— Я не хочу встречаться, — честно призналась Ольга. — А я хочу, — недружелюбно огрызнулся бывший. — Зачем? — устало уточнила девушка. Ведь знала, что не стоит разблокировать! — Затем. Мы не закончили разговор. — По мне, как раз закончили. Оля специально ничего не говорила про Сашу. Ни слова. В груди росло недоумение. Неужели Виталя ничего не спросит? Не поинтересуется, как дочь? Как она сама? — Слышал я, ты с еб*рем вчера укатила, — растягивая слова с проступающей в интонации угрозой, продолжил Виталик. Оля громко вздохнула, сложив губы дудочкой. Расставаться всегда тяжело. Редко кому удается разойтись, сохранив приятельские отношения. — Не ругайся, Виталь. Ты же знаешь, мне неприятно. — Мне насрать, что тебе приятно, а что нет! Ты, сука, что думала?.. Что я позволю наставить себе рога! Да я тебя… Оля убрала телефон от уха. Пусть проорется. Слушать его оскорбления она не собиралась. Матюги — тем более. Значит, он у них белый и пушистый, а она пошла по рукам? Какая интересная мужская логика. Но его слова что-то задели в груди… Оля и сама думала, что сильно сглупила, когда пришла «благодарить» Петра. И он ведь изначально её не тронул! Готов был отпустить! Он прекрасно понял, что её толкнуло в его комнату. Она сама потянулась к нему… — Ты меня слушаешь?! — Нет. Потому что ты орешь. И несешь оскорбления. Мне это не надо. Я вешаю трубку и снова заношу тебя в черный список. — Стой-стой! — затараторил Виталик. — Оль… Я готов закрыть глаза на то, что ты трахнулась с чужим мужиком. Хрен с ним. Измена за измену, баш на баш. Ладно… Сглону я это. Я тебе сейчас задам вопрос, а ты хорошо подумай. Ты вернешься ко мне? Прямо сегодня. Обязательно сегодня, потому что… — Нет, Виталь, — оборвала его Оля, отметив, как горечь заполнила рот. — Я к тебе не вернусь ни сегодня, ни завтра. — Так, значит, да… Ок. Я тебя услышал. Ты меня не вырубай, дорогая. Я тебе сейчас там кое-что скину по ватсапу. Изучи, ладненько? Давай, любииимая, целуя я тебя. Последние слова мужчины были пропитаны ядом. Оля поморщилась, поджав недовольно губы. Она вроде бы и понимала, почему Виталик ведет себя отвратительно. Во время ссор он тоже часто не выбирал выражения и говорил гадости, на которые Оля сильно обижалась. Потом обида сглаживалась, но осадок оставался. Телефон пропиликал, оповещая, что Виталик всё-таки что-то скинул. Оле стало даже любопытно. Что он может такого интересного прислать? Девушка бедром подтолкнула коляску, чтобы та неспешно продолжила двигаться, и открыла мессенджер. Сначала она не поняла. Сильно нахмурившись, Оля всматривалась в то, что видит. Потом её брови медленно поползли кверху, и в следующую секунду молодая женщина зажала рот ладонью. * * * Сегодня удалось вырваться пораньше, и уже в девять часов Петр въехал в имение. Завтра у него был законный выходной, и хрен кто его вытащит в штаб. Отключит телефон, будет вне зоны действия сети и перед домом противотанковые ежи растянет, пусть только кто попробует его побеспокоить. Петр отпустил Сергея и вошел в дом. Давненько в имении не было женщины… Петр предвкушающе оскалился. То, что его ждет бурный вечер, плавно переходящий в ночь, он даже не сомневался. Не успел разуться и повесить пальто, как в коридоре появилась Валентина Игнатьевна. Женщина, хмурясь, поспешила к нему. — Петр Михайлович, вечер добрый. — Привет. Домработница была взволнована. — Что случилось? — сразу перешел он к делу, разуваясь. — Я не знаю. Петр Михайлович, я понимаю, не моё дело. И ты сейчас можешь меня поставить на место, сказав, что я сую нос туда, куда меня не просят. Но Оля… Она, как пришла после обеда с прогулки, сама