Квигутл моргнул и облизнул рот. Этих существ не волновали деньги сами по себе, им нужен был металл для работы, а мы носили его в удобных отмеренных количествах. Позади квигутла на полквартала вверх по улице с шумом распахнулись двери конюшни. Появился мальчик с двумя фонарями и повесил их по обеим сторонам в ожидании, когда всадники вернутся домой. Квиг глянул через плечо, но мальчик смотрел в другую сторону. Шипастый силуэт квигутла выделялся на свету, его глаза вылезали и прятались обратно, пока он раздумывал, что бы продать. Он потянул руку к глотке, в раздуваемый горловой мешок и вытащил два предмета. – У меня сс ссобой только маленькаяшш вещщщичка: меднаяшш рыбка сс сссеребяной фффилигранью. – Рыбка висела между его большими пальцами правой руки – и это была скорее жестяная ящерица с человеческой головой. Я прищурилась в тусклом свете, исходящем от конюшни. Человек с лицом ящерицы был ужасен. Внезапно я захотела эту вещичку, словно это был брошенный гротеск, которому нужно было место для жизни. – Я бы обменялшш егосс на дваш ссеребрянныхх, – сказал квиг, заметив мое внимание. – Можшшет показатьссся, шшто дороговатосс для жшшести, но работа кропотливаяшш. Позади моего товарища-рептилии послышался стук копыт приближающихся лошадей. Я подняла взгляд, остерегаясь того, что нас увидят. Квигов и раньше били в этом городе за приставания к женщинам. Я пыталась не думать о том, что происходило с женщинами, которые обращались к квигам с добротой. Приближающиеся всадники остановились у конюшни и даже не взглянули в нашу сторону. Их шпоры зазвенели, когда ноги коснулись брусчатки. У каждого за поясом был кинжал. В свете фонаря сверкнула сталь. Мне нужно было срочно отправить квига домой и добраться до Ормы. Я подумала, что запах саара мог вызвать мою внезапную головную боль, но она не ослабевала. Два приступа головной боли два дня подряд могут означать только неприятности. Я вытащила кошелек из рукава. – Я согласна на обмен, но ты должен убедить меня, что «кропотливая» не значит «незаконная». – Некоторыми изобретениями квигов – теми, что могли видеть, слышать или говорить через большие расстояния, – могли владеть только саарантраи. Некоторыми другими, такими как дверные черви или взрывчатые механизмы, пользоваться было запрещено. Существо изобразило потрясение. – Ничччего нелегальногош! Ясс законопослушщщный… – За исключением того, что шатаешься после наступления темноты вне Квигхоула, – упрекнула я его, отдавая серебро. Он кинул монеты в рот. Я убрала фигурку ящерицы в сумку и крепко затянула кожаные шнурки. Когда я снова подняла взгляд, квигутл ушел, полностью растворился в темноте без единого звука. Два всадника неслись в мою сторону, обнажив кинжалы. – Святой Даан на сковородке! – закричал один из них. – Липкий дерьмоед пробежал прямо по стене дома! – Девушка, вы в порядке? – спросил другой, пониже второго, невежливо схватив меня за руку. От него разило таверной. – Спасибо, что прогнали его, – сказала я, освобождаясь из его хватки. В моей голове стучало. – Он попрошайничал. Вы знаете, какими настойчивыми они могут быть. Коротышка заметил кошелек в моей руке. – Ох, черт, вы же не дали ему денег, не так ли? Это только подбадривает паразитов. – Черви-попрошайки! – прорычал высокий мужчина, все еще осматривая стену здания, держа кинжал наготове. Он был похож на брата Коротышки, с таким же широким носом. Я решила, что они торговцы: их элегантные и прочные шерстяные одежды говорили о том, что у них водились деньги и они предпочитали практичность. Высокий сплюнул. – И пять кварталов пройти нельзя, чтобы не натолкнуться на них. – Нельзя в свой собственный подвал спуститься и не найти такого, свернувшегося в ящике с луком, – сказал Коротышка, наигранно размахивая руками. – Наша сестра Луиза однажды нашла одного, прилипшего ко дну стола в столовой. Он дышал своим зловонием на праздничную трапезу в честь Спекулуса, и ребенок получил падучую болезнь. Но может ли ее муж защитить себя от вторгнувшегося в его дом