— Пойдемте, — уже куда более легким, даже веселым тоном, махнул он рукой в сторону мраморного крыльца. — Надеюсь, Дабладурт не приговорил тот последний ящик его знаменитой грибной настойки. Алба-удун, получив молчаливое разрешение от Эдина, буквально помчался следом. Видимо и действительно было что-то такое в этой грибной настойке. Пропустив молодого воина перед собой, Шенси обернулся и еще раз встретился взглядом с Дабладуртом. — Мы поняли друг друга, — произнес он без тени того плутовства, что прежде и закрыл за собой дверь внутрь дома. Старик гном вздохнул, покачал головой и встал перед Хаджаром. Несмотря на каменную пелену, тот все еще мог свободно видеть, что происходило перед ним. Странно, но его мысли как-то вязко молотили между собой вовсе не тему заточения и странной магии, а, почему-то, того, как мило был обставлен сад гнома. Прием обставлен не цветами, как могло показаться сперва, а кристаллами и камнями в форме этих самых цветом. Причем работа была настолько тонкой, что можно было различить тонкие прожилки на листьях папоротника или капли росы, на спелых плодах фруктовых деревьев. Разумеется, все это лишь декорировало флору, никак не отображая реальной обстановки. — Ты все еще в сознании? — удивился Дабладурт. А может и не удивился. Его лицо расплывалось маслянистым пятном. — Достойно уважения, Северный Ветер. Мой наставник, достигший Бессмертия, этой техникой сковывал даже Небесных Королей… насколько же глубоки твои шрамы и сильна твоя воля, если ты все еще можешь слышать и осознавать себя. Старик что-то говорил. Но его слова, для Хаджара, повисали в воздухе тяжелыми гроздьями. Чем-то почти осязаемым, но уже не достаточно ясным и понятным чтобы ответить. Да и мог ли он ответить вообще? Веки тяжелели. Они опускались все ниже и ниже. Сон… такой тяжелый, как камень, давил Хаджара все ниже и ниже. * * * Дабладурт, Эдин последних двух эпох, только слышал рассказы своего прадеда, о том, как тот, будучи еще совсем маленьким, слушал рассказы уже своего деда о временах, когда армии всего Безымянного Мира, всех рас и сословий, маги и воины (терниты, как их тогда называли) отправились к Горе Розы Ветров, чтобы, под предводительством Кровавого Генерала — Мастера Почти Всех Слов, Великого Мудреца (и еще очень много слов с большой буквы), Пепла отправится сражаться с Черным Генералом. И тот, стоя на горе, один бился против армий смертных, богов, фейри и демонов. Ибо те, кто последовал за ним в его первой войне, остались в Стране Ветров, куда Черный Генерал запер вход. — Я хотел, чтобы их последние дни были наполнены лишь покоем и миром, — произнес некто… нечто. Дабладурт, слушая рассказы прадеда, одновременно восхищался и страшился той личности, что служила их центром. Насколько могущественно должно быть существо, чтобы биться против четырех миров, стоя на вершине Безымянного Мира. И насколько оно должно быть ужасно, чтобы желать уничтожить все сущее, сжечь Реку Мира и разрушить ткань полотна времени. Низвести в пыль все что было, есть и будет. Да и саму оставшуюся пыль — развоплотить, оставив лишь пугающее “ничто”. “Ничто”, которое невозможно ни познать, ни представить даже Яшмовому Императору. Ибо лишь твари межграниц, живущие в “ничто”, способны к его познанию. — Эти дни стали эпохами, — ответил Дабладурт. Он больше не боялся. Стоя под проливным дождем, потоками низвергаемым черным, тяжелым небом, он видел не жуткое чудовище или могучего воина, а лишь старика. Измученного и уставшего. Мокрого и холодного, пытающегося сохранить последние частички тепла, кутаясь в прохудившийся плащ. Он чем-то напоминал плащ из рассказов прадеда о Пепле и том, что тот ходил в плаще сотканном из воспоминаний ветра. — Эпохами заточения, — поправил Черный Генерал. — Но всему приходит конец, маленький гном. И заточение потомков тех, кто пошел за мной, окончено. Теперь они могут спать спокойно. — Никто не может спать спокойно, Враг. Всех ждет суд и воздаяние по заслугам. В следующей жизни отразятся