— Все верно, Хаджар, — перебила Тенед. — Герой Рубина должен пройти испытания, чтобы добраться до Сердца Горы вместе с принцессой гномов и драконов. — И что за испытания? — Никто не знает, — развел руками Гадат-Глад. — Сердце Горы это не какой-то там артефакт или изделие рук разумного. Это душа Горы. И каждый раз, Гора сама выбирает какие препятствие поставить на пути идущих. Гора, которая выбирает препятствия. Хаджар повидал всякого на своем жизненном пути, но это было уже чересчур. Хотя, с другой стороны, почему бы и нет. Раз уж дерево предсказывало ему будущее, то почему Гора не может создавать ловушки. — Мы отправимся вчетвером, — продолжила принцесса. — А четвертый… — Вы все верно поняли, генерал, — чуть приподнялся с места Дагл-Уден. — я испытаю на себе нашу Гору вместе с вами. — Обычно в поход отправляются только трое, — поспешил уточнить Вождь. — но в этот раз у нас особые обстоятельства. Еще ни разу, за всю историю празднования Рубина и Дракона, в качестве Героя Рубина не оказывался человек. Кто знает, как сейчас поведет себя гора. Стоит перестраховаться. — А почему раньше… — начал было Хаджар, но тут же осекся. Если с начала празднования и появления ритуала в пещеру спускалось как можно меньше народа, то хотя бы один из принципов появления ловушек и препятствий становился ясен — по количеству соискателей. Чем больше, тем сложнее и опаснее. — и каков план. — Мы должны довести принцессу до Сердца Горы, — с очередным взмахом руки принцессы, карта вновь сдвинулась с места, пока не остановила свой сюрреалистическое бег в центре очередной пещеры. И если древним выглядел зал, то вот это место… Хаджар не мог подобрать нужных слов. Небольшая, темная, она хранила в своем центре что-то наподобие каменных песочных часов, чаши которых соединялись красным рубином невиданных размеров. Впрочем, Хаджар сомневался, что этот камень, который даже своей иллюзией заставлял дрожать сердце и нарушал потоки энергии в теле, являлся простым рубином. — Она принесет ему жертву крови, — Тенед провела ладонью над браслетом и карта исчезла. После этого с облегчением вздохнул не один только Хаджар, а вообще все, кто присутствовал за столом. — этим она скрепит договор Горы и Народа Живущего Под Горой. Иными словами, гномы платили кровавую ренту за то, чтобы обитать в Горе Рубина. Поэтично и… весьма реалистично. Безымянный Мир имел свои условности. К примеру дерево, прожившее десятки эпох, вполне могло обладать разумом. Чего уж говорить, когда дело касалось горы, которая тянулась к небу еще с тех незапамятных времен, когда боги ходили среди людей. — И каков наш план? — спросил Хаджар. Тенед взглянула на него исподлобья, а затем произнесла: — Слушай мой приказ, Хаджар Дархан, — одновременно с её словами, сознание и душу Хаджара пронзили невидимые иголки. Они будто сшивали на нем покров слов Тенед. — все, что ты услышишь здесь и далее, ты не сможешь обсудить ни с кем, кроме меня. Хаджар скрежетнул зубами. Такая простая формулировка, но, в то же время, всеобъемлющая. — Этого достаточно, принцесса? — уточнил Гадат-Глад, в чьих глазах виднелись отблески подозрения. — Все же нам до подлинно известно, что ваш Герой участвует в заговоре вместе с принцессой Эдлет и Дабла-Эденом. — Вы сомневаетесь в магии Чин’Аме? — нахмурившись, с нажимом спросила принцесса. — Того дракона, которого ваш Император намедни обвинил в измене? — Гадат-Глад откинулся на спинку стула. Широкая улыбка-меч не покидала его уст. — О, поверьте мне лучезарная Тенед — нисколько. За столом повисла тишина. Хаджар хотел было подметить, что один из чиновников, сидящих рядом с Тенед, позволил себе смешок, но… Он еще не видел, насколько быстр был меч принцессы драконов. Теперь увидел. А вместе с его скоростью — появившиеся по всему залу длинные, узкие царапины. И создало их вовсе не отсутствующее эхо от удара (что говорило том, что принцесса полностью контролировала четыре пятых от своего потенциала — безумный уровень владения энергией и волей) а сама скорость нанесенного удара. Это был не ветер, не энергия, чистая скорость. Скорость с которой разлетались единичные капли крови, которые спицами пронизывали пространство. Меч вернулся в ножны Тенед еще до того, как Хаджар успел ощутить её силу. И если бы не запись нейросети, работавшая без перерывов, то вряд ли бы он смог осознать произошедшее. А тот чиновник, что позволил себе насмешку над Чин’Аме, продолжал сидеть. Только вот звуков он уже никаких не издавал. Кроме одинокого чавканья сползающей головы с шеи, а затем глухого удара этой самой головы о пол. В зал вбежали Удуны, кто-то вскочил и попытался достать оружие, но не позволяла комплекция и нарушенный ток энергии в заросших каналах. — Я приношу свои извинения за Эрндурта, — кивнул, не вставая с места, Гадат-Глад. — вы были в своем праве, принцесса. Он неопределенно помахал рукой и вбежавшие Удуны, отсалютовав на местный манер, так же стройно выбежали обратно в коридор. — План таков, — Тенед словно не заметила слов вождя и не придала произошедшему ни капли резона. — мы доведем принцессу Эдлет до Сердца Горы, но жертву и клятву принесет Дагл-Уден. В результате этого перед народом пропадет всякий смысл в существовании