А он знает, что я не посмею бежать. Не посмею перечить. Мне хватило двух прошлых раз. Первый, через месяц после свадьбы, тогда они отловили меня в Москве и притащили обратно. Я месяц сидела в доме без права выйти на улицы. Второй, уже после рождения Марка. Ему только-только два года исполнилось. Я почти полгода выстраивала доверительные отношения с начальником СБ мужа, скопила денег и почти доехала до границы, но нас выловили. Тогда-то в первый раз и мелькнул жирный намек, что, если я еще хоть раз устрою что-то подобное, сына не увижу. – Развода не будет. Мы уже не раз это обсуждали. – Я больше не хочу жить с тобой под одной крышей. У меня, может быть, тоже есть мужчина. Князев обжигает меня взглядом, но очень быстро берет себя в руки. Его хладнокровию стоит позавидовать. – Так вот и встречайся с ним на нейтральной территории. Так, чтобы никто не знал! Глава 3 – Мама, можно я сегодня не пойду в садик? – Марк влетает в кухню ураганом и обнимает мои ноги. – Нельзя, – Князев подхватывает сына на руки, – пошли собираться. Я тебя сам отвезу. Мама себя плохо чувствует. – У нее пальчик болит? – Пальчик, ага, – Миша подбрасывает Марка в воздух, ловит, а тот визжит, оглушая всех в радиусе пяти километров. – Я его одену, – вытягиваю руки, чтобы забрать ребенка, но муж поворачивается ко мне спиной. – Я сам. Не напрягайся. Провожаю их взглядом и присаживаюсь на стул. Я опустошена. Раздавлена свалившейся правдой. Я и раньше знала, но отгораживала нас с сыном от происходящего. Пряталась от реальности. Искала ту самую лазейку, а когда нашла, не желала и носа из нее показывать. Да, будет глупо прикидываться полностью несчастной. Все эти семь лет я отлично жила, если не брать в расчет наш брак. У меня есть любимая работа, прекрасный сын, друзья, хобби. Я много путешествую, коллекционирую картины… У многих нет даже малой части того, что есть у меня. Многие даже не поймут этих душевных терзаний, что меня сейчас посетили, просто потому, что у каждого свои проблемы. У большинства более приземлённые. Но разве мне от этого легче? Я так сильно ненавидела этого человека, что в один прекрасный момент, начала принимать это чувство за какую-то симпатию. Мазохистскую. Именно так моя психика защищалась все эти годы. Разыгрывала в голове спектакль, что муж-то не так плох. И живу-то я в принципе тоже нормально. Не хуже других, где-то даже лучше. Зачем нагнетать? Выдыхаю и поднимаюсь в спальню. Принимаю душ, переодеваюсь и еду на работу. Как только Марк пошел в садик, я сразу вернулась на канал. Наш местный, где я веду новости. Еще до свадьбы закончила журфак. Долго работала в местной редакции, а потом перешла на телик. Пока сажусь на грим, смотрю видео, что воспитатель Марка скинула в общий чат. Умиляюсь, как мой ребенок читает стихи, и делаю глоток кофе. – Даш, может, волосы наверх уберем сегодня? – Давай лучше просто хвост. – Окей. Как только Рита заканчивает приводить мои волосы в порядок, открываю шкаф и выбираю, в чем буду сидеть в эфире. Все эфирные вещи хранятся в рабочем гардеробе по секциям. На одной половине шкафа, в его нижней части, мои, сверху – Катины, в соседней половине – наших мужчин-ведущих. Переодеваюсь. До эфира чуть больше часа. Все это время читаю новости, чужие в прессе, и свои, которые сформировала и выписала на основе дневной сводки. В студию попадаю за десять минут до выхода в эфире. Поправляю волосы, раскладываю папку с листами перед собой и делаю быстрое упражнение на дикцию. Зажимаю ручку между зубов и читаю пару абзацев сводки с листа. Как только начинается включение, фокусирую взгляд на телесуфлере. Сегодня у меня обеденный эфир, поэтому за Марком заезжаю около пяти. Забираю ребенка из сада и везу на занятие по плаванию, на котором и сама присутствую. Подбадриваю его нырки под воду. Домой приползаем около семи. Ужинаем, играем, делаем пару упражнений на дикцию. Марк просто в восторге, тараторит без умолку. Смеется. Я тоже. Когда слышу шум подъехавшей к дому машины, переглядываюсь