– Трижды вопрошено, трижды услышано, – кивнула женщина. Её волосы из черных превратились в седые. Ясные, зеленые глаза помутнели. Пальцы стали узловатыми, а ногти слегка пожелтели. Морщины на лице врылись в кожу длинными и глубокими расщелинами, а кожа покрылась пигментными пятнами и посерела. Наверное так выглядела бы Элизабет, если бы дожила до своих правнуков. – Меня зовут Данубет, нареченная в честь богини Дану, последней из Первых. – Почему ты выглядишь, как… моя… мать? Последние слова дались Хаджару тяжело не потому, что воспоминания из далекого детства все еще бередили застарелые шрамы (хотя и не без этого), ему банально физически тяжело давалась речь. Желтоватый пот стекал по телу. Он нещадно щипал на тех участках торса и конечностей, которые были обмотаны свежими, еще даже влажными бинтами. Или они были влажными от крови, просачивающейся сквозь открывшиеся раны? Хотя, все это неважно. – Элизабет… – прошептала старая Данубет. Теперь, когда Хаджар знал её настоящее имя, то она не могла больше отвести ему глаз и зачаровать своей былой красотой. Теперь он видел её такой, какой она была на самом деле – старой женщиной. – Порой я наблюдала за её жизнью. Элизабет, дочь Танубет, дочери Эйбет, дочери… впрочем, так можно долго продолжать. – Я могу спросить три раза, фейри, и ты мне ответишь. Так что нет смысла… играть… в… эти… игры. Хаджар закончил тяжелы дыша. Алый Клинок в его руках мерцал. Он то исчезал, то вновь материализовался в реальности. – Прости, юный Хаджар, – улыбнулся Данубет. И её улыбка… Хаджар никогда не думал, что те шрамы, о которых он, порой, уже даже не вспоминал, заболят с такой силой. Так, что почти открылись душевные раны… её улыбка была так похожа на мамину… – Я уже забыла о том, как спешат жить те, перед кем вечность еще не открыла своих врат. Может поэтому вы и умираете так быстро… как вспышка на кончике фитиля. Милая Элизабет… она была младше тебя нынешнего, когда отправилась в объятья священной богини Дану, да будет память о ней вечна. – Моя мать… ушла… к праотцам, – процедил Хаджар. – она встретила моего отца. Их друзей, братьев и сестер по оружию и жизни. И вместе они жду перерождения. Данубет снова улыбнулась. Чуть печальнее. – Если ты в это веришь – то верь. Главное, чтобы твоя вера была крепка, Хаджар. Тогда Элизабет действительно воссоединилась с Хавером. Хаджар не очень понял слов фейри. Он вообще плохо понимал, что происходит. В глазах все мутилось. Дышать становилось все труднее, а сердце билось прерывисто. – Ты…так…и не… ответила, на мой вопрос, – собравшись с силами, сквозь сжатые зубы, произнес Хаджар. – почему ты… выглядишь, как… моя мать? – Причуды генов, юный Хаджар, – вновь подняв поднос, старая Данубет села на край кровати. – и это не я выгляжу как Элизабет, а Элизабет выглядит, как я. Из всех моих мириады-раз-правнучек, она была самой любимой. В ней была крепка память крови. Поэтому я могла смотреть её глазами… Она так любила тебя, Хаджар… Еще когда ты рос под её сердцем, она пела тебе песни, которых мир не слышал тысячи тысяч лет. Она, простая смертная, даже заключила сделку со стариком Бореем. И все это ради тебя. Может поэтому ты все еще жив? Но об этом позже. А сейчас – спи. И пусть тебе приснятся сны. Хаджар хотел что-то возразить, но Данубет приподняла крышку одного из горшочков. Из него потянулась струйка сероватого дыма. Она обволокла лицо Хаджара и тот исчез в теплой тьме. Последней его мыслью перед тем, как забыться, стало привычное: – Проклятые интриги… Глава 1251 Под пасмурным небом, среди моря травы, колышущейся в такт порывистому ветру, на холме, у серого камня сидел человек. Его белые волосы тянулись струнами следом за лезвиями острой травы, а черный плащ распахивался огромными вороньими крыльями. Перед этим человеком стоял другой. Седой, с единственной черной прядью, спускающейся вдоль правого виска. В простых, холщовых одеждах, которые, из-за сильного, порывистого ветра, не могли скрыть бесчисленного множества шрамов, покрывающих тугие, железные мышцы. – Ты снова пришел… – произнес тот, что с белыми волосами. – Я готов, Черный Генерал, стать твоим учеником. Беловолосый поднял голову и окинул взглядом визитера. – Это невозможно. – Но… – Ты уже мой ученик. И сейчас наступило время для следующего урока. * * * Хаджар нехотя открыл глаза. Хотя почему нехотя, если сон, откровенно говоря, оставил неприятный осадок. Ведь ему снилось… ему снилось… Что ему снилось? Почему-то возникало ощущение, что это не первый раз, когда он не помнил… – Я долго спал? – спросил Хаджар. Данубет сидела около его (насколько здесь вообще хоть что-то могло подходить под этот критерий «его») кровати и неспешно вязала темно-синий шарф из шерсти неизвестного происхождения. – Анализ. [Обработка