Часть 27 из 41 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Счастливчик Люк исчез в кабинете мадам Леконт.
– Ты нормальный? – сказала Мари. – Концерт виолончели… Какая муха тебя укусила?
– Да нет, наоборот, очень хорошая идея. Ты ничего не понимаешь… после нашего циркового номера все заметят, что ты ничего не видишь. Я даже уверен, что они уже догадываются. Думаешь, Ван Гог упустит такую возможность нам отомстить? А концертом мы их всех за пояс заткнем, особенно если они будут думать, что ты играешь по нотам.
– А правда, умно́… Наверное, ты прав… Сейчас главное – выиграть время… Нам осталось всего три недели.
Ее глаза заблестели, как крошечные свечки. Я заметил, что Мари застегнула блузку через пуговицу, и подумал, что такими мелкими деталями мы тоже можем себя выдать.
Она вздохнула:
– Есть еще одна проблема.
– Какая?
– Безопасность на дорогах. Мне придется проехать по лабиринту либо на велосипеде, либо на машине. Полный провал.
Тут я еще ничего не придумал. Если Мари попросится в медпункт, то там ее могут осмотреть и что-то заметить. По сравнению с Хайсамом, который мог просчитать противника на пятнадцать ходов вперед, я был еще любителем. Поэтому я ничего не ответил. Чтобы выглядеть умным, иногда достаточно заткнуться и загадочно потупить глаза.
В итоге мы отделались бесплатным концертом для учеников и родителей, а я должен был подмести коридоры. Так сказать, у каждого своя специализация!
Перед обедом я чуть ли не на коленях приполз к Хайсаму. У меня не осталось сил даже дойти до столовой. Душевные терзания выматывают сильнее физических упражнений – вот вам мое мнение. Я был опустошен. Хайсам сидел на малюсеньком стульчике, опершись локтями на стол, и смотрел на шахматную доску, словно хотел загипнотизировать ее и выпытать все секреты. Я заметил, что его огромный живот, завернутый в клетчатую рубашку, касается края стола.
– Что делаешь? – спросил я.
– Ничего.
– Это как?
– Совсем ничего. Сегодня начинается шаббат. Я должен ничего не делать, поэтому я ничего не делаю.
– Придется как-нибудь мне объяснить, почему египтяне, которые наполовину турки, справляют шаббат. А он разве не вечером начинается?
– Я начинаю шаббат когда захочу. Могу начать и днем, так как игрок в шахматы всегда на шаг впереди. К тому же никому от этого нет вреда. Ты вот страдаешь от моего шаббата?
– Мне абсолютно наплевать. Кстати, я даже не знал, где находится Турция. Всегда путал ее с Индией.
– Европе и арабам стоило оставить нас в покое еще в XIX веке… Они буквально сожрали нас, так что теперь мы справляем шаббат, чтобы отомстить и позлить Европу и арабов одновременно, понимаешь? Начиная с полудня пятницы.
Я ничего не понял из того, что он говорил. Увидев его таким, уставившимся в шахматную доску, я даже заволновался о его самочувствии. Время от времени губы египтянина шевелились – и тут я понял, что он играет с воображаемым противником. Я глубоко вдохнул и произнес:
– Хайсам, у меня проблемы.
Он даже не посмотрел на меня.
– Я знаю.
– Я знаю, что ты знаешь. Ты никогда ничего не говоришь, но всегда всё знаешь наперед. Как нильские крокодилы.
– Я всегда на несколько шагов впереди, как в шахматах. Итак, она слепая.
Хайсам улыбнулся. Я подумал, что мой уважаемый египтянин действительно раздулся до невероятных размеров и постепенно превращается в какого-то мифологического персонажа.
– Никто не должен этого узнать, иначе полный провал. Так что, понимаешь, безопасность на дорогах сегодня днем представляет, так сказать, большую опасность.
Хайсам передвинул фигуру на шахматной доске и положил короля противника. Он вздохнул и взял кусочек лукума.
– Однако сегодня утром я заметил, что ты начинаешь постигать основные принципы защиты Нимцовича… Но теперь ты снова в тупике. Смотри…
Он показал на шахматную доску, как будто в ней заключалось готовое решение.
– И что?
Я начал паниковать.
– И то, что Нимцович не просто защищался. Он всегда контролировал центр на расстоянии и навязывал противнику тупиковую ситуацию. Вот и всё. По-моему, очень ясно.
