– Нет. Возможно, он убил Бассетта, но не Пьера. Он не стал бы рисковать, подкладывая бомбу. Безопасность… Проклятье! Никто из них, думаю, не сделал бы этого. Они все привыкли осторожничать. Согласен? – Нет. Кто-то из них может располагать способом разжиться бомбой так, чтобы другие не узнали. Айгоу же и подавно мог изготовить ее собственноручно. Вулф фыркнул: – Да, это не исключено. Он меня пугает. Самое страшное на свете – это физик, увлеченный новыми идеями. Пф! Докладывай. – Новостей пока никаких. Орри в «Рустермане» ничего не выяснил, так что я поручил ему следить за Айгоу. Джадд, по словам Сола, настолько правильный, цельный и уважаемый, что хоть памятник при жизни ставь. Фред уверяет, что о Виларе все отзываются неплохо, но ему кажется, что, если кого-нибудь подпоить, картина изменится. Аккер… – Когда они будут звонить в час, вели им подойти сюда к шести. – Уже велел. Они прекрасно понимают, что не отрабатывают свой гонорар. Аккерман звонил из Вашингтона и предупредил, что наши телефон и кабинет могут прослушиваться. Чек на вашем столе – это на наличные, запас оскудел. Письмо от Хьюитта по поводу новой орхидеи было отправлено в прошлую субботу и ползло шесть дней с Лонг-Айленда на Манхэттен. Сорок две мили! Я пешком за день пройду. Вулф перебрал почту, просмотрел письма, встал и направился на кухню. К ланчу намечались свиные ребрышки под соусом из красного вина с добавлением восьми трав и специй. Вулф хотел убедиться, что Фриц не пожадничал с чесноком. У них были разногласия по поводу чеснока – Черногория против Швейцарии. Как правило, я стараюсь не рассказывать о своих личных делах, но, раз уж вам известно, что до Бенджамина Айгоу я добрался благодаря Лили Роуэн, стоит упомянуть, что я звонил Лили дважды: сообщить, что виделся с Айгоу и что расследование продолжается. Днем, когда с ребрышками было покончено, с почтой разобрались, я сходил в банк и обналичил чек, а Вулф удалился на дневное общение с орхидеями, я снова позвонил Лили, обрадовал ее тем, что меня пока не посадили, и прибавил, что смогу, наверное, провести с ней выходные, если она готова меня терпеть. – Думаю, часок я тебя как-нибудь выдержу, а там посмотрим, – ответила она. – В любом случае нам нужно увидеться. Я только что вернулась с ланча с Дорой Бассетт, и она опять о тебе спрашивала. Хотя сама призналась, что никогда не видела. Колись: ты что, обладаешь каким-то магнетизмом? Может, через приборы людей притягиваешь? – Чего нет, того нет. Прошу, больше не произноси слова «электроника» в моем присутствии. Да, и еще одна просьба. Что конкретно Дора хотела узнать? – Эй, уйми свой пыл! Ничего личного. Она спросила, встречались ли мы и удалось ли тебе установить, кто подложил бомбу в пальто Пьеру. Ну, по имени она его, конечно, не звала, это уже мое, а она сказала то ли «тому человеку», то ли «тому официанту». А у меня есть право звать его по имени. Как ты знаешь, для меня он был лучшим среди всех официантов. Запомнил с первого раза, что я предпочитаю класть вилку справа от тарелки. Отдаю Лили должное: она не стала меня пытать относительно подробностей расследования. Просто молодчина! Я бы купил пьедестал и водрузил Лили на него, будь у меня уверенность, что она устоит. Но она либо свалится, либо слезет сама, не сомневайтесь. В шесть вечера, когда Вулф спустился из оранжереи, в красном кожаном кресле опять кто-то сидел. На сей раз это был Сол Пензер, а Фред и Орри расположились в желтых креслах. Для разнообразия все мы потягивали мартини. Фреду вкус джина не нравится, однако он решил не выпадать из коллектива. Вулф не стал просить пива, и я счел это обстоятельство дурным знаком. Когда Вулф забывает о пиве, хватай пальто и галоши. Он сел и внимательно оглядел троих: – Ничего? Они закивали, а Сол сказал: – Никогда столь многим не удавалось сделать столь немногое[22]. Вы с Арчи хотя бы видели этих людей вживую. – И что с того? Ничего полезного мы не выяснили. Так, на выходных работать всегда непросто, поэтому не утруждайтесь. К тому же Арчи уедет… Возобновите работу в понедельник. Фред, на тебе по-прежнему мистер Вилар. Он нервничает. Постарайся узнать