запроса… невозможно обработать данные. Объект не поддается анализу. Ошибка С622&94.5] Хаджар даже не стал удивляться. Древняя фейри вязала шарф из шерсти, которую нейросеть не могла проанализировать ни в каком формате и, при этом, эта фейри являлась его, без малого, далекой праматерью. И так, кто у него там был в роду? Драконы, черный генерал, его стражники, теперь фейри. – Интересно, а утки у меня есть в роду. Ну, какие-нибудь бессмертные утки… – Единственная утка, достигшая уровня Бессмертного, – неожиданно произнесла Данубет. – переродилась водяным фениксом, когда поднялась на Седьмое Небо, став богом. Хаджар не сразу понял, что произнес это вслух. – Ничего удивительного, Хаджар, – продолжала Данубет. – Безымянный Мир огромен и существует с тех самых пор, когда зажглась самая первая звезда. Ибо Ирмарил, с древнего наречия, и переводится, как Перворожденный. Ирмарил – так называлось солнце, которое освещало этот мир. Правда сейчас так его уже никто не называл. Лишь древние или те, кто увлекался историей. Остальные же просто говорили – солнце и не более. Сам Хаджар узнал настоящее имя светила лишь недавно. – Истинные боги, увидев одиночество Ирмарила, отняли у него один луч и из этого луча создали Миристаль, нареченную Ирмарила. Но, увы, звезда оказалась своенравной. Ей было не по нраву, что её создали для кого-то и она начала свое вечное бегство от жениха. А тот бежал следом. И так появились день и ночь, которые соединяются лишь дважды в день. И все те звезды, что ты видишь, появились от их брака. – Но ведь ты сказала, что Миристаль бегала от Ирмарила… Данубет улыбнулась. Той улыбкой, на которую способны лишь настоящие женщины. Мудрые. Знающие. Не девочки или девушки, а именно женщины. – Были времени, Хаджар – я их не помню. Меня тогда не существовало. Но я слышала о них. О первых эпохах. Когда ночью, над Безымянным Миром, светила лишь одна звезда. И не было ни гор, ни рек, ни озер, ни лесов. Лишь бескрайние просторы, покрытые морями благоухающих трав. Хаджар вспомнил песню, которую ему в детстве пела мать. Шесть Мгновений до Жизни. О том, как древние, истинные боги, устав от одиночества, вдохнули свои жизни в пустоту и создали этот мир. И сейчас Данубет напевала мотив этой баллады. – Их было семь, – глухим, деревянным стуком её спицы приветствовали друг друга, сплетая одну петлю за другой. – Седьмая, богиня Дану, отдала себя, чтобы создать нас – народ Фае. И не удивляйся так, Хаджар. В Безымянном Мире можно встретить тех, кто ведет свой род непосредственно от первых драконов или Небесных Гигантов. – Небесных Гигантов? – Это раса, которая не пережила Первой Войны за Небо. Когда был построен Яшмовый Дворец и выкована корона Императора Безымянного Мира. – Построен и выкована… кем? Улыбка Данубет слегка померкла. – Ты видел его, – прошептала она. – я чувствую дыхание его горна на твоем теле. – Хафотис… – Хаджар вспомнил имя кузнеца, в подмастерьях которого на год и один день, по меркам фейри, остался жить Имир Карейн. – То, чем когда-то был тот, кто теперь зовется Хафотис, – поправила Данубет. – мы, Фейри, тесно связаны с элементами мироздания. Мы были созданы из них и для них. Но нам не дано быть перерожденными, как всем прочим расам. Наши души бессмертны, но изменчивы. Мы проживаем свои прошлые жизни и нынешние одновременно. Сказать, что Хаджар ничего не понял из услышанного – не сказать ничего. – И пока память о нас жива, мы будем рядом. Среди холмов, рек и озер. И наши Королевы будет поддерживать равновесие этого мира. Таков был уклад Дану. – Спасибо за экскурс в историю, Данубет, – без тени иронии или сарказма, поблагодарил Хаджар. Тум-там-ту-тум, стучали спицы и длинный шарф спускался все ниже и ниже на деревянный настил. – Из десяти людей, которых ты встретишь, десять будут иметь в предках кого-то, кто не имеет отношения к людской крови, – древняя фейри не обратила внимания на благодарность. – но лишь один на несколько миллионов может пробудить память крови. Ты смог это сделать лишь потому, что в тебе теперь бьется сердце дракона. Лишь поэтому на твоей груди герб Белого Дракона. Но ты не помнишь своего родства ни с фейри, ни с его надзирателями, ни с племенем богини Дану. Эта кровь мертва в тебе. И те искры, что еще тлеют, позволяют тебе понимать наш язык, ведь я сейчас говорю с тобой на Фае. Хаджар, неожиданно, осознал, что они действительно разговаривают на языке страны духов. Хотя, как там говорилось, каждый фейри – дух, но не каждый дух – фейри. – Кровь Черного Генерала, уникального создания, в тебе проснулся лишь благодаря частице его души. И тот меч, который ты можешь призывать в реальность – тому свидетельство. И, кто знает, может утка, ставшая богом, тоже твоей предок, но ты не крякаешь и не летаешь.