В этот момент появился отец Хайсама и включил радио. Новости были не очень хорошие: что-то о бомбах в кафе и кинотеатрах. И в школах. Все требовали мести, даже те, кто подложил бомбы, так что суматоха поднялась страшная. Я показался самому себе смешным со своими проблемами. «Контролировал центр на расстоянии…» «Тупик…» Я встал.
– Уже уходишь? – спросил благородный и уважаемый египтянин. – Появилась идея?
– Думаю, да.
Он поднял огромную лапу в знак прощания и очень серьезно сказал:
– Ты принц, старик.
Аж слезы на глаза навернулись! Надо сказать, что с некоторых пор у меня чувствительность стала как у цветка. Я весь превратился в губку: достаточно легонько надавить, и польются слезы.
У меня оставалось мало времени. Необходимо найти Марселя. Только он мог сказать мне, как связать- ся с Этьеном, которого опять исключили. Мне жизненно необходимо было его увидеть. Я зигзагами бегал по школе, пока не наткнулся на Марселя – он стоял на футбольных воротах.
– Мне надо поговорить с Этьеном.
По моему виду можно было подумать, что я спятил.
– Ты странный. С ума, что ли, сходишь? Или это из-за циркового номера сегодня утром?
– Как найти Этьена?
– Да очень просто. Ему так скучно дома, что он каждый день околачивается у ворот школы. Он вообще какой-то странный в последнее время; кажется, он заболел. Пойди поищи его. Я должен вернуться, потому что не хочу пропустить из-за тебя гол.
В этот момент я заметил Ван Гога: удерживая мяч, он стремительно приближался к воротам. Я отошел вправо, и правильно сделал, потому что этот придурок специально промазал по воротам, чтобы попасть в меня. Мяч улетел на крышу, пришлось остановить игру, и все злились на Ван Гога. Я тайком показал ему средний палец, так, чтобы увидел только он и это осталось между нами.
Наблюдая за воротами школы, как обезьянка, ждущая орешков, я пропустил обед. Мне очень хотелось есть, но пришлось пойти на жертвы – это выражение я услышал в кабинете директрисы и тут же запомнил, потому что оно отлично соответствовало моей ситуации. Приятно обогащать словарный запас, даже понемногу, – это как глоток свежего воздуха. Я ждал, наблюдая одним глазом за часами, а другим – за доро́гой, на которой должен был появиться Этьен.
Я уже почти потерял надежду, когда увидел издалека его силуэт. Я замахал ему руками, как потерпевший кораблекрушение, и буквально набросился на своего спасителя:
– Этьен! Этьен! Ты мне нужен!
– Виктор?
У него действительно был странный и измученный вид.
– Да-да. Слушай, у нас мало времени. Я тебе отплачу чем угодно когда угодно. Короче, через пятнадцать минут начинается тренировка ПДД, нас всех посадят на велосипеды и машинки. Мне очень надо, чтобы этого не случилось.
– А я тут при чём?
Он хмыкнул, и я почувствовал, как кровь ударяет мне в голову.
– Беги к ближайшей телефонной будке. Набери коллеж и чужим голосом скажи, что внутри бомба. Сегодня бомбы повсюду, это что-то вроде соревнования. Почему бы не сунуть одну нам в коллеж? Из-за этого даже самолеты отменяют. По идее, нас всех должны эвакуировать. В шахматах это называется «контроль на расстоянии» и «тупиковая ситуация». Потом тебе надо быстро вернуться домой или пойти куда-нибудь, где тебя заметят.
Этьен слушал и хмурился. Было ясно, что он заинтересован.
– А я могу остаться и заснять всё на камеру?
– Нет, конечно, совсем спятил?.. Вот плохой из тебя получится проктолог, если ты о последствиях не думаешь.
– Хорошо, я окажу тебе услугу. Мне даже нравится. Но с одним условием…
– Каким? – спросил я, глядя на полицейских у лабиринта. – Быстрее, у нас мало времени.
– Короче, видишь вон там девчонку с розовым бантом в волосах?
Я засомневался, но всё-таки спросил:
– Ты про Лягушку?
– Да. Но не называй ее так, мне обидно. Короче, хочу, чтобы ты написал для нее лирическую песню. Что-то, что затронет все ее качества. И ум, и внешность, пожалуйста. Что-то очень крутое.
Я чуть не рассмеялся, но сдержался, потому что выглядел Этьен серьезно и мне не хотелось сорвать всё дело.
– Хорошо. Будет сделано послезавтра.
– А не завтра?
– Нет, послезавтра, потому что ко мне поэтическое наитие по заказу не приходит.
Затем он удрал в сторону телефонной будки.