Королевской семьи и Вождь сможет обвинить их в измене и… — Остальное на наше усмотрение, — на мгновение улыбка Гадат-Глада стала плотоядной. Такой, что не оставляла сомнений в дальнейшей участи принцессы Эдлет. Даже по людским меркам, та была красива, а среди гномов… — Ваша задача, бравый Генерал, весьма прозаично. Пройти все испытания, которые предложит Гора и не умереть по дороге. — Что будет если я не справлюсь? — Вы умрете, — повторил Вождь. — Думаю, Хаджар спрашивает о другом, — принцесса поднялась со стула и направилась к выходу. Хаджар последовал за ней. — Если ты не справишься, то жертва все равно будет принесена. В виде меня и принцессы Эдлет — наши жизни в обмен на жизнь гномов. Они смогут и дальше жить под горой. — А принцессой станет Эдлит — младшая сестра Эдлет, — донеслось в спину от Гадат-Глада. — так что постарайся не умереть, человеческий воин. Хаджар, в отражении капель крови, застывших на стене, увидел цепкий взгляд Дагл-Удена. Проклятье… Глава 1335 У подножия площадки, расположившейся пусть и на втором уровне, но в специально огороженном месте, расцветали бутоны прекрасных огней. Цветки пламени всех цветов радуги кружились в невероятном танце праздника Рубины и Дракона. Гости и жители горы праздновали своеобразный Новый Год. Звучали песни, рекой лился медовый алкоголь. Гиганты отплясывали так, что дрожали каменные дома и бесконечные железные котлы с кипящим металлом. Искры, вылетавшие из них, и поджигали шутихи, которые уносились взрывами радости и пламени высоко вверх. Люди-птицы порхали между ними в своем, непередаваемом экстазе. Сперва Хаджару показалось, что их платья выглядели как жидкий огонь, но потом он понял, что они и вовсе были голые. И то, что он принял за одежду, не более, чем отсветы фейерверков, падающие на их атласную, блестящую кожу. Вот одна из них, расправив белые крылья, зависла на расстоянии вытянутой руки от него. Её груди манили сосками, которые могли бы легко сойти за наконечники пик. Пьяные, миндалевидные глаза смотрели с жадностью зверя, дорвавшегося до плотской услады. Когтистые, но изящные и тонкие пальцы тянулись к нему. Хаджар сделал шаг назад и отрицательно покачал головой. Белые крылья хлопнули и девушка унеслась куда-то выше, чтобы найти себе более сговорчивого любовника. — Я слышала, что людские мужчины редко хранят верность своим женам. Неслышно и незаметно, что в очередной раз говорило о силе принцессе, к нему подошла Тенед. Она была одета в какое-то безумно вычурное и дорогое платье. Шлейф его тащился за несколько метров позади, а пышный, белый свет оттеняли широкие, алые ленты. Хаджара тоже пытались облачить в нечто подобное, только обратной расцветки. Алый камзол, с белыми тиснениями. Он отказался. Морщинистая, покрытая шрамами и мозолями ладонь машинально коснулась простых одежд, сшитых им Аркемейей и ставших частью его Зова. Они слились воедино с броней, сшитой Королевой Мэб и теперь уже нельзя было сказать, где заканчивалось одно и начиналось другое. Будь Хаджар романтиком, он бы сказал, что ни одна другая женщина в мире не будет так же прекрасна и желанна как демон-полукровка, нашедшая в нем не монстра, ни героя, ни генерала или воина, а… просто — Хаджара. Того, кто будет ругаться, ворчать, разобьет все пальцы в кровь и излупит руки молотком, но научится и починит кровлю. Кто сделает верстак и выточит на нем утварь. Сложит печь, чтобы выжечь в ней горшок под кашу. Кашу, которая сварит ему жена. По меркам Безымянного Мира Хаджар был еще очень молод. Чуть старше, чем один век. Этот срок лишь пыль в глазах адептов и, тем более, адептов-драконов. Но не стоит забывать, что Хаджар был рожден на Земле и, пускай этот отрезок его жизни уже казался пьяным сном, в который постепенно погружались празднующие на главной площади, но, все же, он отложил свой отпечаток. — Мне не интересно, — только и ответил Хаджар. Тенед подошла ближе. Она шумно втянула ноздрями воздух и слегка улыбнулась. — На тебе лишь несколько нитей женского запаха… любая женщина определит, что ты не самый опытный из любовников. Удивительно, что ты растерял весь интерес, не испробовав этот кувшин до дна. Хаджар посмотрел на браслет на своем запястье. К чему ему реки дурмана, если он испробовал каплю нектара? — А может ты просто… Тенед подошла к нему ближе. Настолько, что он чувствовал её жаркое дыхание на своей коже. Чувствовал запах пряных, ароматных духов. Они слегка дурманили его сознание. Острый, но изящный, ноготь-коготь прошелся по его щетинистой щеке. — … не встречал еще тех. Хаджар сделал шаг назад. Небольшой, чтобы не упасть спиной в пропасть и не стать очередным развлечением для собравшихся на площади празднующих, но достаточно четкий, чтобы не казаться двусмысленным. — Вы боитесь, принцесса, — слегка поклонился Хаджар, чтобы показать, что он со всем уважением, а не в попытке оскорбить. Тем более он действительно уважал Тенед. Как женщину и как воина. И, может, немного сочувствовал её судьбе. — Это нормально. Все боятся. Отступили и Тенед. Напускная игривость пропала из её звездных глаз, оставив после себя лишь томную грусть. Что-то такое можно увидеть во взгляде человека, потерявшего больше, чем он может рассказать или объяснить.