— Намного лучше, мадам, если говорить о красоте пейзажа. Она вздохнула. Узнать бы почему! Я сказала: — Как ни прекрасен лик природы, он не возместит потери друзей, дорогих нашему сердцу. Она покачала головой, словно признавая истину моих слов. Мое любопытство было так сильно, что я готова была удовлетворить его любой ценой. — Значит, вы жалеете, что покинули Суффолк, мисс Гренвилл? — В самом деле, жалею. — Должно быть, вы там родились? — Да, мадам, и провела много счастливых лет… — Это большое утешение! — сказала я. — Надеюсь, мадам, среди них не было ни одного несчастного года. — Совершенное счастье недоступно смертным, и никто не вправе ожидать, что будет счастлив постоянно. Конечно, и горести тоже выпали мне на долю… — Какие же, мадам? — спросила я, горя нетерпением узнать все. — Надеюсь, ни в одной из них я не была повинна! — Разумеется, нет, мадам! Все беды, какие вам пришлось испытать, несомненно, проистекали из жестокости родных или заблуждения друзей. Она вздохнула. — Вы, кажется, несчастливы, дорогая мисс Гренвилл. Быть может, в моей власти смягчить ваши страдания? — В вашей власти, мадам? — отвечала она с величайшим удивлением. — Сделать меня счастливой ни в чьей власти. Она произнесла эти слова так торжественно и скорбно, что я не сразу набралась духу продолжить, однако же через минуту пришла в себя и сказала, глядя на нее со всей возможной приязнью: — Дорогая мисс Гренвилл! Мне кажется, вы очень молоды и, вероятно, нуждаетесь в совете той, кому искреннее расположение к вам и вместе с тем превосходство в летах и жизненном опыте дают, быть может, право такой совет предложить. Я говорю о себе. Примите же от меня доверие и дружбу, а я только прошу ответить мне тем же. — Вы чрезвычайно любезны, мадам, — промолвила она, — и ваше внимание для меня весьма лестно. Однако же в моем положении нет никаких неясностей или сомнений, которые могли бы требовать совета. Если такого рода трудности вдруг возникнут, — продолжила она с чарующей улыбкой, — я буду знать, к кому обратиться. Я ответила поклоном, хоть и была глубоко унижена этой отповедью. Впрочем, я не отказалась от своей цели. Убедившись, что проявления нежной дружбы не приносят никакой пользы, я решилась возобновить свои расспросы: — Вы намерены долго пробыть в этой части Англии, мисс Гренвилл? — Да, мадам, довольно долго. — Как же мистер и миссис Гренвилл перенесут разлуку? — Их уже нет в живых, мадам. Такого ответа я не ожидала и принуждена была умолкнуть. Никогда в жизни мне не было так неловко… Письмо 5 Пылко влюбленная молодая леди — подруге С каждым днем дядюшка становится все скупее, тетушка — все придирчивее, а сама я все сильнее влюбляюсь. Что же будет с нами к концу года? Сегодня утром я имела счастие получить следующее письмо от моего дорогого Масгроува: «Секвилл-стрит, 7 января Сегодня исполнился месяц с тех пор, как я впервые повстречал любезную мою Генриетту, и этот священный день я должен провести подобающим образом — за составлением письма к ней. Никогда не забуду я тот миг, когда ее прелести явились моему взору! Время, как вам хорошо известно, не сотрет воспоминание о нем! Дело было у леди Скудамор. Счастливица, она живет на расстоянии не более мили от божественной Генриетты! Когда пленительное создание вошло в комнату, о! Что я почувствовал тогда! Вид твой был подобен чуду. Я вздрогнул… Я созерцал ее с восторгом… Она казалась с каждым мгновением обворожительней, и злополучный Маcгроув не успел оглянуться, как стал пленником твоих чар. Да, мадам, я имею счастье обожать вас, и это несчастие мне дороже всех сокровищ. „Как? — вопросил он самого себя. — Маcгроуву позволено умереть ради Генриетты?