причину. Позвони Арчи утром в понедельник, в обычное время. Орри, скольких человек ты опросил? – Всех, кроме троих, которые отсутствовали. Один помощник официанта вроде бы видел кого-то постороннего в понедельник, но он работает в ресторане всего неделю и вообще не слишком умен. Вдобавок большинство уклонялось от прямого ответа. Они знали, что я пришел расспрашивать о Пьере, и не хотели, разумеется, чтобы их втягивали в расследование убийства. Не исключено, что вы бы из них что-то да вытрясли, но я не уверен. Если хотите, могу привести их сюда, по несколько человек зараз. Конечно, он понимал, что Вулф откажется. Ни Сол, кстати, ни Фред такого бы не предложили. Вулф проигнорировал это замечание. – Тогда займись мистером Айгоу, но свяжись с Арчи утром в понедельник. Сол, ты мог бы поговорить с мистером Джаддом лично? Как по-твоему, есть в этом резон? Сол покачал головой: – Вряд ли. Как по мне, и вам не стоит. Я хорошо его изучил, а вы видели лично, вместе с остальными. – Верно. Полагаю, Арчи рассказывал, что мистер Хан предложил мне сто тысяч долларов, и вот с ним я повидаюсь. Мистер Аккерман уже приходил, а мистер Уркхарт отбыл в Вашингтон. Помнится, в среду вечером ты предлагал заняться мисс Дюко? – Я сказал, что стоит попробовать. Что Арчи смахивает на мужского шовиниста, а я – нет. – Хорошо. Встреться с ней. Она скармливает сведения компьютеру в Нью-Йоркском университете. Думаешь, завтра, в субботу, она будет на работе? – Думаю, нет, но я проверю. И мне нужно расспросить Арчи насчет нее. – Сол повернулся ко мне. – Что посоветуешь? – Раз уж ты обозвал меня мужским шовинистом, то мой тебе совет – изнасилуй ее. Ножки у нее стройные. – Давайте я к ней подкачу, – вызвался Орри. – А Сол пусть Айгоу занимается. Айгоу башковитый, у него ученая степень есть. Мы все в удивлении уставились на Орри. Ну да, он пользуется успехом у женщин, это все знают, но никто не ожидал, что он осмелится предложить Вулфу – не мне, а Вулфу – перераспределить задания. Вулф покачал головой: – Сол первым попросил. Арчи успел сообщить, что двое, Аккерман и Вилар, угрожали обратиться к окружному прокурору? Мы считаем, что они блефуют, но если нет, то у нас возникнет серьезная проблема. Мистер Кремер тогда обратит самое пристальное внимание на этих шестерых мужчин и узнает, что я поручил вам навести о них справки. Вас будут допрашивать. Вам известно, как мы с Арчи стараемся вести себя с мистером Кремером и с окружным прокурором. Но наши усилия не окупятся, если вы поведете себя иначе. Ничего не рассказывайте. Молчите. Возможно, вас задержат как важных свидетелей, даже обвинят в препятствовании правосудию. Мистер Паркер, разумеется, обеспечит вам освобождение под залог. Не исключено, что позднее вас осудят как преступников, но я сделаю все, что в моим силах, чтобы этого не допустить. – Он поджал губы. – Предлагаю выбрать. Вы можете остаться и рискнуть, а можете незамедлительно покинуть мой дом. Сменить юрисдикцию и страну. Уехать в Канаду или в Мексику. За мой счет, естественно. Если решите уехать, не теряйте времени. Уезжайте сегодня же. – Я останусь, – подал голос Фред. – Есть у меня мыслишка насчет Вилара. – Наверное, мне не следует этого говорить, – произнес Сол, – но я все равно скажу. Вот уж не думал, сэр, что вы решите, будто мы можем сбежать. – Я так не думал, – возразил Вулф. Ох уж эти мне игры в благородство. Один, видите ли, не думал, второй усомнился, хотя прекрасно знал… Для кого этот спектакль? Глава 11 Признаю, что мне, как и всем вокруг, нравится думать, будто меня посещают озарения. Например, как-то раз я был в кабинете главы брокерской конторы на Уолл-стрит, куда пригласили четверых сотрудников, и, поговорив с ними пять минут, я счел, что понял, кто из них приторговывает информацией; а через две недели он сознался. Или вот: к нам как-то пришла женщина и попросила Вулфа узнать, кто украл ее браслеты с изумрудами и рубинами. Когда она ушла, я сказал, что она отдала драгоценности своему племяннику, но Вулф все-таки взялся за расследование – ему хотелось купить несколько новых экземпляров орхидей – и сильно о том пожалел впоследствии, когда