Очень кстати их отвлекла орава ребятишек: держа в руках мороженое, дети неслись по широким каменным ступеням к набережной. — Чудно, как этим сорванцам удается избегать серьезных травм… в такой сутолоке. — Покачав головой, Джон отвернулся и пошел дальше. Дэнни задержался на мгновение, провожая детей взглядом. — Словно во время рождественской распродажи в Co-op![9] — рассмеялся он. — Толпы взбудораженных женщин, готовых вытрясти друг из друга душу и дерущихся за удачную покупку, словно кошки с собаками. Просто бедлам, вот что я тебе скажу! Джон рассмеялся: — Правда? А тебе-то почем знать? Или ты и сам бывал в тех очередях? Он взял приятеля за плечо и подтолкнул его вперед. — Довольно прохлаждаться! Займи свои мысли чем-нибудь полезным. Давай же, пока начальство не увидело, что мы бездельничаем. С этими словами Джон быстро зашагал дальше. Дэнни приноровился к темпу коллеги, стараясь идти в ногу с ним. Здоровяк молчал, а Дэнни продолжал болтать: — Мы с тобой отменно провели пару лет, да? Жили сегодняшним днем, кутили до рассвета, просаживая на скачках последние штаны! Наслаждались жизнью, несмотря ни на что и не думая о последствиях. Теперь, когда годы их уже не щадили, воспоминания о былых похождениях одолевали друзей с особой силой. И каждый вспоминал лишь лучшее, несмотря на пережитые горести и невзгоды. Джон дружески ткнул товарища локтем: — Но мы с тобой прекрасные игроки — были и есть. Разумеется, когда остаются силы после тяжелой работы. Дэнни всегда удавалось вызвать улыбку на лице Джона. В его глазах вновь запрыгали шальные огоньки при мыслях о старом добром прошлом. Отличавшийся прагматичностью, Джон был из числа тех людей, что всегда говорят прямо. В целом довольно прилежный, он любил работать и зарабатывать, а также все то, что могли дать ему деньги. Теперь, в шестьдесят лет, Джон был благодарен судьбе за то, что сохранил здоровье и работоспособность, но очень сожалел о том, что время пролетело так быстро. Большой Джон все еще умел мечтать, но теперь делал это с тяжелым сердцем. Он оставался таким же красавцем-здоровяком, как и в лучшие годы, а земля под его ногами все так же дрожала, когда он ступал по ней своими тяжелыми ботинками. Дэнни Маги и Джон Фергюсон дружили и работали вместе так долго, что никто из них уже и не помнил, как давно все это началось. Сейчас они были скорее братьями, нежели коллегами. Каждый из них заработал уважение товарища, пройдя проверку временем. Они редко спорили, но если уж спорили — обычно это случалось из-за работы или женщин, — то споры их были ожесточенными; впрочем, разногласия столь же быстро забывались. В каком-то смысле их союз был нетипичным: у каждого из них было свое мнение по многим вопросам, отличающееся от мнения приятеля. Однако их объединяли общие интересы и увлечения — и, прежде всего, страсть к футболу. Джордж Бест[10] был для них героем, а Стэнли Мэтьюз[11] — богом. Сейчас друзья чаще всего проводили досуг шумно и весело, рассказывая забавные истории о своем прошлом за кружкой пива или партией в бильярд либо же заглядываясь на хорошеньких женщин. Малыш Дэнни (с годами он стал еще меньше, а волосы его поредели) обернулся к товарищу и ответил все с тем же мелодичным ирландским акцентом: — Джон, дружище, поторопись! Ты же помнишь, мы хотели улизнуть сегодня пораньше, а у нас еще осталась кое-какая работенка. — Думаешь, я забыл об этом? — Большой Джон сплюнул на землю. — Не нужно мне напоминать. И я знаю, что мы должны быть благодарны за то, что у нас есть работа. Я все понимаю. — Ладно. И не забывай: у Блэкпула в летнюю пору есть свои бонусы, — мягко произнес Дэнни. Он широко улыбнулся, устремив взгляд через ограждение вниз на пляж. — Эй! — крикнул он возбужденно, указывая на что-то. — Глянь-ка на красотку внизу. Вон ту, на розовом полотенце у стены. — И Дэнни продолжил: — Просто безобразие, что мы с тобой не сидим там, на пляже, расслабляясь и болтая с этими куколками. Джон бросил взгляд на блондинку и задорно подмигнул приятелю: — Не забывай, что мы слегка староваты для охоты на юных красоток. У нас еще был бы шанс, имей мы кучу денег. Но, увы, ни ты, ни я не преуспели на этом поприще. — Твоя правда, и это грустно. — Дэнни вздохнул. — А хуже всего то, что работать нам предстоит до скончания века. В его голосе звучало неподдельное сожаление, а в голове роились воспоминания о женщинах, встретившихся ему на жизненном пути, особенной об одной. Настроение у Дэнни испортилось. Он быстрым шагом направился дальше, крикнув Джону через плечо: — Шевелись! И не думай, что я не вижу, как ты бросаешь взгляды на полураздетых девиц. Мы договорились, что нам обоим нужна эта работа, — хотя бы еще на пару лет. Так что придется проявить смирение. Джон принялся подтрунивать над другом, пытаясь вновь поднять ему настроение: — А ты, Малыш Дэнни, тоже не глазей по сторонам. Забудь о красотках — ведь