— Да ладно, сама разберусь. — А мама одна в пустой квартире лежать будет, пока ты разбираешься со своим тюленем? Так, выходит? Да как ты могла ее совсем одну бросить! — Да не одну, Юлик. Не одну. Я ж говорю — давай позже перезвоню и все расскажу во всех подробностях, а сейчас мне в аптеку бежать надо! — Нет уж, говори сейчас! Что значит — не одну? Что за подробности? С кем она? — Там у нее гости… — Какие гости? — Марк приехал, Юлик. — Не понял?.. Кто приехал?! — Марк. Вместе с женой и дочкой. Вчера вечером. Будут операцию дочке делать в нашем кардиологическом центре. Они остались с мамой, а я ушла. Ты слышишь меня, нет? — Да, слышу. Только я все равно не понял. — Юлик, очнись! Я говорю, Марк приехал! Ты что, забыл, кто такой Марк? Может, тебе напомнить? — Нет, не надо. Но… Этого не может быть… Откуда?! — От верблюда. Ой, все, мне бежать надо! Потом, Юлик, потом! Я тебе перезвоню. А лучше сам туда поезжай, поздоровайся. Он же наш брат… Или позвони хотя бы… Он сам прекратил разговор, положил телефон на подоконник и отдернул руку, будто ожегся. И застыл, глядя в окно. Попробовал сглотнуть холодный ком, застрявший в горле, — не получилось. Внутри было тоже холодно, и было смятение, похожее на страх. И в голову ничего не приходило, кроме дурацкой мысли: надо бежать. Куда бежать? От кого бежать? От Марика? Но он же не ломится к нему в дверь с проклятиями, он же не призрак. — Юлик, с тобой все в порядке? Он вздрогнул, оглянулся. Ольга стояла в дверях, глядела на него с тревогой. Он и сам не понял, отчего вдруг разозлился, но вложил в голос все, что минуту назад пережил — страх, стыд, испуг, желание бежать сломя голову. — А что со мной может быть не в порядке, интересно? И что за манера так тихо подкрадываться? — рявкнул он. — Да я не подкрадывалась… Я нормально вошла, ты у окна стоишь… А спина такая несчастная, будто тебя по ней хлыстом ударили. — Никто меня не ударил! Спина как спина. Нечего придумывать. — Ну что ты злишься, Юлик? — Я не злюсь. — Нет, именно злишься. Я же слышу. И не просто злишься, ты истеришь, как баба. Говори, что случилось. — Да ничего не случилось… Ну что ты ко мне привязалась? — Тебе кто-то позвонил, да? Жанна, наверное? Жаловалась, как мама ее достала? Ничего, ничего. Ты ей скажи, что это пока цветочки, а все ягодки впереди. Уж я-то знаю, что говорю. Дальше еще хуже будет, когда характер у Елены Максимовны совсем испортится, поверь моему горькому опыту! — Жанна не звонила, Оль. Это я ей звонил, но она не жаловалась. Наоборот… — Что значит — наоборот? Жанна счастлива исполнением дочернего долга? В голосе Ольги явно слышался сарказм, но сарказм не злой, а скорее грустный. — Жанна у мамы не ночевала. Потому что… Потому что там… — Да что, что там случилось? Говори, наконец! Я уже начинаю пугаться! — Там Марк приехал. — Какой еще Марк? Он взял телефон в ладонь, протянул его Ольге, будто телефон мог служить доказательством его слов: — Жанна сейчас мне сказала, когда я звонил… Марк приехал, это наш брат. Он мамин племянник. Он когда-то жил у нас. — Ну приехал и приехал, и ладно. Чего так психовать, Юлик? — Да ты не понимаешь! Потому что ты не знаешь ничего! Ты просто не знаешь, кто такой Марк! — Ну да, не знаю. Не помню, чтобы ты мне о нем рассказывал. Или рассказывал, а я забыла? — Нет… Я никогда тебе… — Да что с тобой Юлик? Ты почему так побледнел? Ты боишься этого Марка, да? Кто он такой? — Никого я не боюсь! С чего ты взяла! — Да я уж вижу… Давно с тобой живу и знаю все твои трещинки. Помнишь, песня такая была? Вижу, как тебя сплющило, меня не обманешь. Давай колись, кто такой этот Марк и почему ты его боишься? — Я не боюсь, сказал