с сыном. Марк вскакивает на ноги и с визгом бежит вниз, не переставая выкрикивать: «Папа приехал!» Собираю разбросанные игрушки, раскладываю все по корзинам и, погасив в детской свет, спускаюсь на первый этаж. Миша стягивает галстук и бросает его на диван в гостиной. Закатывает рукава рубашки и садится на пол, где Марк уже расставил машинки. Игрушки у нас валяются по всему дому, нет смысла ставить корзинки только в одной комнате, он все равно их растащит и разложит в каждой. В половине девятого помогаю сыну надеть пижаму и укладываю его спать. Сама еще минут сорок лежу с ним рядом, прислушиваюсь к тихому сопению. Интересно, что ему снится? К себе иду вымотанная. Натягиваю сорочку и забираюсь под одеяло. Беру с тумбочки книгу и открываю страницы, между которых вложена закладка. Слышу отчетливые шаги за дверью и очень удивляюсь, когда она открывается. – Поговорим? – Миша появляется в моей спальне впервые за… Я даже не знаю, за сколько лет. Проходит вглубь комнаты. – Давай, – перебираюсь на край кровати. – Я все обдумал сегодня, – Миша выдергивает стул из-под моего столика для макияжа. Садится. – Если тебе нужен развод, можешь подавать заявление. Но сын останется со мной. Тут же покрываюсь холодным потом. Начинает знобить лишь от одной мысли, что он отберет у меня ребенка. – Ни за что. Марк будет со мной. – Ты же прекрасно понимаешь, что суд в этом городе ни при каких обстоятельствах не оставит тебе ребенка, Дашка. Ты это знаешь и все равно просишь… Не выйдет по-хорошему, снова решишь сбежать? Через сколько тебя нашли в прошлый раз? Кажется, девять часов, – Миша пожимает плечами. – Я никогда не принуждал тебя меня любить или как-то хорошо относиться, мне хватает твоей ненависти, поверь. Но сына я не отдам. Можешь съехать, пожить одна. Подумать. Решить. Будешь приходить к Марку в гости. – Ты меня шантажируешь? Открыто упиваешься своим превосходством в этом вопросе, да? Просто играешь чувствами нашего ребенка. – Нет. Я просто решаю вопрос и, когда этого требуют обстоятельства, делаю это жестко. – Ты врал мне, когда говорил, что если у нас будет ребенок, то мы сможем развестись, – резко поднимаюсь на ноги. – Врал о том, что он будет связью между семьями и бизнес не пострадает. Врал, когда делал вид, что тебе так же противна эта свадьба. Ты врал, а сам наслаждался моей болью. Упивался ею, прекрасно зная, какой человек мой отец на самом деле. Он же совсем не добрый самаритянин, каким его все вокруг считают. Если бы я тогда отказалась от свадьбы, он бы убил Влада, а меня упрятал в психушку. Ты это знал и не отказался от свадьбы. Наоборот, потакал ему, ради денег. Ради своей выгоды. Тебе было плевать, что я тоже живой человек. Тебе все эти семь лет было на это плевать. Сколько я еще буду так жить? Играть в эту дурацкую семью? Я хочу любить. Хочу, чтобы меня любили и уважали. Я не подписывалась на ваши договоры. Вы насильно вынудили меня со всем согласиться, Миша. – Влад… Князев закатывает глаза, чуть покачивая головой. Из всего моего монолога он услышал только имя. Имя человека, которому я испортила жизнь. Он всегда для Миши был какой-то красной тряпкой. – Твоя измена… – Измена? – муж выдыхает. – По-моему, ты преувеличиваешь. – Ты обещал, что это не будет меня касаться. – Ты не позвонила. – Да какая разница? Ты спишь с ней у себя в офисе, и все об этом знают. За спиной на меня пальцем показывают. – А тебе есть до этого дело? – Мне не нравится выглядеть дурой, – хмурюсь. – Мне не нравится, что вскоре об этом узнает и наш ребенок. Ты хотя бы задумываешь о том, что он растет, Миш? Что ты ему скажешь, когда он станет подростком и узнает о том, какая у нас семья? Что? Прости сын, я не люблю твою мать и держу ее в заложниках все эти годы? Так? —усаживаюсь обратно на кровать. Грудь покачивается в вырезе сорочки, и я отчетливо вижу, что Миша фокусирует на этом свой взгляд. Сглатывает. Тут же прикрываюсь руками. – Слушай, – Князев трет лицо ладонями, – когда все пошло не так, а?