грехи прошлой и тот… — Хорошо, если ты веришь в этом, — перебил первый из Дарханов. — ибо, как мне подсказывает мой опыт, все слова про возмездие после смерти, это лишь утешение для живых. Чтобы те могли думать, что хоть где-то наступит справедливость и слабый сможет сравняться с сильным, но… Безымянный Мир только для сильных, маленький гном. — Именно поэтому ты хотел его уничтожить? Черный Генерал промолчал. Он молча взирал на черное небо, будто пытаясь отыскать в нем что-то такое, что ускользало от взора древнего монстра. Монстра, который более не казался таким уж страшным. — Зачем ты пришел, маленький гном? Зачем позвал истинными словами камень, заставив того делать то, чего он не хочет, — Черный Генерал кивнул на руку Дабалдурта, которую тот мгновенно спрятал в складках своей рясы. Но черное пятно, которым покрылась его кисть, уже было не скрыть. — Земля помнит, маленький гном. Земля знает. Она слышала, как твой славный предок возглавил хирды гномов, отправившись вместе со мной на приступ Седьмого Неба. — И за это поплатился жизнью, — сплюнул Дабладурт. — а гномы — свободой! Были времена, когда мы воздвигали крепости невиданной красоты! Когда мы бороздили моря и поднимались в небо, но боги прокляли нас на страдания под землей, на которую мы проливали кровь во славу твоего имени. — Во славу свободы, маленький гном, не моего имени, а свободы. Той свободы, которую, в конечном счете, пытается найти каждый. — Ложь! — горячо воскликнул Эдин. Он размахнулся своим каменным посохом и направил его на Черного Генерала. — видят каменные предки и слышат их горячие горны, то, что ты сам пришел к порогу моему дома — провидение самой судьбы! Я уничтожу этот бренный осколок твоей души и ты никогда не покинешь Горы Черепов, в которую превратил прекрасную Гору Розы Ветров! Могилу моего великого предка! Магия истинных слов закружилась вокруг Дабладурта. Его сила адепта полилась через меридианы. И каменный посох в его руках предстал в виде каменной алебарды, а сам гном — великаном, подпирающим само небо. Его каменный доспех сиял ярче расплавленной магмы, а голос гремел над изумрудными просторами. — Я уничтожу тебя, Вр… — Ты допустил маленькую ошибку, отважное дитя, — все тем же скучающим, безразличным тоном, перебил Черный Генерал. — ты встал между моим славным потомком и его нерожденным дитя. — Что? — Интересный способ самоубийства. Последним, что увидел Дабладурт, были лишь цепи, которые сковывали чудовище, а затем его с силой выдернуло из мира души Хаджара Дархана. — Как это возмож… Рубиновую Гору сотряс могучий драконий рык. * * * Таш’Маган подхватила едва было не упавший бокал. — Он здесь, — произнесла воительница. — живучий какой… На мгновение в глазах принцессы Тенед промелькнули искры радости и облегчения, но она смогла затушить их быстрее, чем увидела бы Таш. И только мысль: “Хвала Высокому Небу” не покидала сознание принцессы, чей отравленный кинжал едва было не отправил Героя Рубина к Великому Предку. Глава 1320 — Как это возможно? — прошептал Дабладурт. Его техника, основанная на истинных словах, должна была с легкостью сковать движения и волю этого, пусть и странного, но юношу Повелителя, не разменявшего и первой тысячи лет. Но, что должно, то не обязательно — мудрость, переданная Дабладурту еще его эденом, в буквальном смысле, смотрела ему в глаза в глаза. Яркие, до того голубые, что почти синие, они пылали от едва сдерживаемой ярости. Необузданной, древней… Дабладурту хотелось найти хоть малейший повод, хоть какое-нибудь оправдание своему секундном порыву. Ударить посохом о камень. Призвать его извечную силу. Принять истинный облик каменного великана и обратить в пыль живую тюрьму для Врага. Но, увы… В ярости юного Хаджара нынешний эден Рубиновый Горы не видел и тени монстра далекого прошлого. Лишь горячую звериную страсть битвы, пылкий азарт и едва ли не божественный гнев. Чистейшая из эмоций, в которой не было и примеси той тьмы, что стала саваном для Черного Генерала. * * *