же! Садись лучше, завтракай! — Ой, нет… На завтрак времени не осталось, на работу опаздываю. И на разгадывание семейных тайн тоже времени нет. — Я что, зря вставал? Зря старался? — А я тебя просила? — Ты почему мне хамишь, Оль? — Я хамлю? — Да, ты! — Ой, какие мы нежные, посмотрите! Такой героический поступок не оценили, надо же! Ты, бедный, в такую рань поднялся, хотя мог бы валяться до обеда! Ах, какая подлость с моей стороны! — Я не говорил про подлость. Я говорил про хамство. — Ну да… Я, значит, хамка, а ты принц голубых кровей. Может, потому я на работу каждый день хожу, а ты всего три раза в неделю? Может, поменяемся, а? — Да что ты опять начинаешь?.. — Я начинаю? Может, это ты начинаешь? Лучше бы работу нормальную искал, чем завтраки по утрам готовить! Не стыдно тебе на моей шее сидеть, а? Не стыдно? Они стояли, смотрели друг на друга в едином злобном прищуре. На щеках у Ольги выступили красные пятна, лицо Юлика оставалось болезненно-бледным, слегка окропленным холодной испариной. В эту короткую паузу, как по заказу, ворвался еще и визгливый тещин голос, прошил молнией и без того напряженное пространство: — Оля, кто пришел? С кем ты разговариваешь, Оля? Никого не приглашай, я не одета! — Никто не пришел, мама, успокойся, пожалуйста! — крикнула Ольга так же визгливо, чуть повернув голову. — Но я же слышу, я не глухая! Ты с кем-то разговариваешь! Подойди ко мне и скажи, кто пришел! — Мама, я на работу опаздываю! Никто не пришел, не беспокойся! Ешь кашу, остынет! Мама замолчала, а Ольга проговорила тихо, глядя на Юлиана с ненавистью: — Как же мне все это надоело. Почему я все время что-то должна, должна… Бегаю, кручусь с утра до вечера, как белка в колесе… Надоело! — Я тоже тебе надоел, да? — И ты надоел, да. — Может, мне уйти? — А давай… Давай, убирайся к своей матушке! Живи там, целуйся с ней! А меня в покое оставь! Все, все меня оставьте в покое! Я устала, покоя хочу! Не могу больше. Устала, сил моих нет! — Но я и в самом деле уйду, Оля! — Ой, да ладно, не пугай… И без тебя тошно… Он глубоко вдохнул и с такой же силой выдохнул. Потом решительно шагнул в комнату, начал суетливо напяливать на себя брюки с рубашкой, ринулся к платяному шкафу, чтобы найти чистые носки. Не нашел, пришлось надеть вчерашние, пыхтя от обиды и злости. Рванул в прихожую, сдернул с вешалки куртку, сунул ноги в ботинки. Хлопнул дверью и, не дожидаясь лифта, побежал вниз по лестнице, на ходу просовывая руки в рукава куртки. Уже выходя из подъезда, охлопал себя по карманам — телефон забыл… Но телефон оказался в кармане рубашки — сунул его туда в горячке, когда одевался. Ну да, из кухни же с телефоном выскочил. А деньги? Кажется, в кармане куртки была какая-то мелочь… Хотя бы на автобусный билет. Не возвращаться же, в самом деле! Утро было холодным и сырым, и сразу начала мерзнуть голова. Кепку забыл взять. Хорошая кепка, кожаная, Ольга покупала на свой вкус. Она любит классику в одежде, чтобы ничего легкомысленного, никаких джинсовых курточек и вязаных спортивных шапок, и всегда следит за тем, чтобы он выглядел серьезно. Чтобы на вид был не мальчиком, но мужем. Как однажды обмолвилась — чтобы не стыдно было по улице рядом идти. Она обмолвилась, а он запомнил. И обиделся. Но виду не показал, потому что нечем обосновать обиду, и даже сформулировать ее четко не получается, никак при этом себя не поранив. Наверное, так и есть, и нет у него другого предназначения, только такое — быть мужем Ольги, чтобы она всегда могла заявить о своей женской состоятельности. Предъявить мужа — вот, мол, мой муж, в приличных штанах и ботинках, в дорогой куртке и кожаной кепке. Не абы какой мужик…