– Почему-то мне кажется, что ты хочешь сказать мне то, что меня расстроит, – прервала наконец молчание Эвелина Вячеславовна. – Так и есть. Но я должен. – Хорошо, говори. – Убийцу Леонида Андреевича мы задержали. Это оказалась женщина. Ее будут судить, и получит она на полную катушку, можете не сомневаться. А вот заказчик… Это ваш муж, Эвелина Вячеславовна. Вы ведь знаете, почему он так поступил. – Да. Андрей так и не простил мне Пашу Сгорбыша. Моего первого мужчину. И то, что другой Сгорбыш, его сын, отнял у Андрея бизнес и меня. Я должна была понять и остановить мужа. А я почему-то этого не сделала. – Это, в общем, все. – А Алла? Вы и в самом деле собираетесь жить вместе? – Она так решила, – пожал плечами Снегин. – Мне же остается только согласиться. – По-моему, моя младшая внучка нашла то, что искала. Дай Бог. Если возникнут проблемы с деньгами, Женя… – Нет. Я неплохо играю в бильярд. И мне не нравится красный «Порше». Я не Петровский, Эвелина Вячеславовна. Я Снегин… – Андрей, не звони мне больше, я не отвечу. – Эва, я болен. Мне недолго осталось. – Я знаю, что это ты убил Леню. Но есть еще один Сгорбыш. Его сын. Я буду жить ради него, Андрей. Тебе же нет сюда дороги. Тебя задержат, как только ступишь на российскую землю. Прощай. – Эва… В телефоне было молчание, Андрей Валентинович понял, что это навсегда. Защемило сердце. А разве у него был выбор? Сгорбыш всю жизнь стоял между ним и любимой женой. И вновь стоит. С этой словно приклеившейся к губам улыбкой, обманчиво голубыми глазами, в которых сверкала расплавленная сталь. И он каждый раз побеждает, этот Сгорбыш. Ему везет. Пора, наконец, это признать. – Полина, я должен тебе кое-что сказать. – Илья, по-моему, мы все уже обсудили. – Нет, не все. Я не могу купить тебе обручальное кольцо с бриллиантом в десять карат. У меня нет средств. И насчет «Бентли». Тебе придется какое-то время ездить на старой машине. С покупкой дома тоже пока проблемы. Но Алла съезжает, и если ты не возражаешь, то я перееду к тебе в Москва-Сити. Года три экономии, и я смогу выполнить все свои обещания. Если ты хочешь узнать точные цифры и как я собираюсь этого достичь… – Илья! Ты думаешь, я в этом что-то понимаю?! Ну а Мальдивы? Их тоже не будет?! – Свадебное путешествие на Мальдивы не отменяется. Теща обещала деньжат подкинуть. И твоя бабушка расщедрилась. У нас будет шикарная вилла с бассейном, а вокруг – никого. – Значит, все будет красиво?! Представляю себе фотки! А можно купить Сваровски и всем сказать, что это бриллиант? – Я думаю, никто не усомнится, что у Полины Петровской в кольце десятикаратник, а не стекляшка. – Тогда ладно. – Полина, почему ты согласилась выйти за меня замуж? После всего? – Илья, моя умная сестренка говорит, что любовь – это когда женщина растворяется в мужчине, ну и другие красивые слова. Она там куда-то растворилась в своем Женьке и свалила с ним из дома. Я считаю, что она дура. У меня голова на месте. Я понимаю, что мне без тебя будет плохо. Ты всегда был рядом, и я к этому привыкла. Я хочу, чтобы ты и дальше был рядом. Понятно объяснила? – Вполне. Антонов невольно улыбнулся. Каждый любит как может. Полина так и останется ребенком. Чувства детей предельно эгоистичны. И пока он Полине необходим, как воздух, жена будет его любить. Дальше все в его руках. Можно сказать, мечта сбылась. – Борис, пришло сообщение с Кипра. Умер Андрей Валентинович Петровский. Лёнин отчим. Передозировка обезболивающего. У него был рак. Видимо, не выдержал невыносимой боли и покончил с собой. – Соболезную. – Я его мало знала. Пока он жил в Москве, вечно был занят, мы почти не общались. Леня не любил говорить об отце. О том, что Петровский ему не отец, а отчим, я узнала недавно. От свекрови. Я думала, что она теперь уедет на Кипр, но Эвелина Вячеславовна взялась опекать Леню-младшего. Даже на похороны Андрея Валентиновича она не поедет. – Ты уже привыкла к тому, что этот новый Леня живет у вас? – Нет. Мне больно его видеть. Он удивительно похож на моего покойного мужа. Такое ощущение, что время повернулось вспять, но не для меня. И я, старая, каждый день вижу юного Леню, неиспорченного еще, не одержимого идеей построить строительную империю и местью, не раздираемого сомнениями и противоречиями. – Боюсь, что ты ошибаешься, – осторожно сказал Дергач. – Парень непрост, он хорошо играет свою роль. У твоего мужа тоже были незаурядные актерские способности. Далеко не все его раскусили. А спросил я потому, что хочу предложить тебе уехать отсюда. – Куда? – Ко мне. – Борис, я не могу. Не готова еще. – Ты никогда не будешь готова. Просто возьми и закрой за собой дверь. Оставь этот дом Сгорбышам. Так, кажется, фамилия Лёниного деда. – И куда мы поедем? – За границу. Тебе надо уехать отсюда подальше, Настя. Поедем на Мертвое море, нервы полечишь. Потом я тебя с родителями познакомлю. – Почему ты так уверен, что я выйду за тебя замуж? – Потому что ты не можешь быть одна. Тебе надо о нем говорить. Лучше меня тебе никого не найти. Как бы я ни относился к Петровскому, он прожил яркую жизнь и много чего успел. Он был моим другом, несмотря на наше соперничество. Жаль, что так вышло. Но с другой стороны, зачем лицемерить? Без моего участия обошлось. Иногда я был близок к тому, чтобы самолично его придушить. – Мария Михайловна, оформление документов займет какое-то время. – Я подожду. Главное, чтобы Саша все это время жил у меня. Женщина из отдела опеки смотрела с недоверием: – Мы можем поискать его отца. Пока он числится пропавшим без вести. – Саша его совсем не помнит. Он уже ко мне привык. Со мной он проводил гораздо больше времени, чем со своей… с женщиной, которая называла себя его матерью. Я очень люблю этого мальчика. – Но это огромная ответственность! – Я понимаю. – Если бы вы не были детским психологом… А где мальчик-то? – В коридоре. – Один?! – Нет, конечно. Со мной пришли коллеги. Те, кто тоже работает в санатории. – Скажите им, пусть приведут ребенка. Дверь открылась сама. Светловолосый голубоглазый мальчик стремительно пробежал через весь кабинет, уткнулся в грудь Марии Михайловны, сидящей у заваленного бумагами стола, и замер. Она ласково погладила ребенка по волосам. Саша вдруг поднял голову. За окном на ветке сидел воробей. – Птичка, – отчетливо сказал Саша. – А в бумагах написано, что он не говорит, – удивленно сказала женщина из отдела опеки. Мария Михайловна счастливо улыбнулась: – Теперь говорит. И все у нас будет хорошо. – Я беру в работу ваше заявление. Ребенок отныне будет жить с вами. Женщины за дверью переглянулись: – Мы же говорили: получится! Не плачь, Мария! – Это я от радости. * * *