не своя. Постоянно плачет. Пытается от меня скрыть слезы, но я-то вижу. И косметику смыла, хотя с утра и подкрашивалась. Петр выпрямился. Информация, полученная от Валентины Игнатьевны, ему не понравилась. — Я поэтому снова и осталась у вас ночевать. Не возражаете? — Нет, конечно. Где Оля? — Была у себя. Мы искупали Сашеньку, она её укладывать начала, я спустилась вниз. — Значит, плакала… На улице к ней никто не подходил? — Понятия не имею. Да и кто у нас может её обидеть? Район тихий. Сам знаешь. И если бы кто обидел, она бы сказала. Не думаю, что промолчала бы. А это вернулась сама не своя. Видно, что места себе не находит. — Я тебя услышал, Валентина Игнатьевна. Он прошел в ванную, что находилась на первом этаже, и быстро сполоснул руки и лицо. Не переодеваясь, направился в гостевую спальню. Петр решил снова обойтись без стука. Всегда можно сказать, что опасался разбудить Сашу. На самом деле ему хотелось застать Олю врасплох. Увидеть её такой, какая она есть в быту. Чтобы при виде Петра не вставала в стойку, не закрывалась. Последнее начинало подбешивать Громова. Хотя почему начинало? Всегда бесило. Считай, как только Петр усадил Олю в гелик в ту злополучную ночь и она начала от него шарахаться, отказываясь принимать помощь и выходить из машины, его так и подмывало вскрыть эту женщину. Добиться. Мягкость её улыбки, изгибы форм. Всё привлекало в Ольге. Манило. Он думал про неё и сегодня. Пожалуй, даже больше, чем положено. В спальне Ольги не было. В детской кроватке сладко посапывала Сашенька. Петр подошел к девочке и поймал себя на том, что губы сами растягиваются в улыбке. Рядом на столике стояла электронная няня. Он распорядился, чтобы сегодня гаджет доставили в дом. Удостоверившись, что ребенок спит, Петр, не переодеваясь в гражданку, спустился вниз. И снова, как и утром, обнаружил Олю на кухне. Та стояла у окна, ведущего в сад, обхватив плечо рукой. На девушке было простое домашнее светло-голубое платье свободного кроя, идеально подчеркивающее тонкость талии и округлость бедер. Услышав его шаги, Оля обернулась. Валентина Игнатьевна не преувеличивала: девушка плакала и выглядела глубоко несчастной. При виде Петра, она постаралась придать лицу беспечность. Вышло откровенно плохо. Громов остановился неподалеку от неё. — Рассказывай. Оля натянуто улыбнулась и покачала головой. Волосы она убрала в «хвост», открыв тем самым изящную шею. Красиво получилось… Даже интересно становилось, почему в этой женщине Петр видит только достоинства? И его постоянно ведет, провоцирует на эмоции. — Оль, хорош, — немного грубовато бросил он, видя, что она намеревается закрыться. — Мы можем потратить десять, двадцать минут, а то и час, разводя хороводы вокруг да около. А можем спокойно сесть и поговорить. Почему он не сомневался, что эта засранка задерет подбородок повыше, гневно сверкнет глазами и ни черта не отреагирует так, как он того хочет? — Петр, я уже говорила ранее, что благодарна за все, что ты делаешь для нас и… — Когда это ты говорила? — заводясь с пол-оборота, прервал её Громов, не дав договорить. На мгновение она растерялась. Даже заморгала, пытаясь сообразить, как правильно реагировать на его слова. А потом, в полной мере осознав двойственность его вопроса, покраснела. Видеть её с румянцем было намного приятнее, чем бледную и потерянную. — Ты… специально меня провоцируешь? Зачем? — Затем, что нечего от меня закрываться! — недобро заметил он, направляясь к ней. У Ольги в глазах промелькнуло нечто, отдаленно напоминающее панику. Она собралась было метнуться в сторону, убежать от него, но потеряла драгоценное время.