасно… Забегая вперед, замечу, что, освободившись, я провёл собственное расследование и даже побывал в Суде, где полистал своё дело. До какого же цинизма дошло в то время советское правосудие, что ни одна инстанция не обратила внимания на вывод проведённой судебно-медицинской экспертизы. Этот документ был подготовлен за несколько дней до моего ареста!!! Вероятно, что-то помешало моему аресту в тот день, и его перенесли на поздний срок. Переделывать документ судебно-медицинской экспертизы не хотелось, а может, что скорее всего, ошибку не заметили и пришили к делу. Вот такое было наше советское «правосудие»… Почему-то припомнился анекдот: «Выходят два наркомана на балкон покурить. Один вдруг восклицает: — Какое лето! — Ты чего, братишка, сбрендил? — замечает другой. — Какое лето? Смотри, снег идёт, сугробы, мороз минус двадцать… — Вот такое фуёвое лето, — качает головой первый…» Глава 14 И снова пересылки да пересылки Что же делать, если обманула Та мечта, как всякая мечта. И что жизнь безжалостно стегнула