квига? Не может или окажется в тюрьме! Я слышала про этот случай. Мой отец защищал квигутла в суде и выиграл дело. Но после этого у входов в Квигхоул выстроили ворота, запирающие его жителей-драконов на ночь, – конечно же, ради их безопасности. Уважающие закон ученые-саарантраи в коллегии святого Берта протестовали. Мой отец представлял и их, но безрезультатно. Квигхоул больше напоминал дыру, чем убежище. Хотела бы я сказать этим братьям, что квигутлы не хотели причинять вреда; что эти существа словно не понимали разницы между своим и чужим, когда дело касалось жилища; и что свиньи пахнут так же плохо, но никто не думает о том, что у свиней злобные намерения относительно людей или что они распространяют болезни. Я понимала, что эти люди не поблагодарят меня за просвещение. Братья светились, сильное свечение исходило из-под их кожи, словно их внутренности были расплавленным свинцом, словно они загорятся в любую секунду. О нет. Этот ореол был единственным предупреждением о том, что сейчас на меня нахлынет видение. Теперь я ничего не могла сделать, чтобы сдержать его. Я села на дорогу и прижала голову к коленям так, чтобы не удариться, когда упаду. – Вам нехорошо? – спросил Коротышка, и его голос доходил до меня волнами, словно он говорил через воду. – Не дайте мне прикусить язык, – удалось произнести мне, прежде чем я упала и мое сознание завертелось в водовороте видения. Мое невидимое око зависло под потолком комнаты с тремя массивными кроватями и кучей нераспакованного багажа. Шелковые шарфы, зеленые, золотые и розовые, были грудой свалены в углу, вперемешку с переливчатыми ожерельями из бусинок, веерами из перьев и нитями поблекших монет. Это явно был постоялый двор. На каждой кровати поместилось бы по шесть людей. Сейчас в комнате находился только один человек. Я знала его, хотя он и вырос за многие годы с моего последнего видения, и он был не на дереве. Порфирийская женщина просунула голову через дверь, заплетенные пряди волос толщиной с палец, с серебряной бусиной на каждой, обрамляли ее лицо. Она говорила с Фруктовой Летучей Мышью на порфирийском, а он сидел на центральный кровати, скрестив ноги и глядя в потолок. Он вздрогнул, словно та прервала его размышления. Ее брови поднялись, она извинилась и показала жестами, будто что-то ест. Мальчик отрицательно покачал головой, и она беззвучно закрыла за собой дверь. Он встал, его босые ноги погрузились в комковатый соломенный матрас. На нем были порфирийские штаны и туника длиной до колена, амулет паедис на шее и маленькие золотые сережки. Он медленно помахал руками в воздухе, словно разрывал паутину над собой. Соломенный матрас почти не пружинил, но Мышь подпрыгивал так высоко, как мог, и с третьей попытки коснулся потолка. Никто в моих видениях раньше не осознавал моего присутствия. Да и как они могли? Меня на самом деле там не было. Он не смог бы коснуться моего лица, потому что его там не было, но я поняла, что пытаюсь отшатнуться от его ищущей руки. Он нахмурился и осторожно почесал голову. Его волосы были собраны в пучки, а линии проборов формировали аккуратные маленькие шестигранники. Мальчик снова сел и пристально уставился в потолок, нахмурившись. Если бы это не было невозможным, я бы подумала, что он смотрит прямо на меня. Я проснулась с солоноватой кожаной перчаткой в зубах. Я открыла глаза и увидела женщину, она держала мою голову и плечи на своих коленях. В одной руке у нее были зажаты молитвенные четки, она проворно перебирала бусины большим пальцем, ее губы быстро шевелились. Мой слух возвращался медленно, но я услышала, как она сказала: – Святой Фустиан и святая Бранш, молитесь за нее. Святой Нинниан и святой Мун, будьте рядом с ней. Святой Абастер и святой Витт, защищайте ее. Я резко села и выдернула перчатку изо рта, испугав женщину. – Простите, – прохрипела я, прежде чем мой желудок исторг свое содержимое на брусчатку. Она придержала мой лоб и передала мне белоснежно-белый платок, чтобы промокнуть рот. Она позвала: – Братья! Она