они даже не смотрят на тебя, а? Джон издал легкий смешок. — Каждая из них с удовольствием провела бы ночь с таким красавцем, как я. А вот насчет тебя у меня большие сомнения: не думаю, что кто-нибудь из них обратил бы внимание на такого помятого доходягу. Дэнни ответил приятелю в том же духе: — Позволь тебе заметить, что этот старый пес полон жизненных сил. Мне еще рано на живодерню. Джон лукаво подмигнул ему: — Мне тоже. И, скажу тебе, в моей пороховнице еще осталось много отличного пороха. Хохоча, словно два озорных школьника, они принялись вспоминать греховные похождения растраченной молодости, когда их мужская сила и страсть к женщинам были неисчерпаемы. Приятели жили на полную, а красотки слетались к ним, как мухи на мед. Внезапно здоровяк нарушил идиллию тяжелым вздохом: — Да, Малыш Дэнни, у нас и правда были отличные деньки. Как бы мне хотелось оставаться таким же молодым и полным сил! Дэнни ответил с сожалением: — Ты имеешь в виду те времена, когда на голове у нас было больше волос, всю грудь украшали пикантные татуировки, а с каждого боку было по женщине? — Он вздохнул, вспоминая. — Теперь красотки в прошлом, а татуировки «поплыли». И, понизив голос, он добавил серьезным тоном: — Как и все остальное — если ты понимаешь, о чем я. — Да, еще как понимаю. Джон погрузился в молчание. — Я действительно беспокоюсь о будущем, — признался он в конце концов. — И как мы могли быть такими идиотами? Нам нужно было думать о старости. Мы вели слишком беззаботную жизнь, вот что! — Нам остается винить в этом только себя. Мы никогда много не «зашибали», и все, что удавалось заработать, тут же спускали. Впрочем, что сделано, то сделано, нельзя повернуть время вспять. Какой смысл роптать? Напротив, следует благодарить небеса за то, что у нас была возможность наслаждаться жизнью, да и здоровье нас до сих пор не подводит. Думай о хорошем: у нас нормальная работа и регулярный заработок. И пусть поздновато, но мы все-таки начали задумываться о будущем. — Не каждому рабочему везет так же, как нам. Взять хотя бы беднягу Лена Уотермана. Он на год или два младше нас, но так измучен артритом, что едва жив. Судьба может быть очень жестокой! Не упади он с крыши, до сих пор мог бы работать с нами. Но, похоже, с годами ему только хуже. — Однако, клянусь Богом, годы проносятся мимо! Даже когда нам с тобой было по сорок, у нас уже было достаточно знаний, чтобы начать собственное дело. Нам следовало брать быка за рога, — тихо сказал Джон. — Ты прав, Малыш Дэнни. Нужно сосредоточиться на том, чего мы достигли, а не плакать над тем, что потеряли. Кто знает, быть может, еще не поздно начать собственное дело? Мы сможем достичь успеха — если это то, что нам нужно. После обсуждения всего того, что тяжким грузом лежало на душе, оба почувствовали прилив сил. Теперь, продолжая свой путь по набережной, приятели шагали бодро, решительно расправив плечи; они были полны энтузиазма и готовы приступить к ежедневным обязанностям. Достав из кармана старый испачканный носовой платок, Джон громко высморкался. — Черт, похоже, я подхватил простуду. Все еще держа платок у носа, он невнятно произнес: — Глянь-ка! Видишь старую изможденную женщину на дороге? Бедняге, должно быть, тяжело тащить на себе этот огромный мешок… уверен, доверху наполненный детским барахлом, навязанным ей семьей. Незавидное у нее положение! Дэнни посмотрел на женщину. — Бедняга. Мне ужасно хочется ей помочь. Она выглядит утомленной. Джон вытащил из кармана комбинезона клочок бумаги, на котором был набросан список заданий на неделю, — некоторые из них уже были вычеркнуты. — Да ладно, дружище! Лучше пойдем дальше. У нас нет времени на спасение страждущих, да и, уверен, семья уже вышла этой женщине навстречу. И готов поспорить, что в складках этого мешка притаилась бутылка виски. Хитрая лиса! Джон громко рассмеялся, а затем помахал списком у Дэнни перед носом. — Думаю, ты захочешь начать с нее, — показал он в сторону Голубой скамейки. — Тебе не кажется, что малышка выглядит слегка потрепанной? Джон хотел идти дальше, размахивая списком и говоря о том, что собирается заняться остальными делами, а скамейку оставляет в полное распоряжение Дэнни. Его приятель остановился, чтобы полюбоваться старой знакомой. — Она словно давний друг, — сказал он еле слышно. — Если ее не станет, это место изменится. И ты прав: скамейка действительно выглядит потрепанной. Но ее нельзя за это винить, ведь ей приходится стоять в строю сутки напролет, год за годом. Дэнни громко засмеялся: — В чем-то она такая же, как мы, а? Стоит всем невзгодам назло. И мы, подобно ей, научились быть сильными несмотря ни на что. Я бы хотел узнать ее историю. Дэнни посмотрел на Голубую скамейку, и улыбка замерла на его губах, а душа, казалось, перевернулась. Этого не может быть… Конечно же, нет! На скамейке сидела прекрасная Мэри Фостер — одна. Глава третья