“ Завидная судьба! Пусть же он зачахнет от тоски по той, кем восхищается весь свет, кому поклоняются полковники и за кого поднимают бокал баронеты! Обожаемая Генриетта, как ты прекрасна! Объявляю всем: ты божественна! Ты не простая смертная, ты ангел! Ты сама Венера! Коротко говоря, мадам, девушки красивее вас я не видел в жизни. Красота ее запечатлелась в очах Маcгроува, ибо ему позволено любить ее, и мне позволено надеяться. Ах, прекрасная Генриетта! Небо свидетель, с какой пылкой надеждой жду я смерти твоего злодейского дядюшки и его необузданной жены! Чудный мой ангел и слышать не желает о том, чтобы стать моею, пока их кончина не обеспечит ее доходом свыше того, какой приносит мое имение. Меж тем имение можно еще улучшить! Жестокая Генриетта упорствует в своем решении. Я же пока остановился у сестры, где и намерен пробыть до тех пор, когда смогу переехать в собственный дом мой, весьма изрядный, хоть он и нуждается в ремонте. Очаровательная царица моего сердца, прощай! Сердца, что дрожит и трепещет, подписываясь так: Твой самый пламенный воздыхатель и преданный покорный слуга Т. Маcгроув». О, Матильда, это образец любовного письма! Читала ль ты подобный шедевр эпистолярного жанра? Столько ума, столько чувства, такая чистота помыслов, такая легкость и вместе с тем такая неподдельная любовь на одном листке бумаги! Я отвечу за тебя — нет, никогда, ибо не каждой девушке на жизненном пути попадается свой Маcгроув. Ах! Как я тоскую в разлуке! Завтра хочу отправить следующий ответ: «Дорогой Маcгроув! Слова не в силах выразить, как счастлива я была получить ваше письмо! Я думала, что расплачусь от радости, потому что я люблю вас больше всех на свете. По-моему, вы самый приятный и самый красивый молодой человек в Англии, и, конечно, так оно и есть. Я никогда в жизни не читала такого чудесного письма. Прошу вас, напишите мне еще, чтобы в каждой строчке говорилось о том, как вы меня любите! Мне до смерти хочется вас увидеть. Как же нам видеться? Ведь мы так влюблены, что не можем жить вдали друг от друга. Ах! Милый Маcгроув, вы и вообразить не можете, с каким нетерпением я жду, когда умрут дядюшка и тетушка… Если этого не случится в самом скором времени, я, наверное, с ума сойду, потому что я с каждым днем люблю вас все больше. Счастливица ваша сестра! Она может постоянно наслаждаться вашим обществом, и как, должно быть, счастливы все в Лондоне оттого, что вы там живете! Надеюсь, вы будете так добры и скоро вновь напишете, ведь я никогда еще не читала таких милых писем, как ваши, дорогой Маcгроув! Остаюсь искренне преданная вам навеки Генриетта Холтон». Надеюсь, ему понравится мой ответ. Я старалась, как только могла, хотя с его письмом, конечно, никакого сравнения. В самом деле, я много слышала о том, что он прелестно пишет любовные письма. Как ты знаешь, мы с ним познакомились у леди Скудамор. Позже ее светлость спросила меня, как мне понравился ее кузен Маcгроув. — Право слово, по-моему, он очень красивый молодой человек. — Я рада, что вы так думаете, — отвечала она, — потому что он от вас без ума. — Боже, леди Скудамор! — сказала я. — Как вы можете говорить такую нелепицу? — Нет-нет, это чистая правда, — сказала она. — Уверяю вас: он влюбился, как только вас увидел. — Если бы это была правда! — сказала я. — Иначе за его любовь я не дала бы и фартинга! Какой смысл влюбляться, если не с первого взгляда? — Что ж, я вас поздравляю с победой, — отвечала леди Скудамор. — Вы совершенно покорили его сердце, и это не пустяк, ведь мой кузен — очаровательный молодой человек, он повидал свет и пишет самые чудесные любовные письма. Ее слова меня очень обрадовали, и я была необычайно довольна своей победой, однако же сочла, что мне подобает немного поломаться. — Все это очень мило, леди Скудамор, но вы же знаете: мы, богатые наследницы, не должны очертя голову связывать себя с людьми, у которых вовсе нет никакого состояния. — Дорогая мисс