очнулась! Ее братья, Коротышка и Высокий, появились из конюшни, ведя за собой лошадей, тянущих телегу с надписью «Братья Бродвик, Торговля тканями», выведенной черным на боку телеги. Втроем они завернули меня в добротное шерстяное одеяло и посадили в телегу. Женщина – я решила, это сестра, которую упомянул Коротышка, – подняла свое солидное тело и уселась рядом со мной. Она спросила: – Куда нам тебя отвезти, девушка? – Замок Оризон, – сказала я. Я не доберусь до Ормы сегодня ночью. Немного запоздало я вспомнила и добавила: – Пожалуйста. Она добродушно рассмеялась и указала дорогу братьям, которые сами меня слышали. Телега подпрыгивала и качалась. Женщина взяла меня за руку и спросила, не холодно ли мне. Мне не было холодно. Оставшуюся часть дороги она советовала мне, как вывести пятна с моего платья, испачкавшегося после падения на грязной улице. Понадобилась почти вся поездка, чтобы мой пульс успокоился, а зубы перестали стучать. Я едва могла поверить в свою удачу, ведь я упала перед людьми, которые помогли мне. Я могла бы валяться в переулке, ограбленная и принятая за мертвую. Луиза все еще болтала, но не о пятнах. – …Ужасное существо! Бедняжка. Должно быть, оно испугало тебя до полусмерти. Сайлас и Томас пытаются найти отраву для этих зеленых дьяволов, что-то такое, что можно закопать в мусоре и оставить незамеченным. Это нелегко. Они едят почти все, не так ли, Сайлас? – От молока им плохо, – сказал коротышка, правя лошадьми, – но от него они не дохнут. Они хорошо переваривают сыр, так что дело в молочной сыворотке. Если мы усилим концентрацию молочной сыворотки… – Они не станут есть отраву, – сказала я, мой голос был хриплым от рвоты. – У них такой острый нюх, что они не тронут ее. – Вот почему мы прячем ее в мусоре, – сказал Сайлас, словно повторяя для глупого ребенка. Я закрыла рот. Любое существо, способное ощутить остроту моего ножа, могло бы почувствовать что угодно даже среди кучи навоза. Но пусть попробуют. Попробуют и потерпят неудачу, и так будет лучше для всех. Мы добрались до барбакана[12], где дворцовая стража остановила телегу. Луиза помогла мне слезть. – Чем ты здесь занимаешься? – спросила она восхищенно. Я не благородного происхождения, это было очевидно, но даже в должности служанки-простолюдинки знатной дамы было что-то привлекательное. – Я ассистентка дирижера и учительница музыки, – ответила я, сделав книксен. Я все еще некрепко стояла на ногах. – Мисс Домбег? Вы играли на похоронах, – закричал Сайлас. – Нас с Томасом вы растрогали до слез! Я грациозно склонила голову, и в ушах зашумело, словно со звоном отпустили тетиву, головная боль снова вспыхнула за глазами. Кажется, мое вечернее приключение еще не закончено. Я повернулась, чтобы зайти внутрь. Сильная рука остановила меня. Это был Томас. Позади него Сайлас и Луиза болтали со стражниками, упрашивая их упомянуть при королеве имя братьев Бродвик, поставщиков крепкой шерсти. Томас отвел меня в сторонку и прошептал на ухо: – Сайлас оставил меня наблюдать за вами, пока сам пошел за Луизой. Я видел идола квигов в вашем кошельке. Мое лицо запылало. Мне было стыдно вопреки рассудку, словно виновной была я, а не человек, который рылся в вещах девушки в бессознательном состоянии. Его пальцы впились мне в руку. – Я встречал женщин, подобных вам. Червивые любительницы квигов. Вы не представляете, как близки были к тому, чтобы удариться головой во время приступа. Он не мог подразумевать то, о чем я подумала. Я встретилась с ним взглядом: его взгляд был ледяным. – Женщины, подобные вам, исчезают в этом городе, – прорычал он. – Упрятанные в мешки и брошенные в воду. Никто не взывает к справедливости, потому что они получают по заслугам. Но мой зять не может убить и грязного квига в своем доме, чтобы не… – Томас! Мы уходим, – позвала Луиза позади нас. – Святой Огдо призывает вас раскаяться, мисс Домбег. – Он грубо отшвырнул мою руку. – Молитесь о добродетели и молитесь, чтобы мы снова не встретились. – Он ушел вслед за своими братом и сестрой.