пришлось судиться за гонорар. Кстати, отчасти именно поэтому он думает, что я способен оценить любую женщину буквально за десять минут. Но не стану утверждать, что в воскресенье утром меня посетило предвидение. Лично мне в голову не приходит, откуда и с какой стати оно взялось. Может, конечно, я съел что-то такое на завтрак, но это маловероятно, поскольку Фриц не подавал ничего необычного. В общем, у меня случилось что-то вроде прозрения или озарения. Когда я одевался и собирал вещи, готовясь к поездке в загородный дом Лили Роуэн в Уэстчестере, который она называет Поляной, то смотрел на себя в зеркало. Мне нравилось мое отражение. Я получаю удовольствие от бритья. Мои волосы выглядят хорошо, а молния работает безотказно. Быть может, меня воодушевляла мысль провести сорок восемь часов вдали от Вулфа – сами знаете, обстановку следует менять, – но еще я предвкушал свежий воздух и все прочее. Увы, на сей раз все как-то не заладилось. Электрическая бритва гудела слишком громко. Мои пальцы совершенно не слушались, когда я взялся за шнурки. Кончик галстука упорно не желал распрямляться. Продолжать можно долго, но, полагаю, вы уже поняли, к чему я клоню. Однако я все же справился – во всяком случае, спустился в прихожую. Я должен был подъехать в «хероне» к дому Лили в одиннадцать и ждать ее снаружи, а на часах было всего десять двадцать пять, так что спешить было некуда. Я поставил сумку в прихожей, заглянул на кухню сказать Фрицу о своем отъезде, затем зашел в кабинет удостовериться, что все в порядке. Когда я прикоснулся к ручке сейфа, зазвонил телефон. Надо было бы подождать, пока трубку снимет Фриц, но привычка есть привычка, и я не удержался: – Резиденция Ниро… – Хочу задать тебе всего один вопрос. – Это был Лон Коэн. – Если ответ – да или нет, то задавай. – Не выйдет. Когда и где ты в последний раз видел живой Люсиль Дюко? В кресло я рухнуть не мог, оно было развернуто в другую сторону. Пришлось зацепить ногой, подтянуть к себе и лишь потом присесть на краешек. – Не верю! Черт подери, не верю, хоть ты меня режь! – Ага, все так говорят. Небось, и глаза выпучил?.. – Хватит паясничать. Когда это случилось? – Сорок минут назад. Нам только что сообщили. Ее убили на Пятьдесят четвертой улице, в нескольких шагах от дома. Застрелили то ли в грудь, то ли в живот. Фриблинг там, Боб Адамс едет. Если… Я повесил трубку. Моя ладонь снова легла на нее, словно сама собой. Не вру. Палец дернулся набрать номер убойного отдела Южного Манхэттена. Естественно, я усмирил самовольный палец и уставился на трубку. Моя челюсть, поначалу как окаменевшая, потихоньку поползла вниз. Усилием воли я сомкнул губы и зажмурился. Затем снял трубку и набрал номер. После шести гудков мне ответили: – Слушаю? – Это я. Доброе утро, только оно не доброе. Я уже собирался уходить, когда позвонил Лон Коэн. Произошло новое убийство, меньше часа назад. Убили Люсиль Дюко, дочь Пьера. Я в растерянности. Честно, не знаю, как быть, и Вулф тоже. Надеюсь, у тебя выходные пройдут лучше. Мы обычно не говорим «мне жаль», сейчас я этих слов не произнесу и тебе не советую. Буду думать о тебе каждый час. Пожалуйста, думай обо мне. – Даже не спрашиваю, могу ли я чем-то помочь. Если бы могла, ты бы попросил. – Верно. В другой раз. Мы оборвали разговор. Я просидел три минуты, встал, вышел в прихожую и не спеша поднялся в оранжерею. В третий, если не в четвертый раз мне довелось миновать все три помещения – холодное, умеренное и жаркое – фактически вслепую. Будто в них не было ни единого цветка. Теодор сидел за маленьким столиком в горшечной и что-то записывал в блокнот, а Вулф стоял у длинного лотка, изучая нечто в большом горшке. Вероятно, это была орхидея, но в тот миг я не отличил бы орхидею от сорняка. Услышав мои шаги, он обернулся и нахмурился: – Мне казалось, ты должен был уехать. – Я собирался, но позвонил Лон Коэн. Люсиль Дюко застрелили около часа назад на улице, в нескольких шагах от дома. Больше он ничего не знает. – Не верю. – Именно так я ему и сказал. Пришлось повторить в уме всю таблицу умножения, прежде чем я успокоился. Простите, что нарушил ваше расписание.