Холтон! — сказала она. — Я в этом убеждена не меньше вашего и уверяю вас: я была бы последней, кто вздумал бы толкнуть вас к браку с человеком, не имеющим средств. Мистер Маcгроув далеко не беден! Его поместье приносит несколько сотен фунтов в год, да к тому же его еще можно улучшить, и дом весьма изрядный, хоть и нуждается в небольшом ремонте. — Если так, — отвечала я, — мне больше нечего сказать против мистера Маcгроува. Если он, как вы говорите, человек светский и умеет писать любовные письма, я не вижу ничего дурного в том, что он мною восхищается. А замуж за него, может, все-таки не выйду! — Конечно, вы не обязаны выходить за него замуж, — промолвила ее светлость. — Разве только сама любовь прикажет, ведь, если я не ошибаюсь, вы уже питаете к нему нежное чувство, сами не ведая о том. — Божечки, леди Скудамор! — возразила я, краснея. — Как вы могли такое подумать? — Потому что каждый ваш взгляд, каждое слово свидетельствует об этом, — сказала она. — Послушайте, милая Генриетта, считайте меня своим другом и будьте со мной откровенны! Разве вы не предпочитаете мистера Маcгроува всем прочим своим знакомым? — Прошу вас, не задавайте мне такие вопросы, леди Скудамор! — отвечала я, отвернувшись. — Мне не пристало на них отвечать. — Нет-нет, душечка! — возразила она. — Вы только подтверждаете мои подозрения! Отчего же вы стыдитесь признаться в любви к такому превосходному молодому человеку? Почему отказываетесь довериться мне? — Я не стыжусь признаться, — сказала я, собравшись с духом. — Я не отказываюсь довериться вам и могу сказать, не краснея, что я и правда люблю вашего кузена, мистера Маcгроува. Любить такого красивого мужчину совсем не зазорно! Вот если бы он был урод уродом, у меня были бы все основания стыдиться низкой страсти к недостойному предмету. Но с такими лицом и фигурой, с такими чудесными волосами, как у вашего кузена, я смело могу признать, что его превосходные качества произвели на меня впечатление. — Милая девочка! — сказала леди Скудамор, нежно меня обнимая. — Как вы тонко чувствуете, как умно рассуждаете, и в такие юные годы! Ах, эти благородные чувства делают вам честь! — В самом деле, мадам? — промолвила я. — Премного вам обязана! А скажите, леди Скудамор, ваш кузен сам открыл вам, что любит меня? Если так, я буду восхищаться им еще больше, ибо что такое влюбленный без наперсницы? — Ах, душечка! — отвечала она. — Вы с ним созданы друг для друга! С каждым вашим словом я все больше убеждаюсь, что между вашими душами есть незримое согласие. Чувства и мысли ваши так удивительно схожи! Да и цветом волос вы не очень разнитесь. Да, дорогое мое дитя, бедный, отчаявшийся Маcгроув поведал мне историю своей любви, и я этому ничуть не удивилась. Не знаю уж почему, но у меня было словно предчувствие, что он в вас влюбится. — Как же он вам рассказал? — Это случилось после ужина. Мы сидели у огня, толковали о разных разностях… Сказать по правде, говорила больше я, а он был молчалив и задумчив, как вдруг он перебил меня на полуслове и воскликнул самым драматическим тоном: «Да, я влюблен! Я чувствую теперь. Меня сгубила Генриетта Холтон!» — Ах как мило! — отвечала я. — Признаться в своей страсти, переиначив очаровательные строки и добавив в них мое имя! Жаль, что получилось не в рифму. — Я рада, что вам понравилось, — молвила ее светлость. — Конечно, вышло с большим вкусом. «А вы, кузен, любите ее? — спросила я. — Мне грустно это слышать. Пусть вы и безупречны во всех отношениях, и недурное поместье ваше еще можно улучшить, и дом у вас весьма изрядный, хоть и нуждается в ремонте, однако же кто может надеяться завладеть сердцем очаровательной Генриетты, когда ей однажды сделал предложение полковник и за ее здоровье поднял бокал баронет!» — Да, это было! — воскликнула я. Леди Скудамор продолжала: